Дрисколле именно в тот момент, когда я как раз собирался заключить сделку.
Лучше признайся честно, кого из моих людей ты подкупил?
- Никого, честное слово.
Он даже обиделся.
- Уверяю тебя, - пообещал он, - я ему ничего не сделаю, просто
переведу его работать в другое место, где он мне больше не сможет
навредить.
- Но я не собираюсь заниматься здесь бизнесом, - заметил я. - И тебя
встретил совершенно случайно.
- Посмотрим, посмотрим, но предупреждаю тебя сразу, весь банк тебе
сорвать не удастся, даже если ты и припрятал в рукаве козырную карту, -
заявил он.
- Я и не собирался, клянусь тебе.
- Проклятье! - выругался он. - Все шло так гладко! - в отчаянии он
ударил кулаком по ладони.
- Я даже не видел предмета нашего спора, - сказал я.
Он вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся, держа в руках
курительную трубку.
- Хорошая трубка, - похвалил я.
- Пять тысяч, - ответил он. - Почти задаром.
- Вообще-то, я трубку не курю, но...
- Учти, - оборвал он меня, - больше, чем за десять процентов я тебя в
долю не возьму. Я первым про это пронюхал, а ты решил прийти на
готовенькое. Не выйдет!
Тут я разозлился. Этот ублюдок, кроме жратвы, может думать только о
том, как бы ему преумножить свои капиталы. Соответственно он считал, что и
я все свое время трачу лишь на то, чтобы на Большом Дереве было как можно
больше листьев с моим именем.
Ну что ж, пусть пеняет на себя.
- Я хочу треть, - заявил я, - иначе буду действовать самостоятельно.
- Треть?! - на его лице был неподдельный ужас.
Он вскочил на ноги, и тут такое началось! Хорошо, что хоть комната
была звукоизолированной и без "клопов". Давненько я не слышал подобных
выражений в свой адрес. Он без остановки бегал по комнате, размахивая
руками. А жадный, прижимистый торгаш, который сидел во мне, уже
подсчитывал прибыли от этих проклятых трубок, пока Бейнер с багровым
перекошенным лицом что-то вопил о справедливости.
За долгие годы в моей голове скопилась уйма самой разнообразной
информации. Например о том, что в годы моей молодости, на Земле, самые
хорошие трубки делали из пенки, либо верескового корня. Глиняные трубки
слишком быстро нагревались и их было неудобно держать в руке, а деревянные
трескались или слишком быстро прогорали. В конце девятнадцатого века,
благодаря постоянным предостережениям медиков о вреде сигаретного дыма,
курение трубок испытывало небывалый подъем. И к началу следующего столетия
мировые запасы пенки и вереска были почти полностью исчерпаны. Пенка или
точнее гидросиликат магния - осадочная горная порода, встречающаяся среди
многовековых отложений морских раковин, спрессованных огромным давлением.
Очень быстро все ее выработки истощились, и поставки этого сырья были
прекращены. А белый вереск, по латыни Erica Arborea, из корня которого
изготовляются трубки, рос лишь в некоторых районах Средиземноморья и
достигал крупных размеров, в лучшем случае, лет за сто. Собирали его все
кому не лень, ничуть не заботясь о новых посадках для будущего урожая.
Поэтому нынешним курильщикам трубок приходится довольствоваться продукцией
из пиролитического углерода, а пенковые и вересковые трубки остались лишь
в воспоминаниях да у некоторых коллекционеров. Время от времени небольшие
залежи пенки обнаруживаются на других планетах, мигом обогащая
счастливчиков, которым удается их найти. Но Erica Arborea или что-либо
сравнимое с ней нигде, кроме Земли, обнаружено не было...
В наши дни люди, вроде меня или Дюбуа, являют собой редкое
исключение. Подавляющее большинство курильщиков предпочитают именно
трубки, и цена на вересковый корень может быть очень приличной. Именно
такую трубку мне и показывал Бейнер. Следовательно...
- ...пятнадцать процентов, - настаивал он. - Это едва позволит мне
надеяться хоть на небольшую прибыль.
- Черта с два! Этот вереск стоит вдесятеро дороже куска платины
такого же веса!
- Ты заставишь мое сердце разорваться, если потребуешь больше
восемнадцати процентов.
- Тридцать.
- Фрэнк, будь благоразумен.
- Может быть, бросишь молоть чепуху и перейдешь к делу?
- Двадцать процентов - это все, что я могу позволить. Больше нам
говорить не о чем. Это тебе обойдется в пять миллионов.
Я расхохотался ему в лицо.
Из чистого упрямства я торговался еще целый час, отвергая одно за
другим предложения Бейнера и не веря не единому его слову. Я ведь тоже в
этом собаку съел. Наконец мы сошлись на двадцати пяти с половиной
процентах и четырех миллионах. Мне пришлось звонить Малисти, чтобы
распорядиться о финансировании этой затеи. Я искренне пожалел, узнав что
поднял его с постели.
Вот так мне и удалось уладить дело с вересковым корнем, завершившееся
столь удивительным образом. Точнее было бы сказать забавным, чем
удивительным. Но, в конце концов, все мы живем в тени Большого Дерева!
Помните об этом? Впрочем, я это уже говорил.
Когда мы, наконец, закончили он похлопал меня по плечу, сказав, что я
хладнокровный игрок, и что лучше быть со мной по одну сторону баррикад.
Затем мы выпили еще по одной, и Бейнер стал жаловаться, что ему никак не
удается подыскать себе повара-ригелианца и намекнул о желании перекупить у
меня Мартина Бремена. Под конец он снова стал допытываться, кто же
все-таки дал мне знать об этом деле.
Потом Бейнер отвез меня к Башне Бертоля. Мы попрощались, и он уехал.
Ливрея подогнала мой глайдер к подъезду ресторана и открыла дверцу.
Получив причитающиеся деньги, она выключила улыбку и удалилась. Я поехал в
"Спектрум", жалея, что вместо того, чтобы спокойно поужинать в отеле и
завалиться спать пораньше, я весь вечер ставил свой автограф на все новые
и новые листья.
Радио в моей машине наигрывало какую-то легкую мелодию, которую я лет
сто уже не слышал, и в сочетании с начавшимся дождем, она вызвала у меня
чувство легкой грусти и одиночества. Машин на улицах почти не осталось, и
я прибавил скорость.
На следующее утро, я отправил курьер-грамму Марлингу с Мегапеи, в
которой заверял, что Шимбо будет у него еще до начала пятого периода. Еще
спрашивал, не известен ли ему пейанец по имени Грин-Грин, или что-то в
этом роде, причем может ли он быть связан каким-нибудь образом с Белионом.
Я попросил его ответить курьерограммой с оплатой получателем, адресованной
на имя Лоуренса Дж.Коннера, п/о Вольная. Подписываться я не стал.
Я планировал в этот же день покинуть Дрисколл и вернуться домой.
Курьерограмма - самый быстрый и самый дорогой вид межзвездной связи, но
тем не менее, я был уверен, пройдет пара недель, прежде чем я получу
ответ.
Конечно, я несколько рисковал, посылая депешу подобного рода с
Дрисколла, да еще с обратным адресом на Вольной, если по прежнему хотел
сохранить инкогнито. Но я собирался улететь сегодня же и стремился
закончить дела побыстрее.
Расплатившись за номер в отеле, я поехал на улицу Нуаж, чтобы окинуть
дом Рут прощальным взглядом. По дороге я позавтракал в какой-то
забегаловке.
В Мармеладном Дворце меня поджидало кое-что новенькое. Из щели
почтового ящика я извлек большой белый конверт без обратного адреса.
На нем значилось: "Фрэнсису Сандау, дом Рут Лэрис". Я вошел в дом и,
прежде чем распечатать послание, убедился, что, кроме меня, тут никого
нет. Затем я достал из кармана безобидную с виду, тонкую трубочку, несущую
тихую, мгновенную смерть любому живому существу, сел в кресло и положил ее
перед собой. И лишь приготовившись подобным образом, я наконец вскрыл
конверт.
Так и есть. Еще один снимок.
Это был Ник, старина Ник, Ник-карлик... Покойный Ник. Он скалился
сквозь свою бороду, стоя на скалистом утесе, словно собираясь кинуться на
человека, его фотографировавшего.
"Прилетай на Иллирию. Здесь все твои друзья." - Гласила записка,
написанная по-английски.
Я закурил свою первую за сегодняшний день сигарету.
О том, кто скрывался под именем Лоуренса Дж. Коннера знали лишь трое:
Малисти, Бейнер и Дюбуа.
Малисти был моим агентом на Дрисколле, и я платил ему достаточно,
чтобы быть уверенным, что его не подкупят. Правда, к человеку можно
применить и другие средства воздействия, но Малисти сам узнал о том, кто
такой Лоуренс Дж. Коннер, только вчера, когда произнесенный пароль "Бе-бе,
я черная овечка" позволил ему расшифровать специальные инструкции. Так что
для применения особых мер воздействия времени было явно недостаточно.
С другой стороны, Бейнер тоже ничего не выигрывал, ставя мне палки в
колеса. Ведь мы были партнерами в совместном предприятии, к тому же
достаточно мелком и незначительном, чтобы о нем заговорили люди. Так,
капля воды в море бизнеса. Если изредка интересы наших с Бейнером
капиталов каким-то образом и вступали в противоречие, то этот конфликт
никогда не носил личного характера. Нет, Бейнер исключается.
Дюбуа тоже не произвел на меня впечатление человека, который
разбалтывает чужие имена и секреты. Чтобы получить от него нужную
информацию, мне даже пришлось намекнуть о своей готовности прибегнуть к
чрезвычайным мерам.
На Вольной никто не знал, куда и зачем я направляюсь. Никто, кроме
моего электронного секретаря, но все сведения о цели моей поездки я стер
из его памяти еще перед отлетом.
Я прикинул другую возможность.
Если Рут была похищена и ее принудили писать мне ту записку, то
злоумышленник, кто бы он ни был, вполне мог допустить, что я еще вернусь в
ее дом и обнаружу конверт, а если и нет - ничего страшного не произойдет.
Такой вариант казался мне более вероятным.
А это означало, что на Дрисколле есть человек, с которым я хотел бы
познакомиться поближе.
Вот только стоит ли терять на это время? С помощью Малисти я,
пожалуй, смогу добраться до того, кто отправил мне письмо с фотографией
Ника. Но за его спиной, наверняка, стоит кто-то другой - гораздо более
умный и ловкий. А в моих руках окажется пешка, обыкновенный исполнитель,
которому будет мало что известно или не известно совсем ничего.
Однако я все-таки решил пустить Малисти по следу и о результатах
приказал доложить на Вольную. Само собой, из дома я звонить не рискнул, я
воспользовался платным телефоном-автоматом на улице.
Через несколько часов уже не будет иметь значения, знал ли кто-либо,
что Коннер и Сандау - одно и то же лицо, или нет. Потому что к тому
времени я буду уже в пути и никогда больше не воспользуюсь именем Коннер.
Когда-то Ник-карлик сказал:
- Все несчастья в этом мире случаются из-за красоты.
- Может быть, из-за правды? Или доброты? - спросил я.
- Они тоже к этому причастны, но все же главный виновник - красота.
Именно в ней кроется источник всего зла!
- А не в богатстве?
- В деньгах тоже есть красота.
- Значит, если что-нибудь хватает не всем - еды, вина, женщин...
- Точно! - воскликнул он, с силой ударив пивной кружкой по крышке
стола, из-за чего несколько пьяных рож повернулось в нашу сторону. -
Красота, черт ее побери!
- А как насчет красивых парней?
- Все они - или подонки, потому что пользуются своей красотой в
корыстных целях, или самоуверенные гордецы, потому что знают, как все
остальные им завидуют. Подонки мешают жить честным людям, гордецы -
отравляют жизнь себе. Обычно и те, и другие плохо кончают, и все из-за
проклятой красоты!
- Ну, а разные там красивые вещи, произведения искусства?
- Они толкают людей на воровство или заставляют их мучиться всю жизнь
