покорно крутиться в нем, как и лучи света, в продолжение тысяч лет по
разрешенным каналам его сложной структуры.
Пользуясь своими магнитными гасителями инерции, "Темное Пламя"
продолжал набирать скорость такими же убийственными для прежних
звездолетов прыжками, и связь с кораблем оборвалась.
Внутри "Темного Пламени", как только приборы СПШ (скорости
пространства Шакти) установились на индексе 0,10129, все члены экипажа
покинули инерционную камеру, разойдясь по своим постам.
В сплющенном сфероиде кабины управления, подвешенном в центре
купола, были только командир корабля Гриф Рифт, Фай Родис и Див
Симбел. Отсчет за отсчетом браковались варианты Шакти - ориентации
звездолета, мгновенно перебираемые электронным мозгом курсового
пульта. Ловкими, молниеносными поворотами рычажков Див Симбел нарочно
вводил помехи на дисторсию кривых тяготения и перебивки, имитируя
случайности Финнегана. Наконец слабое свечение озарило четыре желтые
звездочки в итоговом окошке, и вибрация звездолета успокоилась.
"Темное Пламя" лег на курс. Инженер включил пилотную установку и замер
над циферблатом устойчивости.
Фай Родис и Гриф Рифт молча встали на диск в полу кабины,
спустивший их на вторую перегородку корабля. Здесь оба астронавигатора
вместе с Соль Саином трудились над расчетами точки входа и точки
выхода - обе должны были быть готовы одновременно, ибо звездолет
скользил на границе Тамаса в нуль-пространстве лишь короткое время,
затраченное на повороты после входа и на выходе. Для продвижения в
нуль-пространстве времени Шакти не существовало. Точность расчета для
навигации этого рода превосходила всякое воображение и не так давно
еще считалась недоступной. Первый ЗПЛ "Нооген" мог выходить лишь в
приблизительно намеченные области пространства. Вероятность ошибок
была велика, что и привело в конце концов к гибели "Ноогена".
После изобретения каскадного метода корреляций стало возможным
определение места выхода с точностью до полумиллиарда километров.
Созданные почти одновременно приборы для "ощупывания" полей тяготения
из нуль-пространства исключили катастрофы от выхода на звезду или иное
опасное скопление материи. На эти приборы возлагали надежды безумно
смелые исследователи Тамаса.
А сейчас Вир Норин и Мента Кор закладывали в машины все
предварительные расчеты, сделанные гигантскими институтами Земли,
чтобы перевести их на конкретные условия в месте аннигиляции
звездолета. Работали не спеша, но и не отвлекаясь. В их распоряжении
было сорок три дня.
Фай Родис жестом простилась с Рифтом и медленно пошла по мягкой
дорожке к своей каюте, расположенной в ряду других по периферии второй
палубы. Присутствие ее не требовалось нигде. Месяцами подготовлявшийся
экипаж корабля и специалисты экспедиции не нуждались ни в каких
указаниях для повседневной работы - условия, уже тысячелетия
существующие для людей Земли. Пока ничего не случится, время Фай Родис
принадлежало ей самой, тем более что множество дел было неизмеримо
выше ее компетенции. Толстая дверь из волокнистого силиколла
автоматически открылась и закрылась, пропустив Фай Родис. Она усилила
приток воздуха в каюту и придала ему свой излюбленный аромат - свежий,
теплый запах нагретых солнцем африканских степей. Слабо гудели стены
каюты, будто и в самом деле вокруг простиралась обдуваемая ветром
саванна.
Фай Родис села на низкий диван, подумала и соскользнула на белый
жесткий ковер перед магнитным столиком. Среди прилепившихся к его
поверхности вещей стояла оправленная в золотистый овал небольшая
диорама. Родис подвинула незаметный рычажок, и маленькая вещица
превратилась в просвет необъятной дали живых и сильных красок природы.
Над спускавшейся в неизвестность синеватой равниной летел хрупкий
парящий аппарат в виде неуклюжей платформы, с грубо торчащими углами,
кривыми стойками и запыленным верхом. Уцепившись за какой-то рычаг, на
нем стояли двое молодых людей. Юноша с резкими чертами лица крепко
держал за талию девушку монгольского типа. Ее черные косы взвивались
на ветру, а одна рука была поднята вверх - не то сигнал, не то жест
прощания. Угрюмая пыльная равнина с чахлой растительностью сбегала в
таившуюся впереди пропасть, прикрытую валом густых желтых облаков. Эта
странная вещь досталась Родис от учителя Кин Руха, который видел в ней
соответствующую его мечтам символику. Для Кин Руха, окончательно
раскрывшего инфернальность прошедших времен, эта диорама стала
связующей с теми давно исчезнувшими людьми, наследником мыслей и
чувств которых он явился, чтобы оценить и понять неизмеримую силу их
подвигов. Тех, кто не примирился с безвыходным кругом страданий,
страха, болезней и тоски, оцепившими Землю с древних геологических
эпох и до той поры, когда в ЭМВ удалось наконец построить подлинно
высшее общество - коммунистическое.
Очень трудна работа историка, особенно когда ученые стали
заниматься главным - историей духовных ценностей, процессом
перестройки сознания и структурой ноосферы - суммы созданных человеком
знаний, искусства и мечты.
Подлинные носители культуры раньше составляли ничтожное
меньшинство. Исчезновение духовных ценностей, кроме дворцовых
предметов искусства, из археологической документации совершенно
естественно. Нередко исчезали в руинах и под пылью тысячелетий целые
островки высоких культур, обрывая цепочку исторического развития. С
увеличением земного населения и развитием монокультуры европейского
типа историкам удалось перейти от субъективных догадок к подлинному
анализу исторических процессов. С другой стороны, стало трудно
выяснять истинное значение документации. Дезинформация и чудовищная
ложь стали орудиями политической борьбы за власть. Весь пятый период
ЭРМ, изучению которого Фай Родис посвятила себя, характерен
колоссальными нагромождениями псевдоисторических произведений именно
этого рода. В их массе тонут отдельные документы и книги, отражающие
истинное сочетание причин и следствий.
Фай Родис вспоминала странное чувство ужаса и отвращения,
приходившее к ней, по мере того как она углублялась в избранную эпоху.
В сосредоточенных размышлениях она как бы перевоплощалась в некоего
среднего человека тех времен, односторонне образованного, убого
информированного, отягощенного предрассудками и наивной, происходившей
от незнания верой в чудо.
Ученый тех времен казался глухим эмоционально; обогащенный
эмоциями художник - невежественным до слепоты. И между этими
крайностями обыкновенный человек ЭРМ, предоставленный самому себе, не
дисциплинированный воспитанием, болезненный, теряющий веру в себя и
людей и находящийся на грани нервного надлома, метался от одной
нелепости к другой в своей короткой жизни, зависевшей от множества
случайностей.
Самым ужасным казалось отсутствие ясной цели и жажды познания
мира у очень многих людей, без интереса глядевших в темное, не
обещавшее никаких существенных изменений будущее с его неизбежным
концом - смертью.
Начинающая двадцатипятилетняя исследовательница явилась к
учителю с поникшей головой. Фай Родис всегда считала себя способной к
трудному поприщу древней моноистории, но теперь она почувствовала свою
эмоциональную слабость. Фай Родис захотелось спуститься в еще большую
древность, где отдельные очаги цивилизаций не давали возможности для
моноисторического синтеза и казались гораздо прекраснее. Недостаток
фактов давал простор домыслам, осветленным представлениями Эры
Встретившихся Рук. Сохранившиеся произведения искусств одевали то
немногое, что было известно, ореолом большого духовного взлета.
Кин Рух, не скрывая улыбки, предложил Фай продолжать изучение
ЭРМ еще год. Когда Родис стала видеть, как в неустроенной жизни ЭРМ
выковывались духовные, морально-этические основы будущего мира, она
была поражена и полностью захвачена картиной великой борьбы за знание,
правду, справедливость, за сознательное завоевание здоровья и красоты.
Впервые она поняла казавшуюся загадочной внезапность перелома хода
истории на рубеже ЭМВ, когда человечество, измученное существованием
на грани всеистребительной войны, раздробленное классовой,
национальной и языковой рознью, истощившее естественные ресурсы
планеты, совершило мировое социалистическое объединение. Сейчас, из
дали веков, этот гигантский шаг вперед производил впечатление
неожиданного прыжка. Прослеживание корней будущего, поразительной
уверенности в светлом и прекрасном существе человека стало для Фай
Родис главным делом жизни. И теперь, через пятнадцать лет, по
достижении ею сорокалетней зрелости, оно привело ее к руководству
небывалой экспедицией в чудовищно отдаленный мир, похожий на земной
период конца ЭРМ,- олигархический государственный капитализм, каким-то
способом остановленный в считавшемся неотвратимым историческом
общественном развитии. Если это так, то там встретится опасное,
отравленное лживыми идеями общество, где ценность отдельного человека
ничтожна и его жизнь без колебания приносится в жертву чему угодно -
государственному устройству, деньгам, производственному процессу,
наконец, любой войне по любому поводу.
Ей придется стать лицом к лицу с этим миром, и не только как
бесстрастному исследователю, чья роль - смотреть, изучать и доставить
на родную планету собранные материалы. Ее выбрали, конечно, не за ее
ничтожные научные достижения, а как посланницу Земли, женщину ЭВР,
которая со всей глубиной чувств, тактом и нежностью сможет передать
потомкам родной планеты радость светлой жизни коммунистического мира.
Фай Родис отстраняющим жестом выключила диораму. Взять с собой
частицу мечты учителя - что это, как не отголосок ее прежнего смятения
от познания ЭРМ! Сейчас, в тот момент, когда звездолет мчится
навстречу неизвестной судьбе, она смотрела на летящую девушку, как на
подругу. Та стояла в полной готовности, подняв для сигнала тонкую
руку, перед спуском в пропасть. И Родис тоже скоро станет перед
смертельно опасным для всего чужого миром Торманса. Ее спутники будут
ждать от нее решающего сигнала.
Фай Родис передвинула рычажок под подушкой дивана, и часть
стенки каюты превратилась в зеркало. С минуту она изучала в нем свое
лицо, ища сходства с трагически напряженным лицом девушки. Однако
твердое, правильное лицо зрелой женщины ЭВР с идеально вылепленной
структурой сильного костяка, проступающей под выразительными мышцами и
безупречной кожей, сильно отличалось от полудетского выражения девушки
ЭРМ даже в очень похожих переживаниях.
Предчувствие испытаний и тревога за успех экспедиции углубили
серьезность зеленых глаз Фай Родис, резче очертили упрямый и твердый
вырез губ.
Фай Родис шире раскрыла глаза и подняла руку - жестом летящей на
платформе, но зеркало отразило его патетическим и забавным. Коротко
рассмеявшись, Родис убрала зеркало, сбросила платье и легла на диван,
расслабив тело и уставив взгляд на синеватый, чуть светящийся шар над
головой. Она оставалась в неподвижности около трех часов, пока в
системе концентрических кругов на потолке не загорелась желтая точка и
не раздался слабый звон. Фай Родис сделала несколько гимнастических
упражнений. Еще несколько минут - и перед зеркалом стояла другая
женщина, казавшаяся строже и суровее в мягкой облегающей одежде
астронавта и с короткой, плотно уложенной прической. Она надела
