карабкался вверх, не думая об угрожающей его жизни опасности,
собираясь помочь царю и защитить девушку, которую любил.
Он потерял из виду свою возлюбленную, но все его мысли
были только о ней. Их встреча вышла несколько необычной:
ухватившись за край уступа и пытаясь выбраться на площадку, он
вдруг услыхал ее крик и увидел серебристый блеск стального
клинка в руке своей возлюбленной. Резко пригнув голову, он
подставил шлем. Кинжал с треском сломался и в следующий миг
обессилевшая Налисса упала ему на руки.
Кулл обернулся на ее крик, вскинув топор, остановился,
узнав фарсунца, и довольно усмехнулся. Теперь царю стало ясно,
почему молодые люди оказались здесь.
Верулианцы приостановились, заметив появившегося на
площадке нового человека, потом снова стали прыгать вверх по
ступеням, с мечами наголо. Жажда убийства сверкала в их глазах.
Кулл встретил первого противника прямым рубящим ударом и рассек
его череп вместе со шлемом. Тут же плечом к плечу с ним встал
Далгар. Меч его метнулся вперед и пронзил горло врага. Так
началась Битва На Лестнице, позднее увековеченная певцами и
поэтами.
Кулл уже приготовился к смерти и собирался до ее прихода
уничтожить как можно больше врагов. Теперь у него появился шанс
уцелеть и победить.
Его оружие описывало смертоносные круги. Каждый удар
крушил сталь, кости и плоть. Кровь била фонтанами. Вся лестница
оказалась завалена телами, но солдаты продолжали наступать,
карабкаясь по скорбным останкам своих товарищей. У Далгара было
немного возможностей колоть и резать рядом с таким прирожденным
бойцом-убийцей, как Кулл, он понял: лучшее, что он может делать
-- это прикрывать царя, который, не защищенный доспехами, в
любой момент мог пасть от руки врага.
И Далгар сплел вокруг Кулла паутину стали, используя все
свое мастерство в обращении с мечом. Снова и снова его
сверкающий клинок отбивал удары, нацеленные Куллу в сердце,
снова и снова доспехи юноши вставали на пути смертоносных
взмахов, дважды он подставлял свой шлем под удары,
предназначающиеся незащищенной голове царя.
Непросто одновременно защищать и себя и другого. Кулл был
залит кровью, сочащейся из царапин на лице и груди, пореза над
виском, укола в бедро и глубокой раны на левом плече. Удар пики
пробил кольчугу Далгара и ранил его в бок, -- юноша
почувствовал, что сила его убывает. Еще один безумный натиск
врагов, и фарсунец был опрокинут. Он упал у ног царя и дюжина
копий грозила вот-вот оборвать его жизнь. Со львиным рыком Кулл
расчистил лестницу одним могучим взмахом залитого красным
топор, встав над поверженным юношей. Кольцо врагов стало
смыкаться...
Внизу загрохотали копыта и Проклятые Сады наводнили
всадники-дикари, воющие как волки в лунную ночь. Лавина стрел
со свистом обрушилась на лестницу, неся смерть нападающим. Те
немногие, кого пощадили топор Кулла и поющие стрелы, бросились
вниз по ступеням, где их встретили изогнутые клинки пиктов
Брула. Там они все и полегли, сражаясь до последнего, отчаянные
воины-верулианцы, отправленные на опасное и подлое дело,
покинутые своими вождями, обреченные на бесславие в веках.
Лишь один предатель избежал смерти у подножия лестницы.
Человек-в-Маске бежал, едва заслышав звон подков. Теперь он
скакал через Сады на роскошном жеребце. Он почти достиг
остатков внешней стены, когда Брул Копьебой догнал его. Стоя на
каменном выступе, опустив окровавленный топор, смотрел Кулл на
их поединок.
Человек-в-Маске пренебрег испытанной тактикой защиты и
бросился на пикта с безрассудной храбростью человека, которому
нечего терять. Они сшиблись: конь с конем, человек с человеком,
клинок с клинком. Оба были великолепными наездниками, их кони,
послушные натяжению поводьев, сжатию коленей, поворачивались,
кружились, вставали на дыбы. Но, несмотря на все маневры, воины
не могли пробить защиту друг друга. В отличие от своих
соплеменников, Брул пользовался таким же прямым тонким
валузийским мечом, как у таинственного незнакомца. По силе,
ловкости и быстроте противники не уступали друг другу, и не раз
Кулл стискивал кулаки и прикусывал губу, когда казалось, Брул
вот-вот падет. Видно было, сошлись два прирожденных воина, они
кололи, рубили, парировали удары. Но вот меч Брула рассек
воздух, он раскрылся и тут же Человек-в-Маске, вонзив шпоры в
бока лошади, метнулся к нему. Клинок чиркнул по кирасе пикта,
Брул отклонился в сторону. Лошади столкнулись и рухнули в
траву, увлекая за собой не прекращающих боя седоков. И из этой
ворочающейся кучи спутанных тел невредимый поднялся лишь Брул,
а Человек-в-Маске остался лежать на земле, пригвожденный мечом
пикта.
Кулл словно пробудился от глубокого сна. Пикты вокруг
завывали по-волчьи, но царь поднял руку, призывая к тишине:
-- Довольно! Вы герои! Но нужно, чтоб кто-нибудь занялся
Далгаром, он серьезно ранен. А когда закончите с ним,
посмотрите заодно и мои царапины. Брул, как ты нашел меня?
Брул жестом позвал Кулла к тому месту, где остался лежать
мертвец в маске.
-- Старуха-нищенка видела, как ты карабкался по дворцовой
стене и из чистого любопытства решила посмотреть, куда ты
направляешься. Она кралась за вами следом и видела как вы
прошли через забытые древние ворота. Мне оставалось только
проехать от ворот до этих Садов...
-- Сними маску, -- велел Кулл. -- Кто бы это ни был,
именно он подделал почерк Ту, он отобрал у канцлера перстень с
печатью и...
Брул сдернул маску.
-- ...Дондал! -- воскликнул пораженный Кулл. -- Племянник
Ту! Брул, Ту никогда не должен узнать об этом. Пусть думает,
что Дондал выехал с тобой и погиб, сражаясь за царя.
Брул выглядел ошеломленным:
-- Дондал! Предатель! Почему, во имя Валки? Сколько раз мы
вместе напивались допьяна и отлеживались рядом, спина к спине!
Кулл кивнул.
-- Мне тоже нравился Дондал.
Брул обтер свой меч и в сердцах вогнал его в ножны с
громким клацаньем.
-- Нужда может толкнуть человека на путь предательства, --
сказал он уныло. -- Дондал был по уши в долгах, а Ту отличался
скупостью. Он Дондалу говорил, что деньги портят молодых людей.
Постепенно Дондал, чтобы продолжать вести светскую жизнь, стал
занимать деньги у ростовщиков, пока не угодил им в лапы. Так
что Ту и есть главный изменник, именно он толкнул мальчишку на
путь предательства. Хотел бы я, чтобы мой клинок проткнул его
сердце вместо этого.
Сказав так, пикт отвернулся и с мрачным видом зашагал
прочь.
Кулл вернулся к Далгару. Юноша был без сознания, а умелые
пальцы пиктов бинтовали его раны. Потом пришел черед царя и,
пока ему промывали и перевязывали раны, к нему приблизилась
Налисса.
-- Государь, -- она прятала свои изящные маленькие руки,
покрытые ссадинами и запекшейся кровью. -- Быть может, вы все
же смилостивитесь и снизойдете к моим мольбам, если... -- ее
голос дрогнул -- ...если Далгар выживет?
Кулл обхватил худенькие плечи и с болью в голосе отвечал:
-- Милая, милая девочка! Проси у меня чего хочешь, кроме
того, чего я не могу сделать. Проси половину царства или мою
правую руку, -- и ты их получишь. Я попрошу Мурома позволить
тебе выйти замуж за Далгара... Я стану умолять его, но не могу
его заставить.
Рослые всадники ехали к ним через Сады, сверкающие доспехи
сразу выделяли их среди скопища полуголых звероватых пиктов.
Высокий человек во главе кавалькады поспешил вперед, подняв
забрало шлема.
-- Отец!
Муром бора-Баллин прижал дочь к груди, бормоча
благодарности богам, и тут же повернулся к царю:
-- Государь! Вы серьезно ранены!
Кулл покачал головой:
-- Ничего серьезного. Но вон там лежит тот, кто принял на
себя смертельные удары, предназначавшиеся мне, тот, кто стал
моим щитом и моим шлемом. Не будь его -- Валузии нужно было бы
подыскивать нового царя.
Муром повернулся к распростертому на траве юноше:
-- Далгар! Он мертв?
-- Скажем, он недалек от этого, -- буркнул смуглокожий
жилистый пикт, все еще трудящийся над юношей. -- Но этот парень
сделан из стали и при известном уходе выживет.
-- Он явился сюда, чтобы встретиться с твоей дочерью и
бежать вместе с ней, -- продолжал Кулл, и Налисса виновато
опустила голову, -- и увидел, как я сражаюсь за свою и жизнь
его возлюбленной на верхней площадке этой лестницы. Никто не
принуждал его, но он вскарабкался по стене, насмехаясь над
смертью и бросился в битву, встав плечом к плечу со мной --
весело, словно прибыл на праздник... А ведь он даже не мой
подданный.
Муром непроизвольно сжимал и разжимал кулаки. И в глазах
его были доброта и тепло, когда он обратился к дочери:
-- Налисса, -- мягко сказал он, прижимая к себе девушку
одетой в сталь рукой, -- ты все еще хочешь замуж за этого
безрассудного юнца?
Взгляд девушки был достаточно красноречивым ответом.
-- Осторожно подымите его, -- проговорил Кулл, -- и
доставьте во дворец. Там он получит наилучший...
-- Государь, -- перебил его Муром, -- если позволите, я бы
хотел отвезти юношу в свой замок. Лучшие врачи будут ухаживать
за ним, а когда он полностью оправится, -- конечно, если будет
на то ваше царское соизволение -- мы могли бы отметить это
событие свадьбой.
Налисса вскрикнула от радости, захлопала в ладоши и,
расцеловав отца и Кулла, опрометью бросилась к Далгару.
Муром ласково улыбнулся:
-- Ночь крови и ужаса породила радость и счастье.
Варвар, ставший царем, хмыкнул и вскинул на плечо свой
иззубренный и испятнанный кровью топор:
-- Такова жизнь, граф. Несчастье одного человека для
другого оборачивается блаженством...
Оскорбление
(Неоконченное)
-- Вот так, -- заключил Ту, верховный канцлер. -- Лала-ах,
графиня Фанары, сбежала со своим любовником Фенаром,
фарсунианским авантюристом, покрыв позором своего обманутого
супруга и народ Валузии...
Кулл, слушавший Ту, оперев подбородок на сжатые кулаки,
кивнул. Ему явно наскучила история о том, как юная фанарская
графиня наставила рога валузийскому дворянину.
-- Ладно, -- нетерпеливо перебил канцлера Кулл. -- Я все
понял. Но мне-то что за дело до амурных похождений
легкомысленной девицы? Трудно винить ее за измену Ка-янну, --
Валка свидетель, он уродлив как носорог и с еще более
отвратительным характером. Зачем ты мне все это рассказываешь?
-- Ну как ты не понимаешь, -- стал терпеливо объяснять
канцлер, что ему нередко приходилось делать, служа варвару,
ставшему королем: -- обычаи народа и твои собственные привычки
совсем не одно и то же. Лала-ах, бросившая супруга, не успев
отойти от алтаря, нанесла жестокое оскорбление традициям
страны, нашему народу и, следовательно, нашему царю Куллу.
Потому ее необходимо вернуть и покарать. Далее: она графиня, а
по обычаям Валузии знатные дамы выходят замуж за чужеземцев
только с разрешения государя. Тут же никакого разрешения не
давалось, поскольку его никто не просил. Валузия станет
посмешищем для всех стран и народов, если мы будем позволять
чужестранцам безнаказанно умыкать наших женщин.
-- Во имя Валки! -- воскликнул Кулл, -- Вы все помешались
на обычаях и традициях. Я только об этом и слышу с тех самых
пор, как воссел на трон Валузии. В моей стране женщины сходятся
с теми, кто им нравится и кого они сами выбирают.
-- Может и так, Кулл, -- без обиняков ответил Ту. -- Но
это -- Валузия, а не Атлантида. Все женщины и мужчины у нас
свободны и мы стараемся не вмешиваться в личные дела друг
