во всем остальном разумного и прекрасно владеющего собой молодого
человека, каким был Питер Спивак. Да уж, в этом случае радисту Уилбуру
Фредриксу придется как следует присмотреться к ней.
Удовлетворив любопытство, Фредрикс запаковал сообщение, переправил
его в буфер и нажал клавишу отправки. Секундой позже компьютер начал
трансляцию, Фредрикс вернулся к прерванной игре.
Не успел радист сделать и двух ходов, как весь пульт управления и
дисплей вспыхнули. Экран компьютера забился какой-то абракадаброй,
загорелся зеленым, попытался перезагрузиться, не сумел и в результате
погас.
- Что за чертовщина? - изумился Фредрикс. Он быстро уселся за
монитор, перезагрузился и принялся рыться в памяти машины, отыскивая
причину сбоя. Из разрушенных файлов и цифровой чепухи Уилбур смог извлечь
только один вывод - во всем виноват мощнейший взрыв статики, один из видов
электромагнитной энергии, который временно переполнил фильтры системы.
Компьютер попытался зарегистрировать взрыв, как входящий сигнал и
интерпретировать его в соответствии с бинарными и растровыми кодами
машинной памяти. Когда попытка не удалась, компьютер сдался и издал вопль
о помощи.
Спокойно, только не волноваться, подбадривал себя Фредрикс, усевшись
за компьютер. После внутренней диагностики он определил, что случайная
избыточная энергия не сумела повредить каналы связи "Юлы" и не нанесла
другого урона.
В волнении ему даже не пришло в голову проверить список последних
переданных сообщений, чтобы посмотреть, чтобы посмотреть какие из них
могли бы быть прерваны, и послать их снова.
Радист Уилбур Фредрикс не был НАСТОЛЬКО предан своей работе.
15
ПО СЛЕДУ
Фокус
Фокус
Фокус
Фокус
1919 ВИА ВИЛЛА, АЛТАДЕНА, КАЛИФОРНИЯ
21 МАРТА, 9:49 ПО МЕСТНОМУ ВРЕМЕНИ
Пьеро Моска решил, что до того, как он отправится на запланированный
в десять утра семинар в Институте Лоуренса, под названием "Туманности и
новые звезды" и будет там объяснять все, что касается образования звезд
под действием ударной волны, он поднимется на крышу своей квартиры и
взглянет еще раз на солнечное пятно доктора Фриде.
Когда он наводил фокус, утренний бриз с горы Сан-Габриэль слегка
помял алюминированную пленку, натянутую поверх объектива на его телескопе.
В результате изображение слегка исказилось, и наводить фокус стало
труднее.
Неожиданно на его глазах попавшие в окуляр темные пятна превратились
в две глубокие черные дыры. Каждая из них была не менее трех градусов
шириной, на поверхности Солнца их разделяло порядка двадцати градусов, а
между ними, к изумлению астронома, простирался огромный серый массив. Сама
дуга была больше, чем всякая пара солнечных пятен, о которых Моске
довелось читать или видеть на фотографиях двадцатого столетия. Эта парочка
походила на обычные пятна столь же мало, сколь пики Кордельер напоминают
песочные башенки.
По знал, что солнечные пятна не есть дыры в полном смысле этого
слова, а представляют собой холодные области фотосферы, которые не
испускают видимый свет, обволакивающий и драпирующий прочие части
атмосферы звезды. В течение долгого времени Моска тем не менее не мог
отказать себе в представлении, что он смотрит на пару огромных кратеров на
ровной поверхности, кратеров, образовавшихся от столкновения с
поверхностью двух огромных и чрезвычайно массивных тел.
Затем, как иногда бывает с монохромной пленкой, натянутой на ровную
поверхность и позволяющей видеть лишь в одном измерении, иллюзия глубины
сменилась иллюзией высоты. Теперь окружающая дыры серая область напоминало
горное плато - сильно пересеченную местность, на которой вздымались два
черных холма. Неведомо как, Моске показалось, что два пятна напоминают
парочку чернильных озер.
Визуальное восприятие снова поменялось, и теперь взору наблюдателя
предстал ведущий в глубь Солнца туннель. Он наблюдал, как черный вал
ввинчивался в недра звезды, обнажая ее глубокие темные недра.
И все это Пьеро удавалось разглядеть с помощью крохотного телескопа,
защищаемого экраном, который забирал девяносто девять и девять десятых
процента света и снижал яркость и жар до разумных пределов, тем самым
защищая человеческое зрение.
Моску интересовало, возник ли уже протуберанец в области, связывавшей
два пятна. По крайней мере, по наблюдениям его предшественников, в период
активности солнечных пятен так всегда происходило. Под этим углом
разглядеть растянувшийся вдоль солнечного диска протуберанец было очень
трудно, практически невозможно. В большинстве своем протуберанцы являлись
газовыми "мостиками", испускавшими излучение в крайне ограниченном
диапазоне частот; протуберанцы, различимые в белом свете были крайне
редки. Поэтому, что касалось видимого спектра, наблюдать протуберанцы
можно было лишь, когда они показывались над нимбом. С другой стороны, их
можно было хорошо видеть, когда поверхность звезды и большая часть
испускаемого света оказывались перекрыты пылевым скоплением в плоскости
эклиптики.
Безусловно, если бы По осуществлял наблюдение в альфа-водородном
спектре, от его глаз не укрылся бы ни один протуберанец. В данном
диапазоне оказывалось возможным подсветить перегретые газы дуги, которые
подпитывались энергией из текущего по петле магнитного потока. В этом
случае на фоне более холодных слоев фотосферы удавалось отчетливо
разглядеть протуберанец. Однако Возможность поработать на подобной технике
была для Пьеро закрыта, поскольку декан Уитерс так и не предоставил ему
возможность работать с телескопами института. На не большие телескопы
подобные фильтры больше не выпускались, а как это сделать самому По не
знал.
Несмотря на это, он мог бы побиться об заклад, что между солнечными
пятнами обязательно имеется протуберанец, и какой! Возможно, что он даже
разорвется в момент наблюдения, и если так, то По может надеется, но не
более того, засечь маленькую искорку в видимом спектре.
Присмотревшись таким образом к телескопу и приноровившись к
маленькому окуляру и к грануляции фотосферы, По скоро обнаружил, что может
наблюдать практически за всем, что он мысленно представлял себе. Яркие
искры в строке фотографического устройства носились там и сям между
пятнами. Черная умбра предстала его взору пульсирующей огненно-красной
массой. Моска на время оторвался от наблюдений и перевел взгляд на горы,
отчетливо видневшиеся в лучах утреннего солнца.
Он собирался прильнуть к окуляру еще раз, как вдруг случайно бросил
взгляд на часы. Пьеро не удержался от вскрика, поскольку до начала
семинара оставалось всего пять минут. Плохо, если он опоздает, ведь
сегодня По выступает в роли преподавателя, а надо еще подготовить ряд
технических пособий перед выступлением.
Старинное студенческое правило требовало от аудитории ждать в течение
целых пятнадцати минут, если выступать собирался профессор, десять секунд
- если лекцию читал доктор, но ни к чему не обязывало выступление
помощника преподавателя, кем, в сущности, и был Моска.
Не удосужившись собрать телескоп, По сбежал вниз, пронесся вихрем
через квартиру и стремглав рванулся к выходу. Славу богу, что терминал уже
разогрелся.
По нацепил шлем, подсоединил электроды к панели нейтральных
контактов, установил экраны на нужном расстоянии от глаз и настроил
басовый микрофон. Последними он надел проводящие перчатки и отправился в
путь.
Вскоре Моска уже стоял в комнате N_1808, огромной камере с черными
стенами и высоким потолком. Лаборатория очень сильно напоминала аппаратную
времен, когда фильмы представляли собой игру живых актеров, записанную на
целлюлозную пленку. По крайней мере все здесь было установлено так, как он
хотел. Однажды у По возникла мысль создать здесь помещение с невидимой
чернотой, неестественно раздвинутыми границами и небольшим ускорением,
создававшим ощущение свободного падения. Правда его студенты вряд ли по
достоинству оценили такое изобретение, сочтя его слишком странным и
слишком реальным. Хотя возможно, все дело в том, что они сейчас проходят
пока лишь стадию развития навыков восприятия и ощущения, тогда как По
хотелось использовать на полную мощность все достижения современной
техники и искусственного моделирования.
Так, теперь надо подумать о визуальных средствах.
Моска вошел в свою директорию в главной сетке архивов института и
просмотрел приготовленные заранее файлы. Их он адресовал в комнату N_1808,
Центрального корпуса, препроводив записку по линии связи и дублируя
голосом.
Вокруг него автоматически появилось первое трехмерное изображение,
огромная масса холодных паров, напоминающая густой смог Лондона
девятнадцатого столетия, словно спустившийся со страниц детективных саг о
Шерлоке Холмсе. Подобно туманам из далекого прошлого, туманность,
созданная По, свивалась в нейтральных коричнево-серых тонах, там и сям
блистая ярко-желтым или кроваво-красным. Ему удалось воссоздать даже
запахи: вредоносные испарения серы, напоминающий кровь запах ржавчины,
запах торфа, сжигаемого в условиях, далеких от идеальных. Стоя, По
практически не ощущал своих ног, поскольку проведенные от компьютера
контакты вводили в заблуждение нервную систему, создавая иллюзию
отсутствия почвы под ногами, как будто он попал в самый центр медленно
закручивающейся газовой туманности.
Еще два ухищрения техники воссоздали картину во всей полноте. Ему
удалось направить свет так, что тот падал в аудиторию хаотично и с высокой
степенью рассеивания, как будто исходил из многочисленных звездочек за
пределами облака. Когда, наконец, в игру вступали вспомогательные файлы,
студенты вокруг Моски попадали в кольцо испускающих свечение движущихся
сфер, подобным сияющим в тумане фонарям. Вторая хитрость заключалась в
том, что в облако Пьеро добавил немного рассеянного песка, что жителям
старинного Лондона не могло привидеться даже в страшном сне. Время от
времени микрочастицы ударяли по шее, щекам, рукам, напоминая ему, а
соответственно и студентам, что извергнутая из звезд последнего поколения
созидательная материя отнюдь не была однородной и могла показать зубы.
Пока Моска проверял спецэффекты перед лекцией, в класс потянулись
первые слушатели. Студентам совершенно не нужно было стучать в дверь,
мяться смущенно на пороге, ожидая разрешения преподавателя войти; нет, они
просто появлялись в его поле зрения, едва подключались к сети. Два, три...
четыре студента.
Моска - или это был его образ, проецированный на их шлемы вместе с
туманом, - кивнул, пока они устраивались полукругом, будучи отделенными от
преподавателя порожком. Так обозначалось интеллектуальное ристалище:
студенты на одной стороне, наставник на другой. В старых классных комнатах
этой же цели служили учительский стол или лаборантская. По взглянул на
часы, дополнив их показания временем, указанным безотказным хронометром
сети. Прошло уже двадцать секунд после начала лекции, но лишь четверо из
двадцати двух студентов материализовались.
- Что стряслось? - осведомился По.
Ребята пожали плечами и недоуменно переглянулись:
- Не знаем, профессор.
Это было и впрямь непонятно, поскольку обычно занятия Моски
пользовались популярностью. Студенты ценили его изобретательские старания,
