бездельники из обыкновенной публики не могли сойти на этой остановке.
Я нажал кнопку.
Через несколько секунд появился вагончик с единственным пассажиром,
сидящим ко мне лицом. Чем-то он мне показался знакомым, но я зашел в
вагончик.
Седой мужчина неопределенного "среднего возраста". С последней нашей
встречи он отпустил густые бакенбарды, по широкому носу расползлась сеть
прожилок; тело раздалось, обрюзгло, ярче обозначились мешки под
светло-голубыми глазами.
- Малыш Уилли... - произнес я.
Нет, на плавучем доме там, во Флориде, я видел не его. Но словно бы
еще тогда память и воображение слились воедино, чтобы предупредить меня о
чем-то.
- Спаси и помилуй, никак мистер Белпатри! - воскликнул он звонко и
почти музыкально.
Когда-то этот волшебный голос был известен всей стране. Малыш Уилли
драл глотку, проповедуя слово Божье, сперва на улицах, потом в залах и
наконец перед миллионами по телевидению. Были исцеления и восславления, а
затем была история с девочкой в Миссисипи - аборт, попытка самоубийства...
Фирма Малыша Уилли лопнула. Уголовного наказания не последовало, но
верующие лишились возможности знакомиться с его толкованиями деяний
Господа.
- Мэтьюс, - сказал я и, зачарованный его присутствием, сел рядом,
вспоминая с каждой секундой все больше и больше.
Но я отметил и явную перемену в нем - перемену к худшему. Вместе со
слабым запахом спиртного от него, казалось, исходило само зло. И, как ни
странно, я был рад, потому что это означало, что я не ошибался и не сошел
с ума.
Вагончик не двигался, стоял с открытыми дверями, но тогда я не придал
этому значения.
- Как дела на рынке энергии? - спросил я, потому что он был членом
нашей группы - это я знал точно, хотя роль группы до сих пор представлял
весьма туманно. Интересно, чем именно занимался Мэтьюс?..
И вдруг вспомнил, вернее, почувствовал на себе. У меня внезапно
перехватило дыхание, в груди разлилась боль, отдающая в левую руку.
...Однажды, давным-давно, я отправился с Малышом Уилли к нему домой,
где мы за вечер "уговорили" целую бутылку. Прямо на виду, на маленьком
столике у окна, лежала Библия, что мне показалось не совсем уместным при
нынешней его работе. Она была раскрыта на псалме 109, почти полностью
подчеркнутом. Позже, когда нас обоих порядком уже развезло, я спросил его
о днях его проповедничества.
"Сколько во всем этом было трюков и обмана? Ты действительно верил в
то, что говорил?"
Малыш Уилли поставил стакан и поднял глаза, поразив меня их детской
голубизной, которая так хорошо смотрелась на экране.
"Верил, - ответил он просто. - Клянусь, вначале я был полон огня
Господня. Я верил. Я надрывался, читая из Священного Писания и потрясая
Библией. Я был ничуть не хуже Билли Грэхема, Рекса Хамбарда... любого из
них! Даже лучше! Когда я молил об исцелении и видел, как калеки
выбрасывают костыли и идут, как прозревают слепые, я знал, что осенен
благодатью, и я верил. - Он отвел взгляд в сторону. - А однажды я
разозлился на газетчика, - медленно продолжил Малыш Уилли. - Прошу его
отойти, а он ни в какую! "Черт бы тебя побрал! - подумал я. - Чтоб ты
сдох, ублюдок!" - Малыш Уилли на мгновение умолк. - А он так и сделал -
свалился и отдал концы. Доктор сказал - сердечный приступ. Но газетчик был
молодым крепким парнем, и я-то знал, чего желал ему в глубине души. Тогда
я стал думать - ведь не пойдет же Господь на такое для своего слуги?
Исцеление - безусловно, ради спасения душ. Но убийство?.. Я стал думать -
может быть, сила моя проистекает не от Господа? И ему все равно, как я ею
пользуюсь? Ему все равно, проповедую я или нет. Не Святой Дух движет мною,
вызывая исцеления, а нечто внутри меня самого, что может лечить, а может и
убивать. Тогда-то я и начал блудить, пить и все такое. Тогда-то и
появились обман, грим, телевизионные камеры и подсадные утки в толпе... Я
утратил веру. Существуем лишь мы, животные, растения и камни; больше
никого. Смысл жизни в том, чтобы урвать побольше да поскорее, ибо дни
сочтены и время бежит быстро. Бога нет. А если и есть, меня Он уже не
любит".
Малыш Уилли залпом выпил, вновь наполнил свой бокал и заговорил на
другую тему. С тех пор мы с ним общались только по делу.
...А делом его было убийство. Инфаркт, кровоизлияние в мозг -
естественные причины смерти. Сила в нем была. Думаю, он ненавидел себя и
вымещал эту ненависть на людях. За деньги "Ангро". А теперь он сжимал мое
сердце, и в считанные секунды я должен был умереть.
Я попытался встать и тут же повалился назад. Малыш Уилли не спешил
прикончить меня. Что-то новенькое - неприкрытый садизм. Он хотел
насладиться моими мучениями, моей медленной смертью.
Когда я скатился с сиденья на пол, в голове, как сигнал тревоги,
возникла схема компьютеризированной системы управления вагоном. Не отдавая
себе отчет в том, как я это делаю, я пытался заставить вагончик отвезти
меня туда, где могли оказать помощь. Я дотянулся до дверей, только что
захлопнувшихся, но не смог их развести. Я тянул и толкал правой рукой -
левая будто пылала. Сквозь стекло смутно виднелась фигура... крупного
мужчины... третий телохранитель, наверное. Он стоял и смотрел, как я
корчусь от боли.
Надо мной нависло лицо подавшегося вперед Мэтьюса - баки и длинные
пожелтевшие зубы. Меня обволакивали густые винные пары, но я тянулся изо
всех сил.
Вагончик внезапно дернулся, заходил ходуном. Малыша Уилли скинуло с
сиденья.
Боль в груди ослабла; неожиданно открылись двери.
Я полувыпал, полувыкатился на платформу и пополз прочь. Единственное
спасение от атак Мэтьюса - расстояние. Если удастся отойти на расстояние
броска камнем, убить меня он уже не сможет.
Заставив себя подняться на ноги, я, качаясь, сделал шаг и едва не
упал, когда накатила новая волна слабости. На лице того, кто ждал на
платформе, отразилось удивление - от Мэтьюса никто еще не уходил. Вагончик
позади все еще дергался и скрежетал, когда телохранитель опомнился и
кинулся ко мне.
Он занес ногу для удара, и мое тело среагировало раньше, чем память.
Я и представления не имел, что у меня в этом деле были какие-то навыки.
Рука со сжатым кулаком успела поставить блок. Телохранитель потерял
равновесие, опрокинулся назад, покатился к краю платформы и упал на путь,
где над узким дорожным полотном проходил монорельс.
Обернувшись, я увидел, что Мэтьюс не удержался на ногах в дергающемся
вагончике. Алкоголь и возраст замедлили его реакции. Он пытался подняться,
но вновь упал, на этот раз ближе к двери. Тогда он начал ползти и уже
почти выбрался наружу...
Со злобным ударом двери захлопнулись, прочно сдавив Мэтьюса. В тот же
миг вагончик тронулся с места, и с полотна, куда упал телохранитель,
раздался крик. Я не стал смотреть вниз. Хрустящий звук, резко оборвавшийся
крик, характерный запах...
А меж дверей удаляющегося вагончика виднелась голова Мэтьюса,
сведенное судорогой, налившееся кровью лицо, беззвучно шевелящийся рот.
Волна тошноты нахлынула и отошла. Я огляделся по сторонам.
Монорельсовое полотно казалось самым лучшим путем бегства. Не глядя на
бесформенную груду внизу, я спрыгнул и побежал в сторону, противоположную
той, куда ушел вагончик.
Не знаю, долго ли я бежал, может быть, несколько минут. Затем я
почувствовал дрожь под ногами и решил, что где-то поблизости, за
окрестными строениями, взлетает или садится самолет. Но дрожь усилилась, и
вскоре к ней добавился звук - на меня несся вагончик.
Я уже собрался отпрыгнуть в сторону, но вагон вдруг стал тормозить.
Никакой платформы рядом не было, но он остановился и открыл двери. Я
подбежал и вскарабкался в салон.
Двери за мной захлопнулись, и вагон вновь набрал скорость, помчавшись
в том направлении, откуда появился.
Я ухватился рукой за одну из свисающих петель и стоял, переводя дух.
Пассажиры, конечно, не могли не обратить на меня внимания, и я
почувствовал безрассудное желание рассмеяться.
- Контрольные испытания, - пробормотал я. - К предстоящему визиту
папы римского.
На меня продолжали смотреть, но вскоре показалась запруженная людьми
платформа. Вагон остановился, как и положено; двери открылись. Я вышел,
сразу затерявшись в толпе, пригладил волосы, поправил одежду, отряхнул
пыль и тут только понял, что меня трясет. Мною овладело желание повалиться
на ближайшую скамейку. Однако только что позади захлопнулся смертельный
капкан - шестерни все еще вращаются, рычаги пляшут, противовесы ходят, но
кто-то вмешался, поменял передаточное число, баланс стал в мою пользу, и
неприятное отступило: ведь я остался жить... Было бы глупо и нелогично,
свалившись сейчас на месте, свести все это за нет. И я устоял.
7
Я взял первое же такси у станции и велел водителю ехать в город.
Вышел у ничем не примечательного оживленного перекрестка я дошел до
автобусной остановки, сел в первый попавшийся автобус и долго ехал
приблизительно в северо-западном направлении.
Прежде чем добраться до окраины, я еще дважды менял автобусы и
порядком отмахал на своих двоих, а там уж, вытянув руку, попытался
привлечь внимание автомобилистов. У меня возникло ощущение, что такое уже
было - давным-давно, еще в студенческие годы. Да, после первого семестра я
собирался домой и хотел сэкономить. Надо улыбаться. Иногда это помогает.
И вот рядом остановился автомобиль. За рулем сидел мужчина в светлом
деловом костюме.
- Вам куда? - спросил он.
- Вообще-то в Питтсбург.
- Я возвращаюсь домой в Норристаун. Если устроит, могу подбросить до
Турнпайка.
- Великолепно.
Я сел в машину.
Водитель оказался не из разговорчивых; я откинулся на спинку и
попытался продолжить свои воспоминания, однако в голову ничего не шло.
Ладно. Я уже не чувствовал того напряжения, как в такси, я мог бы,
пожалуй, призадуматься над сложившейся ситуацией. Тогда, возможно, от
примитивной реакции - бегства - удалось бы перейти к действиям.
Барбье определенно намерен меня убить. Сомнений нет. И Мэтьюс до сих
пор работает на него, как и другие члены группы...
Группа... Вот ключ. Когда-то в нее входил и я, хоть сейчас даже
думать об этом противно. Малыш Уилли, Мари Мэлстренд... Кора? Нет, она тут
ни при чем - случайная встреча во время ее отпуска во Флориде. Энн Стронг?
Очень похоже. Нас было четверо. Да. Четверо, наделенных...
Все мы были наделены необычайными психическими возможностями. Я
общался с машинами - этакая телепатия между человеком и компьютером. Я мог
читать их программы на расстоянии. Мари? Мари способна была воздействовать
на предметы. ТК, телекинез. Но, способная физически уничтожить компьютер,
она не могла узнать его содержимое, как это мог сделать я. Энн? "Обычный"
телепат: читала мысли людей и внушала им что угодно, включая очень
реалистические образы. Малыш Уилли?.. Он мог оказывать физиологическое
воздействие, манипулировать веществом и энергией лишь внутри живых
организмов.
Насколько сильны эти способности? Где их пределы? Память
подсказывала... Как-то раз Мари на спор подняла Энн на несколько футов от
пола и держала с полминуты, но вспотела, тяжело дышала и отпустила ее
довольно резко.
Малыш Уилли... Чем ближе вы к нему, тем скорее он сделает свое дело.
Внезапная смерть в десяти футах, в двадцати - уже медленнее.
Тридцать-сорок давались ему с трудом. Пожалуй, его предел - пятьдесят
