могу вспомнить, как она это делала.
- Знаю: лучше, чем я.
- Этого я не говорила.
- Но думаешь. Ты злишься. Я стараюсь, как могу. Знаешь, от этих уп-
ражнений у меня голова идет кругом.
- Вот-вот, я как будто слышу ее. Продолжай.
Жалкий реванш Мики: возобладав над прежней Доменикой, она жила во
мне, управляя моими отяжелевшими ногами, моим истощенным мозгом.
Однажды Жанна повела меня к друзьям покойной. Она не отходила от ме-
ня, рассказывала, как я несчастна, и все сошло гладко.
На другой день она позволила мне отвечать на телефонные звонки. Ка-
кие-то люди выражали мне сочувствие, уверяли, что безумно волнуются,
умоляли принять их хоть на пять минут. Жанна брала второй наушник и по-
том объясняла, кто со мной говорил.
Однако в то утро, когда позвонил любовник прежней До, Габриель, Жанны
не было дома. Он сказал, что знает о моем несчастье, и объяснил, кто он
такой.
- Я хочу вас видеть, - добавил он.
Я не знала, каким голосом ему отвечать, от страха сказать что-нибудь
невпопад совсем онемела.
- Вы меня слышите? - спросил он.
- Я не могу вас сейчас принять. Я должна подумать. Вы не представляе-
те, в каком я состоянии.
- Послушайте, мне нужно вас видеть. Я три месяца не могу к вам про-
биться, но теперь-то вам от меня не отделаться. Мне необходимо кое-что
выяснить. Я еду к вам.
- Я вас не впущу.
- Тогда берегитесь! - сказал он. - У меня есть одно прескверное
свойств?: я упрям. На ваши несчастья мне наплевать. С До случилось нес-
частье куда большее: она погибла. Так мне приезжать или нет?
- Умоляю вас! Вы не понимаете. Я не хочу никого видеть. Дайте мне
время прийти в себя. Обещаю, что приму вас немного погодя.
- Я выезжаю, - сказал он.
Жанна упредила Габриеля и встретила его. Их голоса доносились из вес-
тибюля в нижнем этаже. Я лежала в кровати, прижав кулак в белой перчатке
ко рту. Через несколько минут хлопнула входная дверь, вошла Жанна и об-
няла меня.
- Он не опасен. Думает, наверное, что был бы подлецом, если бы не
пришел расспросить тебя, как погибла его подружка; но этим он и ограни-
чится. Успокойся.
- Я не хочу его видеть.
- И не увидишь. С этим покончено. Он ушел.
Меня приглашали. Я встречалась с людьми, которые не знали, как со
мной разговаривать, и довольствовались тем, что расспрашивали обо всем
Жанну, а мне желали не падать духом.
Однажды в ненастный вечер Жанна устроила даже маленький прием на ули-
це Курсель. Состоялся он за два-три дня до нашего отъезда в Ниццу и был
для меня своего рода экзаменом, генеральной репетицией перед вступлением
в новую жизнь.
Жанна была далеко, когда я увидела, что в одну из зал на нижнем эта-
же, где я находилась, входит никем не приглашенный Франсуа Руссен. Жанна
тоже заметила его и, переходя от одной группы к другой, спокойно напра-
вилась ко мне.
Франсуа объяснил мне, что явился не как назойливый любовник, а в ка-
честве секретаря, сопровождающего своего патрона. Тем не менее он, види-
мо, был не прочь дать слово и любовнику, но тут подоспела Жанна.
- Оставьте ее в покое, не то я вас выгоню, - сказала она.
- Никогда не угрожайте, ежели не способны привести в исполнение свою
угрозу. Слушайте, Мюрно, ведь я могу одной затрещиной сбить вас с ног.
Клянусь, я это сделаю, если вы от меня не отвяжетесь.
Они говорили не повышая голоса, даже продолжая любезно улыбаться друг
дружке. Взяв Жанну под руку, я велела Франсуа уйти.
- Мне необходимо с тобой поговорить, Мики, - настаивал он.
- Мы уже поговорили.
- Я не все тебе сказал.
- Ты мне достаточно нарассказал.
Я увела Жанну подальше от него. Он тотчас же ушел. Я заметила, что,
уходя, он перемолвился несколькими словами с Франсуа Шансом. Когда он
надевал в прихожей пальто, наши взгляды скрестились. Глаза его не выра-
жали ничего, кроме ярости, и я отвернулась.
К ночи гости разошлись. Жанна долго обнимала меня, сказала, что я оп-
равдала ее надежды и что нам все удастся, уже удалось. Ницца.
Отец Мики, Жорж Изоля, был очень худ, очень бледен и очень стар. Го-
лова у него тряслась, он смотрел на меня глазами, полными слез, не реша-
ясь поцеловать. А когда он меня все-таки поцеловал, разрыдалась и я. В
это мгновение я пережила нечто совершенно нелепое: я не чувствовала себя
ни испуганной, ни несчастной - напротив, я ошалела от радости, что он
так счастлив. Кажется, на несколько минут я забыла, что я не Мики.
Я обещала навестить его снова, уверяла, что выздоровела. Я оставила
ему разные подарки и сигареты, но при этом у меня было такое ощущение,
что я совершаю гнусность. Жанна увела меня. В машине она дала мне выпла-
каться, затем, извинившись, сказала, что должна воспользоваться моим
состоянием: она условилась о встрече с доктором Шавером. Жанна сразу же
повела меня к нему, так как считала, что со всех точек зрения лучше,
чтобы он увидел меня именно такой.
Шавер действительно пришел к выводу, что встреча с отцом оказалась
для меня слишком сильной встряской и могла задержать мое выздоровление.
Он нашел у меня крайнее физическое и нервное истощение и велел Жанне ог-
раждать меня еще некоторое время от общения, чего она и добивалась.
Доктор Шавер оказался именно таким, каким я его помнила: грузным, с
бритой головой и толстыми руками мясника. Между тем я видела его только
раз между двумя вспышками белого света-то ли до, то ли после операции.
Он сообщил мне, что его зять, доктор Дулен, беспокоится за меня, и пока-
зал мою историю болезни, которую тот ему переслал.
- Почему вы перестали к нему ходить?
- От этих сеансов она приходила в ужасное состояние, - вмешалась Жан-
на. - Я позвонила ему, и он сам счел за лучшее их прекратить.
Шавер был старше, а может быть, и решительнее Дулена и заметил Жанне,
что обращается он не к ней и будет ей признателен, если она оставит нас
наедине. Жанна наотрез отказалась.
- Я хочу знать, что с ней делают. Я вам доверяю, но не оставлю ее на-
едине ни с кем. И она и вы можете говорить в моем присутствии.
- Что вы в этом смыслите? - сказал Шавер. - Из истории болезни видно,
что вы действительно присутствовали при всех ее беседах с доктором Дуле-
ном. Вот он и не достиг никаких результатов после ее выхода из клиники.
Хотите вы ее вылечить или нет?
- Я хочу, чтобы Жанна осталась, - вставила я. - Если она уйдет, я то-
же уйду. Доктор Дулен обещал, что память вернется ко мне очень скоро. Я
выполняла все его указания. Играла с кубиками и стальными проволочками.
Часами рассказывала ему о своих переживаниях. Он сделал мне несколько
уколов. Если он ошибся, то не по вине Жанны.
- Да, он ошибся, - со вздохом признал Шавер, - но я начинаю понимать,
отчего это произошло.
Я увидела в истории болезни страницы, исписанные мною во время сеан-
сов "автоматического письма".
- Разве он ошибся? - удивилась Жанна.
- О, пожалуйста, не воображайте, что вы понимаете, в каком смысле я
употребил это слово. У этой девушки нет никакого органического порока.
Предел ее памяти - как у впавшего в детство старика: первые пять-шесть
лет ее жизни. Однако сохранились навыки. Любой специалист по заболевани-
ям памяти и речи принял бы это за частичную амнезию. Она перенесла шок,
волнения... В ее возрасте это может продолжаться несколько недель, иног-
да месяцев. Если доктор Дулен ошибся, то осознал свою ошибку, иначе я об
этом ничего бы не узнал. Я хирург, а не психиатр. Вы читали, что она тут
понаписала?
- Читала.
- Что особенного она нашла в этих словах: руки, волосы, глаза, нос,
губы? Почему она то и дело к ним возвращалась?
- Не знаю.
- Представьте себе, я тоже. Я знаю только, что эта девушка была
больна еще до несчастного случая. Была ли она легко возбудима, вспыльчи-
ва, эгоцентрична? Было ли ей свойственно жалеть себя? Случалось ли ей
плакать во сне? Мучили ли ее кошмары? Бывали ли у нее при вас внезапные
приступы ярости, как в тот день, когда она рукой в гипсе замахнулась на
моего зятя?
- Не понимаю. Мики чувствительна, ей двадцать лет, она, может быть,
от природы несколько вспыльчива, но больна она не была. Она отличалась
вполне здравым умом.
- Бог мой! Я никогда и не говорил, что она была не в здравом уме!
Поймите меня правильно: у нашей девочки еще до пожара были некоторые яв-
ления, напоминающие истерию, а людей с такими явлениями куда больше,
чем, например, курильщиков трубки или филателистов. И если я утверждаю,
что она была больна, то это прежде всего моя субъективная оценка того
порога, за которым начинается болезнь. К тому же некоторые виды потери
памяти или речи - обычные признаки истерии.
Он встал и, обойдя вокруг стола, подошел ко мне; я сидела на кожаном
диване возле Жанны. Взяв меня за подбородок, он повернул мою голову к
Жанне.
- Ну, разве она похожа на впавшую в детство старушку? Ее амнезия но-
сит не частичный, а избирательный характер. Скажу проще, чтобы вам стало
понятно: она забыла не какой-то определенный кусок своей жизни - пусть
даже самый большой, - нет, она отказывается вспомнить что-то или ко-
го-то. Знаете, почему доктор Дулен пришел к такому выводу? Потому что
даже в событиях, относящихся к четырех-пятилетнему возрасту, в ее памяти
есть провалы. Что-то или кто-то, вероятно, так непосредственно или опос-
редованно связан с ее самыми ранними воспоминаниями, что она вычеркнула
это из своей памяти. Вам понятно, что я хочу сказать? Случалось вам бро-
сать камни в воду? Круги, которые от них расходятся, немного похожи на
то, о чем я говорю.
Он отпустил мой подбородок и показал, описывая рукой в воздухе круги,
как это бывает.
- Возьмите мои рентгеновские снимки и отчет об операции, - продолжал
он, - и вы увидите, что я ее только заштопал. В этом и заключалась моя
роль. Я наложил пятьдесят семь швов. Поверьте, в ту ночь у меня была
твердая рука, и я знаю свое дело, поэтому убежден, что не задел мозга.
Дело здесь не в травме, даже не в реакции на физический шок - об этом ее
сердце сказало бы нам явственнее, чем голова. У нее характерная психи-
ческая реакция человека, который уже болен.
Я не выдержала, вскочила и попросила Жанну меня увести.
Шавер схватил меня за руку.
- Я нарочно тебя пугаю, - сказал он, повысив голос, - Ты, может быть,
выздоровеешь сама, а может, и нет. Могу дать тебе совет, полезный, доб-
рый совет. Зайди ко мне еще. И усвой следующее: пожар произошел не по
твоей вине и девушка погибла не из-за тебя. Хочешь ты ее вспомнить или
нет, она все равно существовала. Она была красива, она была твоей
сверстницей, и звали ее Доменикой Лои. Она действительно умерла - и пе-
ред этим ты бессильна.
Он удержал меня за руку, прежде чем я успела его ударить.
Затем сказал Жанне, что надеется, что она меня к нему пришлет.
Мы провели в Ницце, в гостинице на взморье, три дня. Октябрь подходил
к концу, но на пляже еще были купальщики. Я наблюдала за ними из окна
нашего номера и убеждала себя, что узнаю этот город, узнаю запах морской
соли и водорослей, который доносил до меня ветер.
Ни за что на свете Жанна не повела бы меня снова к доктору Шаверу.
Она говорила, что он кретин и грубиян. И не истерик, а параноик. Оттого
что он зашивает головы, мозги у него превратились в подушку для иголок.
У него у самого голова дырявая.
Я же была не прочь снова побывать у него. Конечно, он был груб, но я
жалела, что прервала его. Он не все мне рассказал.
- Надо же такое выдумать! Ты, значит, хочешь забыть саму себя! - по-
тешалась Жанна. - Выходит, так!
- Если бы он знал, кто я, он поставил бы все с головы на ноги. Не
прикидывайся дурочкой. Я хотела бы забыть Мики, вот и все.
- Вот то-то и оно, что, если бы он поставил все с головы на ноги, от
его блестящего рассуждения через секунду ничего бы не осталось. Не знаю,
