немного больше света.
- Кора, - выдавил я сквозь стиснутые зубы.
- Возможно, даже помог бы тебе отыскать подружку.
- То есть вы не знаете, где она?
- Не знаю, - ответил Барбье. - Но мы поможем тебе, если ты поможешь
нам.
- Я думаю, вы лжете.
- Ты причиняешь мне боль, Дон, - сказал он. - Со своими людьми я
стараюсь вести дела без обмана.
- Ладно. Я знаю, что вы всему ведете строгий учет - как делам, так и
делишкам. Давайте убедимся. Позвольте мне проверить закрытое досье
"Дубль-зет".
- А еще жалуешься на память... Верно, ты много работал в "Дубль-зет".
Пожалуй, такое трудно забыть. Хорошо. Обидно, что ты не веришь мне на
слово, но, пожалуйста, проверяй. Все, что угодно. Можем пойти взглянуть
прямо сейчас.
Не вспыхнули ли насмешливо глаза Мари, когда она подняла бокал и
осушила его?
Босс подал знак телохранителям. Один открыл дверь - не ту, в которую
вошел я, другой проследовал наружу. Мари подхватила с пола свою сумочку и
вместе с Барбье направилась к двери. Я за ними.
Мы вышли на маленькую частную стоянку. Первый телохранитель уже
садился за руль лимузина. Легкость, с какой Босс согласился везти меня в
святая святых для проверки секретных архивов, казалась мне более чем
подозрительной.
Лимузин заурчал и тронулся с места.
- Вы очень любезны, - сказал я, - но я не готов заниматься проверкой
немедленно. Мне бы хотелось, чтобы при этом присутствовал мой адвокат.
На самом деле здесь у меня вообще не было знакомых юристов, но если
позвонить Ралфу Даттону, он наверняка сможет связать с компетентным
специалистом.
- Адвокат? - переспросил Босс, поворачиваясь ко мне. - Брось, Дон!
Это должно остаться сугубо между нами. Мыслимо ли, чтобы какой-то законник
копался в самых деликатных наших делах!
- Я приду утром, через парадный вход, - сказал я, - с адвокатом.
Надеюсь получить тогда ответы на многие вопросы. Например, что же я такого
сделал, если мне пришлось промыть мозги и отправить "на пастбище". Да, я и
об этом захочу поговорить.
Автомобиль подкатил к нам, остановился.
Стоявший рядом с Боссом телохранитель шагнул вперед и открыл дверцу.
Я отступил назад, расслабил руки, поиграл в равновесие. Возможно, меня
силой попытаются заставить сесть в машину. Тогда...
- Что ж, раз ты настроен таким образом, - проговорил Барбье, - мне
жаль. Мне на самом деле жаль, что мы не можем найти общий язык, как в
былые дни... Но будь по-твоему. Приводи своего человека утром, я согласен.
Они с Мари сели на заднее сиденье.
- До свиданья, Доналд.
Телохранитель закрыл за нами дверцу, сел за руль, и я проводил
взглядом отъезжающую машину.
Вот так развязка! Все оказывается чертовски просто...
Неужели я ошибся в оценке ситуации?.. У меня была амнезия. А если все
видения по пути сюда - натуральные галлюцинации Белпатри? Могу ли я
полагаться на свои суждения? Что если у Коры просто лопнуло терпение и она
ушла? Вполне возможно...
Нет, в этом направлении лежит... Я хохотнул. Дальнейшее сумасшествие?
Ну, за работу, ноги, унесите меня отсюда. Я огляделся по сторонам.
Единственный выход со стоянки вел на платформу автоматического
монорельсового транспорта, которым пользовались для передвижения в
пределах аэропорта.
Поднявшись по ступеням на платформу, я увидел кнопку на столбе, а
ниже кнопки - табличку с инструкцией. Это была особая платформа. Вагончики
останавливались здесь только в том случае, если кто-нибудь из особо важных
лиц нажимал кнопку. Идея, очевидно, заключалась в том, чтобы зеваки и
бездельники из обыкновенной публики не могли сойти на этой остановке.
Я нажал кнопку.
Через несколько секунд появился вагончик с единственным пассажиром,
который сидел лицом ко мне. Что-то знакомое было в его фигуре. Я зашел в
вагончик и рассмотрел его поближе.
Седой мужчина неопределенного, "среднего", возраста. С последней
нашей встречи он отпустил густые бакенбарды, по широкому носу расползлась
сеть прожилок; тело раздалось, обрюзгло, ярче обозначились мешки под
светло-голубыми глазами.
- Малыш Уилли! - воскликнул я.
Нет, в плавучем доме там во Флориде я видел не его. Но словно бы еще
тогда память и воображение слились воедино, чтобы предупредить меня о
чем-то.
- Спаси и помилуй, никак мистер Белпатри! - воскликнул он своим
волшебным голосом, звонким и почти музыкальным.
Когда-то этот голос был известен всей стране. Слова всегда
произносились четко; говор менялся в зависимости от обстоятельств, но
уроженец Юга чувствовался всегда. Он драл глотку Евангелием сперва на
улицах, потом в залах и наконец перед миллионами по телевидению. Были
исцеления и восстановления, а затем была история с девочкой в Миссисипи -
аборт, попытка самоубийства... Капитал Малыша Уилли лопнул. Уголовного
наказания не последовало, но верующие лишились его версии господа. Образ
проповедника стерся в памяти толпы. И все же что-то особое в нем было.
Что-то связанное с исцелениями - реальными исцелениями.
- Мэтьюс, - сказал я и сел рядом, зачарованный его присутствием,
вспоминая с каждой секундой все больше и больше.
Зачарован я был и явной переменой в нем - переменой к худшему. Вместе
со слабым запахом спиртного от него, казалось, исходило само Зло. И, как
ни странно, я был рад, потому что это означало, что я не ошибался, что я
не сошел с ума и дело не кончено.
Вагончик не двигался, стоял с открытыми дверями. Тогда я не придал
этому значения.
- Как дела на рынке энергии? - спросил я, потому что он был членом
нашей группы, это я знал точно, хотя роль группы до сих пор представлял
весьма туманно. Интересно, чем именно занимался Мэтьюс...
А потом я вспомнил - когда на себе почувствовал род его занятий. У
меня внезапно перехватило дыхание, в груди разлилась боль, отдающая в
левую руку.
...Однажды, давным-давно, я отправился с Малышом Уилли в его
квартиру. Там мы провели вечер, принимая на себя "заряд" целой бутылки
очень мягкой "белой молнии". Прямо на виду на маленьком столике у окна
лежала Библия, совершенно неуместная при нынешней его работе. Она была
раскрыта на псалме 109, почти полностью подчеркнутом. Позже, когда нас
обоих уже порядком развезло, я спросил его о днях проповедничества:
- Сколько в том было трюков и обмана? Ты действительно верил в то,
что говорил?
Малыш Уилли опустил стакан и поднял глаза, пригвоздив меня их
ацетиленовой голубизной, которая так хорошо смотрелась с экрана.
- Верил, - ответил он просто. - Клянусь, вначале я был полон огня
господня. И только для бога хотел покорять души. Я верил. Я надрывался, я
читал из священного писания и потрясал Библией. Я был ничуть не хуже Билли
Грэхема, Рекса Хамбарда... Любого из них! Даже лучше! Когда я молил об
исцелении и видел, как калеки отбрасывают костыли и идут, как прозревают
слепые, я знал, что осенен благодатью, и я верил. - Он отвел взгляд в
сторону. - А однажды я разозлился на газетчика, - медленно продолжил Малыш
Уилли. - Я его прошу отойти - он стоял у меня на пути, - а тот ни в какую!
"Черт побери! - подумал я. - Чтоб ты сдох, ублюдок!" - Малыш Уилли вновь
замолчал. - А он так и сделал - свалился и отдал концы. Доктор сказал -
сердечный приступ. Но газетчик был молодым крепким парнем, а я-то знал,
что желал ему в глубине души. И тогда я стал думать: ведь не пойдет же
господь на такое для своего слуги? Исцеление - безусловно, ради спасения
душ. Но убийство?.. Я стал думать: может сила моя проистекает не от
господа, и ему все равно, как я ей пользуюсь. Ему все равно, проповедую я
или нет. Не святой дух движет мною, вызывая исцеления, а нечто внутри меня
самого, что может лечить, а может и убивать. Тогда-то я и начал блудить, и
пить и все остальное. Тогда-то и появились обман, и грим, и телевизионные
камеры, и подсадные утки в толпе лжесвидетельств... Я утратил веру.
Существуем лишь мы, животные, растения и камни; больше никого. Смысл жизни
в том, чтобы урвать побольше да поскорее, ибо дни сочтены, и время бежит
быстро. Бога нет. А если и есть, меня он уже не любит.
Малыш Уилли залпом выпил, вновь наполнил свой стакан и заговорил на
другую тему. С тех пор мы с ним общались только по делу.
...А делом его было убийство. Инфаркт, кровоизлияние в мозг -
естественные причины смерти. Сила в нем была. Думаю, он ненавидел себя и
вымещал ненависть на людях. За деньги "Ангро". А теперь он сжимал мое
сердце, и в считанные секунды я умру.
Я начал вставать и повалился назад. Он не спешил прикончить меня.
Что-то новенькое - неприкрытый садизм. Он хотел насладиться моими муками,
моей медленной смертью.
Я скатился с сиденья на пол. В голове как сигнал тревоги возникла
схема компьютеризованной системы управления вагоном. Не отдавая себе
отчета в том, как я это делаю, я пытался вагончик двигаться, отвези меня
туда, где мне могли оказать помощь. Я дотянулся до дверей, только что
захлопнувшихся, но не мог их развести. Я тянул и толкал правой рукой -
левая будто пылала. Сквозь стекло смутно виднелась фигура... крупного
мужчины... Третьего телохранителя, наверно. Он стоял и смотрел, как я
корчусь.
Надо мной нависло лицо подавшегося вперед Мэтьюса, его баки, длинные
пожелтевшие зубы; меня обволокли густые винные пары. Я тянулся изо всех
сил. Что-то...
Вагончик внезапно дернулся, заходил ходуном. Малыша Уилли скинуло с
сиденья.
Боль в груди ослабла; неожиданно открылись двери.
Я полувыпал, полувыкатился на платформу и пополз прочь. Единственное
спасение от атак Мэтьюса - расстояние. Если удастся отойти на бросок
камня, убить он меня уже не сможет.
Я заставил себя подняться на ноги, качаясь сделал шаг и едва не упал,
когда накатила новая волна слабости. Лицо того, кто ждал на платформе,
выражало удивление - от Мэтьюса не уходили. Вагончик сзади все еще
продолжал со скрежетом дергаться, когда телохранитель опомнился и кинулся
ко мне.
Он занес ногу для удара, но мое тело среагировало раньше, чем память.
Понятия не имел, что в этом деле у меня были какие-то навыки.
Моя рука со сжатым кулаком успела поставить блок. Телохранитель
потерял равновесие, опрокинулся назад, покатился к краю платформы и упал
на путь, где над узким дорожным полотном проходил монорельс.
Обернувшись, я увидел, что Мэтьюс не удержался на ногах в дергающемся
вагончике. Алкоголь и возраст замедлили его рефлексы. Он попытался
подняться, но вновь упал, на этот раз ближе к дверям. Тогда он пополз и
уже почти выбрался наружу...
Но тут со злобным стуком захлопнулись двери, прочно сжав его в своих
тисках. В тот же миг вагончик прекратил дергаться, быстро разогнался - и с
полотна, куда упал телохранитель, раздался крик. Я не посмотрел вниз.
Хрустящий звук, который ни с чем не спутаешь, резко оборвавшийся вопль,
специфический запах...
А меж дверей удаляющегося вагончика виднелась голова Мэтьюса -
сведенное судорогой, налившееся кровью лицо, беззвучно шевелящийся рот.
Волна тошноты подступила и отошла. Я огляделся по сторонам.
Монорельсовое полотно казалось самым лучшим путем для бегства. Отводя
взгляд от бесформенной груды, я спрыгнул вниз и побежал в сторону,
противоположную той, куда ушел вагончик.
Что-то мне помогло. Однако думать, что именно и каким образом, было
некогда. Сейчас я хотел только убраться от этой платформы подальше и
побыстрей. Я бежал с тяжело колотящимся сердцем, надрывно втягивая в себя
