Голова этого доисторического демона и была той ценой,
которую я должен был заплатить за Тарамис.
С первым лучом нарождающегося рассвета я простился с
деревней и тронулся в путь, а юноши выдували из камышовых флейт
печальные трели погребальных песен. Но я, Бракан-кельт, не
собирался умирать, я уже побывал во многих жарких схватках и
теперь весело смеялся, когда ворота поселения захлопнулись за
моей спиной.
Всю свою жизнь я пользовался одним и тем же оружием --
мечом, который люди прозвали Крушителем черепов. О, я мог бы
спеть целую сагу об этом сверкающем клинке! Он блистает сквозь
толщу истории звездой ратной брани и кровавой сечи. Не было на
свете мечей, равных ему, нет и никогда не будет. То был меч
Голиафа, -- и именно им Давид снес с плеч его гигантскую голову
на залитом кровью поле. То был обоюдоострый меч ислама,
играющий с солнечными лучами в руках пророка Мухаммеда.
Странными путями он опередил мусульман в Европе. С этим клинком
в руках погиб Роланд в Ущелье Ронсеваль. Ричард Львиное Сердце
обладал им, даже не подозревая, что владеет тем самым
знаменитым мечом Дюрандаль, о котором слагал песни Блондин.
Акбар прорубил себе с его помощью путь к имперскому трону. Это
был меч Аттилы, и ныне он украшает стену дворца одного
афганского принца, дожидаясь того дня, когда Судьба позволит
ему снова выскользнуть из ножен и всласть напиться хмельного
вина человеческой крови.
я сам лично выковал его, я, Бракан-кельт, соединив бронзу
с кровью людей и тигров, и, пройдя многие стадии превращений,
которые невозможно ни описать, ни повторить, бронза обрела
твердость и прочность дамасской стали, став клинком меча,
несокрушимого и вечного, как само Время. В ладонь шириной у
гарды, клинок сужался к острию, лезвие его было волнистым, а
навершием рукояти служил тяжелый бронзовый шар... Словом,
Крушитель Черепов был мечом из мечей и мне так же не хватает
слов, чтобы рассказать о его красоте и изысканности,
безукоризненном балансе и потрясающей скорости, как и для
описания другой моей любви, Тарамис.
Я добрался до холмов и начал подъем, Крушитель Черепов
висел на ремне за плечом. Через лабиринт откосов и оврагов
пролег мой путь и наконец я достиг крутого утеса и высоко
вверху увидел зев пещеры. Снизу по скале к пещере вели ступени,
вырубленные в камне, вероятно, кремневым топором, зажатым в
волосатой лапе чудовища.
(Я, Джеймс Эллисон, не устаю поражаться непоколебимому
спокойствию Бракана, необычному даже для кельта.) Вверх, вверх
по головокружительной лестнице, по кровавой цепочке следов
твари-убийцы... Я не знал, что ждет меня впереди, спит чудовище
или бодрствует!
На цыпочках прокрался я в пещеру, поигрывая в руке
Крушителем Черепов, и увидел чудовище, до ужаса напоминающего
человека и в то же время до отвращения на него непохожего.
Существо спало на громадной каменной плите, подложив руку под
голову. Одно мгновение я стоял, застыв от потрясения и
разглядывая его. На первый взгляд Косматый выглядел большущей
уродливой обезьяной, и все же он был обезьяной не больше, чем я
или вы. Он был значительно выше меня, -- уверен, подымись он на
своих кривых выгнутых ногах, то возвышался бы на семь футов с
лишком. Голову его покрывали невероятно густые черные с
проседью волосы. Странного, гротескного вида, она все же не
была головой обезьяны. Лоб очень низкий и покатый, крепкий и
хорошо развитый подбородок, плоский нос с вывернутыми ноздрями,
широкий рот с толстыми обвислыми губами. Тесно прижатые к
черепу уши подергивались во сне.
И вдруг он начал просыпаться... Но прежде, чем Косматый
сумел подняться, я размахнулся и срубил своим мечом кошмарную
голову с гигантских покатых плеч. Голова скатилась на каменный
пол пещеры, а обезглавленное тело поднялось вертикально -- из
перерубленной шеи толчками хлестала кровь. Но вот тело
зашаталось и через несколько томительных секунд опрокинулось
навзничь с жутким грохотом, гулким эхом отразившимся от стен.
Я не стал задерживаться в пещере, этом логове мерзости и
страха. Мертвый Косматый был еще более ужасен, чем живой. И
часть этого ужаса я вынужден был унести с собой. Я взял
отсеченную голову и бросил в припасенную для этой цели кожаную
торбу, после чего направился обратно, в Амелию. Я пришел в
деревню и потребовал в награду Тарамис, принадлежащую мне по
праву. И был великий свадебный пир, устроенный королем
Джогахом...
Роберт ГОВАРД
ЛЮДИ ЧЕРНОГО КРУГА
Отклонив предложение Аршака, преемника Кобад Шаха, вернуться на
службу в Иранистан и защищать это королевство от вторжений Ездигерда,
короля Турана, Конан отправляется на восток - к подножиям Гор Химелиан на
северо-западной границе Вендии. Там он становится военным вождем дикого
племени афгули. Конану немногим больше тридцати лет (точнее, тридцать
три), он в расцвете физических сил. Слава о нем разошлась по всему
цивилизованному и варварскому миру, от Пиктских земель до Кхитая.
1. СМЕРТЬ КОРОЛЯ
Король Вендии умирал. В горячей душной ночи рокочущим звоном
раздавались звуки храмовых гонгов и натужно ревели раковины. Только слабый
отзвук доносился в комнату с золотым сводом, где среди бархатных подушек
разметался на ложе Бунда Чанд. Капли пота выступили на смуглой коже
короля, пальцы впились в златотканое покрывало ложа. Он был молод, король
Вендии, но не копье поразило его, не яд, всыпанный в вино. А виски его уже
вздулись синими узлами вен, глаза потускнели в предчувствии неминуемой
близкой смерти.
У ложа на коленях стояли трепещущие наложницы, но ближе всех к
изголовью была сестра короля Дэви, Дэви Жасмина. С глубокой печалью
смотрела она на брата, а рядом тревожно замер вазам, достигший при дворе
наивысших почестей, доживший здесь до почтенной старости.
Когда гул барабанов снова достиг ее ушей, Жасмина гневно вскинула
голову.
- Проклятые жрецы со всей своей мышиной возней! - воскликнула она с
ненавистью и отчаянием. - Они так же беспомощны, как и все остальные!
Король умирает, и никто во всем городе не знает, отчего. Он умирает, а я
стою здесь, совершенно беспомощная, я, готовая сжечь весь город и отдать
тысячу жизней за то, чтобы спасти его!
- Нет в Айодхье человека, который бы не отдал жизнь свою за короля,
если бы смог, о Дэви, - медленно проговорил вазам. - Но этот яд...
- Говорю тебе, это не яд! - крикнула Жасмина. - Я кое-что понимаю в
ядах; это - не яд! С младенчества Чанда охраняли так, что самые ловкие
отравители Востока не могли до него добраться. О тех, кто пробовал это
сделать, красноречивей всего говорят пять черепов, белеющих под солнцем и
ветром на башне Бумажных Змеев! Десять мужчин и десять женщин живут во
дворце лишь для того, чтобы пробовать каждый кусок пищи, каждый глоток
вина перед тем, как предложить его королю. Пятьдесят стражей днем и ночью
охраняют его покои, и ты сам все это прекрасно знаешь. Нет, вазам, это не
яд. Ужасное колдовство, зловещее проклятие...
Дэви не договорила. Король шевельнулся. И затем раздался голос.
Посиневшие губы Бунды Чанда даже не дрогнули, в остекленевших глазах не
появилось даже проблеска сознания, но голос его звучал, тихий и страшный,
словно взывающий из бездонной пропасти, где гуляют бешеные вихри, словно
невнятный крик, долетевший из неслыханных далей.
- Жасмина! Жасмина! Где ты, сестра? Я не могу найти тебя! Всюду лишь
тьма и воющий ветер!
- Брат! - крикнула Жасмина, сжимая его бессильную руку. - Я здесь, я
рядом с тобой! Ты не узнаешь меня? Ты меня не видишь?
Но увидев мертвенную бледность, разлившуюся по лицу короля, его
безразличные глаза, почувствовав неподвижность его тела, она замерла. И
только невнятный, глухой стон слетел с губ Бунды Чанда в ответ.
Наложницы у ног короля завыли от горя и ужаса. Дэви Жасмина с яростью
рванула на себе платье.
А в другом конце города какой-то человек смотрел сквозь ажурную
решетку балкона на улицу. Огонь коптящих факелов тускло освещал темные
лица, обращенные к небу, отражался в сверкающих глазах. Тысячи людей
причитали, молились и плакали в отчаянии.
Человек пожал плечами и возвратился в комнату с расписными стенами.
Он был высок, строен и хорошо одет.
- Король еще жив, но, кажется, его уже решили отпевать, - иронично
сказал он второму человеку, что, скрестив ноги, сидел на циновке в углу
комнаты. Его собеседник был одет в простую хламиду из коричневой
верблюжьей шерсти, на ногах его были запыленные сандалии, на голове -
зеленый тюрбан. Но на говорящего он поглядел с видимым равнодушием.
- Они прекрасно понимают, что Чанд не доживет до рассвета, - ответил
он.
Первый человек посмотрел на него изучающе.
- Не пойму, - сказал он. - Не могу понять. Почему мне пришлось так
долго ждать, пока твои хозяева возьмутся за дело? Если сегодня им хватило
всего лишь одной ночи - почему же они не расправились с королем уже
несколько месяцев тому назад?
- Законы природы управляют всем происходящим, даже тем, что тебе
кажется магией, - ответил человек в зеленом тюрбане. - От звезд зависят и
такие дела, как это, и все прочее на земле. Даже мои хозяева не в силах
поторопить небо. Пока звезды не расположились на небе так, как сейчас,
черные чары не подействовали бы.
Длинным грязным ногтем он начертал на пыльных мраморных плитах
расположение планет и созвездий.
- Луна сулит беду владыке этой страны. Среди звезд смятение, Змея в
доме Слона. Теперь невидимые стражи не могут охранить душу Бунды Чанда,
они покидают его. Открылся путь к незримым королевствам, и как только нам
удалось найти точку соприкосновения, оттуда были призваны могущественные
силы.
- Точка соприкосновения? - переспросил второй. - Ты имеешь в виду
прядь волос Бунды Чанда?
- Да. Все части тела пребывают между собой в нерасторжимой связи.
Жрецы Асуры давно это подозревали, поэтому предусмотрительно сжигали
отрезанные ногти, волосы и даже кал короля, а пепел старательно прятали.
Но в ответ на просьбу принцессы Косала, безнадежно влюбленной в Бунду
Чанда, он подарил ей на память прядь своих длинных черных волос. Когда мои
хозяева решили судьбу короля, эту прядь похитили из золотого, украшенного
драгоценностями ларца, который княжна хранила у себя под подушкой, а
взамен подложили другую, очень похожую прядь. Принцесса так и не заметила
подмены. Потом настоящая прядь долго путешествовала с верблюжьим караваном
до Пешкаури и далее через перевал Забар, пока не попала в руки к тем, к
кому должна была попасть.
- Обычная прядь волос, - задумчиво произнес аристократ.
- Благодаря которой многое можно извлечь из тела и увлечь в
безграничные бездны мрака, - произнес человек, сидящий на циновке.
Аристократ с любопытством приглядывался к нему.
- Не знаю, Хемса, человек ты или демон, - сказал он наконец, - мало
кто из нас и впрямь является тем, за кого себя выдает. Меня кшатрии знают
как Керим Шаха, принца из Иранистана, но я всего лишь подставное лицо, как
и прочие. Так или иначе - здесь все предатели, а половина из них даже не
знает, на кого работает. Я, по крайней мере, избавлен от таких сомнений,
потому что служу королю Турана Ездигерду.
- А я - Черным Прорицателям Йимши, - сказал Хемса, - и мои господа
более могущественны, чем твой король; своим искусством они добились того,
чего он не смог бы добиться со всей своей многотысячной армией.
