увеличить подкоп. Советники поразили даже богатое воображение Саладина
размерами укрепленной пещеры, которую нужно соорудить.
Одно время Саладин обдумывал план взятия твердыни хитростью. Можно
было вызвать Рейнальда и его военачальников на переговоры, следуя
европейскому обычаю, основанному на любви к болтовне. На встрече заранее
подготовленный хашишиин накинет шелковый шнурок на шею принца
Антиохийского. А там уж пусть шайтан обо всем позаботится.
В этом плане был только один изъян: все хашишиины, как один человек,
отвергли призыв Саладина к джихаду. А среди его слуг никто не обладал
такой ловкостью рук.
Альтернатив было немного. Саладин со своей армией мог бы сидеть под
стенами крепости, пересчитывая пожухлые ростки оставшейся травы,
предаваясь мечтам о водах, текущих по земле, и ожидая капитуляции принца.
Но Саладин знал, что в крепости у Рейнальда есть источник прекрасной воды,
большое стадо овец, запасы зерна и вяленого мяса и - тень над каждой
головой. Люди же Саладина, даже воспламененные священным пылом, быстро
устанут от этой игры. А там уж, забыв про джихад, они будут по двое, по
трое ускользать по ночам до тех пор, пока бескрайнее море людей и лошадей
не превратится в жалкое озерцо среди холмов.
Можно было также подождать, пока армия короля Гая - ибо языки на
базаре говорили и об этом тоже - не подойдет к ним с тыла. Сам по себе
этот удар не грозил поражением, но унес бы много жизней храбрых воинов,
которых было жалко.
Разумнее было бы откусить голову Гая в таком месте, где Саладин мог
широко разинуть пасть.
- Мустафа! - позвал он.
- Слушаю, господин.
- Готовь армию к походу.
- Какое направление будет вам предпочтительнее, господин?
- На север, думаю. На Тиберий.
- Очень хорошо, господин.
- По пути будем совершать набеги на христианские крепости. Принц
Рейнальд никуда отсюда не денется.
- Да, господин.
- Ушли? Что ты имеешь в виду?
- Ушли из долины, сударь!
- Быть этого не может! Что с тобой? Ты, должно быть еще глаза не
протер. Спишь на часах, а?
- Нет, сэр! Сарацины на самом деле сбежали из долины.
- Не поверю, пока не увижу собственными глазами.
Жерар де Ридерфорд поднялся с походного стула и попытался взглянуть
на север поверх французских палаток.
- Ничего не вижу. Томас, подставь мне плечо.
Великий Магистр поставил ногу на сиденье стула, и едва дождавшись
Амнета, вскарабкался повыше, пока его голова не поднялась над палатками.
- Трудно сказать, столько пыли в воздухе.
- Видите их стяги? - спросил Амнет.
- Ни одного... Они поднимают их на рассвете, как ты думаешь? Или
убирают их?
- Я так понимаю, они закреплены на шестах, как и наши знамена.
- Значит сарацины ушли. Проклятье!
- Разве это плохо? - осмелился спросить Амнет.
- Ничего хорошего, особенно сейчас, когда я рассчитывал прижать их к
Кераку и раздавить с помощью Рейнальда.
- Рейнальд был готов к участию в этом предприятии, сударь?
- Не совсем. Мы должны были связаться с ним, как только подойдем
достаточно близко, и выработать общую стратегию.
- Ах связаться с ним! С помощью какой-нибудь птички, полагаю?
Жерар нахмурился.
- Что-то в этом роде, - Великий Магистр спрыгнул вниз и отряхнул
руки. - Надо как-то сообщить королю.
- Да уж, Ги не обрадуется!
Жерар опять нахмурился.
- Ты разыгрываешь меня, Томас?
- Нет, сударь.
- Смотри же.
- Как ушли? - спросил король Ги, поднимая голову от таза. Вода и
розовое масло стекали по бороде и капали мелким дождиком.
- Это совершенно точно, государь, - отвечал Жерар.
Он и другие магистры Ордена собрались перед шатром короля Ги. Это
сооружение было шедевром палаточного искусства. Круглый центральный
павильон был достаточно вместительным, чтобы вся титулованная знать,
сопровождавшая короля, могла встать перед ним плечом к плечу, не касаясь
локтями. Вся эта ткань поддерживалась хитроумной системой распорок, каждая
из которых в сложенном виде была с четверть стрелы длиной. Четыре
квадратных портика присоединялись к центральному павильону с помощью
особого рода крестовых сводов, которые были задрапированы тканью,
имитирующей своды собора. В этих пристройках можно было спать, обедать,
устраивать аудиенции, развлекаться.
Чтобы никто не мог ошибиться, полотнища королевского шатра были
выкрашены в ослепительно красный цвет, карнизы отделаны алой парчой,
расшитой изображениями двенадцати апостолов и гербами тех французских
герцогств, которые направили своих людей в Святую землю. По слухам, и сам
шатер, и его богатое убранство были даром Сибиллы, супруги и доброго гения
Ги.
- А-хм! - возглас короля отвлек Жерара, рассматривавшего украдкой
этот полотняный замок. Король Ги протянул руку, ладонью вверх. Великий
Магистр торопливо положил на нее кусок чистого полотна. Ги вытер лицо.
- Значит мы их спугнули, - заявил Король.
- Похоже на то, сэр.
- Куда они направились?
Жерар, похоже, взвешивал тяжесть вопроса. Амнет, глядя на него,
дивился дипломатичности своего начальника.
Такое огромное вооруженное соединение могло уйти только в одном
направлении. На север, в обход Моаба, по направлению к Тиберию. Саладин
вел за собой сто тысяч человек, всего восьмую часть из них составляли
конники, их сопровождало еще не меньше пятидесяти тысяч слуг и рабов,
поваров и конюхов, лакеев и шпионов, да еще вьючные животные и телеги со
скарбом. Все это двигалось со скоростью пешехода. Попытка перевалить таким
составом через горные цепи на западе или на востоке граничила бы с
безумием. Со времен Ганнибала это не удавалось никому. Отступить на юг
означало пройти прямиком через лагерь самого короля Ги. В этом случае и
орденские, и королевские рекруты, образно говоря, проснулись бы мертвыми,
со следами сапог и копыт на спинах и животах. Выходило, что единственно
возможным направлением отхода неприятельской армии был север, в обход
крепости Рейнальда.
Если король не понял этого с первого взгляда, значит он даже карты ни
разу не видел, и вести армию вдогонку за Саладином было совсем не его
дело. Это же так просто, понял вдруг Амнет: Ги здесь вообще нечего делать.
Интересно, как Жерару удастся высказать это словами?
- Не знаю даже, как сообщить вам об этом, сир. Не покажется ли вам
слишком невероятным, что они двинулись на север?
- На север? - кажется, это было для Ги полной неожиданностью.
- На север, государь.
- Север... и обогнули Рейнальда?
- Трудно поверить, сир.
- В самом деле. Я полагал, наш друг Рейнальд и был главной целью их
похода.
- Так и было сказано. Но кто может постигнуть мысли араба?
- Воистину, кто? - согласился Ги.
Амнет чуть не вскрикнул. Неужели они не видят, что творит Саладин?
Ускользнув от Жерара, неловко попытавшегося запереть его в долине (будто
полевая мышь может запереть дикого медведя!) и потеряв интерес к
Рейнальду, окопавшемуся в Кераке, Саладин теперь уводил христианскую армию
в пустыню. Бесплодную пустыню. Выжженную пустыню. Сарацинскую пустыню, где
каждая скала, каждый пастух были потенциальными союзниками - если только
медведь нуждается в союзниках в своем собственном лесу.
- Мы, конечно, будем преследовать их, - провозгласил король Ги.
- Да, государь, - ответил Жерар. - Это мое глубочайшее желание.
- Мы застигнем их врасплох, да?
Среди звона упряжи, фырканья и ржания лошадей, постукивания кольчуг о
ножны и седла, только Томас Амнет сохранял безучастность. Со своим
походным набором порошков и эссенций под плащом он шагал прямо на восток,
прочь от суматохи сборов.
- Хозяин? - крикнул ему вдогонку Лео. - Куда вы идете?
Амнет посмотрел на него через плечо и неопределенно махнул рукой.
- Посторожить вашего коня?
Амнет кивнул, не заботясь о том, понял ли его Лео. После чего, уже не
оборачиваясь, зашагал в пустыню. Шипы колючих кустарников цеплялись за
плащ и обламывались об юбку кольчуги.
Он услышал, как кто-то спросил равнодушно:
- Куда это Томас направился?
К тому времени, как человеку ответили, Амнет уже был далеко и ничего
не слышал.
После того, как он отошел на двести шагов, даже тяжелый грохот копыт
королевской армии на марше затерялся в шепоте восточного ветра.
Он спустился на берег пересохшей "вади", изгибы и рукава которой
теперь были засыпаны песком, но растительность еще сохраняла некоторую
пышность. Амнет укрылся под навесом крутого берега и проверил ветер.
Воздух здесь был совсем неподвижен.
Он разровнял песок и выложил свой сверток. Неподалеку торчало
несколько колючих кустарников, высушенных солнцем, и он с изрядным усилием
нарвал охапку жестких веток с сухими листьями. Когда он разломал эти ветки
на мелкие щепки, его руки были все изрезаны колючками.
Вернувшись на расчищенное место, он сложил щепки для костра. Из
свертка достал маленькую реторту из толстого зеленого стекла, сосуд с
масляным экстрактом трав, из которого он получал густой дым, и линзу для
разжигания огня. Последним он извлек Камень в кожаном чехле.
Встав на колени в тени берега, Амнет выкопал небольшое углубление в
песке рядом с кучей щепок и положил туда Камень. Он налил масляно-травяную
смесь в реторту, которую установил на щепках. С помощью линзы он разжег
беловатый огонек среди скрученных листьев и раздул из него маленькое
бездымное пламя.
Пока огонь набирал силу, Амнет скинул свою белую мантию и расположил
ее на вытянутых руках в виде навеса, закрепил внизу камнями. Таким образом
он укрыл огонь и Камень от любого случайного ветерка и солнечного света.
Потом он присел на корточки и стал ждать.
Смесь в реторте со свистом испустила облачко жирного дыма. Аромат
фимиама и мирра достиг лица Амнета. Жидкость зашипела и выпустила длинную
струйку дыма, смешанного с паром.
Амнет изучал изгибы и складки пара, пытаясь отыскать что-то в неясных
очертаниях.
Он начал различать очертания щек, изгиб усов, провалы глазниц. В
клубах испарений возникало то самое лицо, что стояло перед мысленным
взором Томаса все эти месяцы. Сначала Томасу почудилось что это лицо
Саладина, самого выдающегося из сарацинских полководцев и фактического
правителя коренных жителей Ближнего Востока. Этот человек фигурировал бы в
любом пророчестве Амнета, касающемся тамплиеров, Французского королевства
Иерусалим или земель, лежащих между Иорданом и морем. Такое толкование
призрачного видения напрашивалось само собой, если бы не тот факт, что
Амнету и без того со дня на день предстояло лицом к лицу встретиться с
Саладином из плоти и крови, а не из дыма.
С новой струей пара и масляного дыма левая глазница на лице начала
как бы пухнуть и увеличиваться, в ее глубине стало зарождаться некое
сферическое тело. Оно разрослось и превратилось в непрозрачный шар из
плотного дыма, гладкий и белый, как полная луна. Это уже был не глаз.
Первоначально глаза на этом лице отличались очень темными зрачками; они
сверкали черными вспышками скрытого смысла и угрозы. Этот же глаз был
словно покрыт катарактой белесого дыма. Внезапно белое глазное яблоко
начало вращаться в своей глазнице.
Извилистая струя дыма стала рисовать четкий силуэт на поверхности
шара. Амнет не мог ничего понять, пока его внимание не привлекло
очертание, похожее, на сапог. Это было изображение Италийского полуострова
