Слезы его стекали не на щеки, как обычно, а на брови, на лоб; он
снова закричал и в отчаянии подумал, что будет, если его крик услышат
стражники.
Мысль о дозорниках заставила его на минуту умолкнуть. Бесполезный меч
колотился о спину; муравьиное пиршество продолжалось.
- Илияш, - сказал Станко шепотом, - пожалуйста. Пожалуйста, Илияш!
Кто-то рассмеялся в двух шагах от него. Стражники, подумал Станко, но
в этот момент ему даже хотелось на дыбу.
- Ну, парень, - донесся насмешливый голос браконьера. - Влип-таки...
А кому я говорил - не сходить с места?
Почему он смеется, подумал Станко. Муравьи жрали его со все
возрастающей жадностью.
- Кому я говорил, а? - бодро продолжал Илияш.
- Освободи... - простонал Станко, не узнавая собственного голоса.
Сильная рука дернула его в сторону. Станко снова качнулся, потом
качнулся сильнее, потом веревка, держащая его за ноги, оборвалась. Станко
упал лицом в траву.
Лежа на животе, он ощущал, как браконьер режет стягивающие его путы;
вот отпустило плечи, грудь, живот... Вот легче стало ногам... Руки не
слушались - Станко их попросту не чувствовал. Подвывая от боли и
облегчения, принялся сметать муравьев, катаясь лицом по траве.
Илияш, стоя над ним, строго выговаривал:
- Если я сказал - на месте, то это, будь уверен, "на месте" и значит!
Надо было тебя полчасика тут подержать, хорошая была бы наука... Помнишь
того парня, что мы видели?
- Скотина ты, - шептал Станко, вытирая вместе с муравьями и слезы, -
скотина... Хороша наука... Я посмотрел бы на тебя, свинья ты...
Он всхлипнул и перевернулся на спину. С трудом сел. Сказал прямо в
смеющиеся глаза:
- Свинья! Ты где был?! Я звал тебя, звал...
- Сам свинья, - отозвался Илияш в тон. - Я, что ли, не предупреждал
тебя? Сам виноват, не скули теперь!
- Это я скулю? - Станко зашелся от гнева. Веки его быстро опухали, не
давая глазам раскрыться. - Я еще и скулю?!
- Знаешь, - протянул Илияш с насмешливой рассудительностью, -
поговорка есть: мишка любит мед, а пчелки виноваты!
Станко сердито отвернулся.
Этой ночью им не пришлось спать.
Пригас костер, Илияш прикорнул рядом. Станко, которого весь день
колотил озноб от муравьиного яда, потихоньку бредил с открытыми глазами.
Ему мерещилась Вила в подвенечном платье и с красной косынкой на голове; в
этот момент Илияш, всегда чуявший опасность за версту, дернулся и сел,
беспокойно уставившись на Станко соловыми глазами. Обоим стало вдруг ясно,
что рядом, в темноте, находится кто-то третий.
Ни шороха, ни звука, ни привычного крика ночной птицы; Станко,
мгновенно покрывшись испариной, нащупал в темноте обнаженный меч. Илияш
сжимал в одной руке кинжал, в другой - тлеющую ветку из костра.
Тот, третий, смотрел на них из глубокой, как колодец, тьмы. Станко
казалось, что он слышит мерное, сухое дыхание. Потом - тресь! - сломанная
веточка щелкнула со звуком разгрызенной кости.
- А... - начал было Станко, но Илияш так глянул на него, что тот
прикусил в пересохшем рту и без того непослушный язык.
Прошла минута, потом еще невесть сколько времени, ветка в руке Илияша
перестала тлеть, пальцы Станко, сжимающего тяжелую рукоять, онемели - а
третий, ночной гость из темноты, все не уходил.
Он двигался по кругу - они поняли это по неспешному треску веток,
чуть слышным вздохам, по дуновению ветра. Размеры гостя установить было
трудно - если он и был массивен, то двигался с удивительной легкостью.
Станко старался держаться лицом к неведомой твари, по крайней мере
лицом к тому месту, где она должна была быть. Илияш сидел неподвижно,
наклонив голову, подчинив все чувства слуху.
- Омм! - в темноте, похоже, зевнули, и в нос Станко ударил густой
запах гнилого мяса. Потом он увидел прямо перед собой два круглых красных
ободка - и еле сдержал крик.
Красные ободки расширились и сузились опять. В центре каждого из них
посверкивала белая искорка.
В следующую секунду ночной гость удалился. Слушая стихающее
потрескивание веток, путники обнаружили, что сидят, мертвой хваткой
вцепившись друг в друга.
...Утром они осмотрели следы - будто кто-то через равные промежутки
вдавливал в землю огромные бочки. На дне одного из них окоченела
расплющенная мышь.
- Это, - пояснил неприятным голосом Илияш, - это из беззаконных
земель забрело... Там полно всяких... Расплодили колдуны проклятые... -
Илияш вытер лицо и посмотрел на Станко длинным странным взглядом: - Да,
парень... далеко мы зашли... - и усмехнулся.
- Далеко зашли? Замок близко? - быстро спросил Станко.
- Беззаконные земли близко, - протянул браконьер. - А замок... Дня
три... Четыре... Если все будет "бархатом"... А еще лучше...
- Что?
- Ничего, - носком ботинка браконьер сбрасывал на дно бочкообразного
следа жирную глину.
Станко окинул взглядом место ночевки, и ему снова стало не по себе.
- А... беззаконные земли... - и не стал продолжать.
- Здесь, - нехотя кивнул проводник, - рядом уже... Но мы туда не
пойде-ем! - он усмехнулся и погрозил Станко пальцем.
- Давай-ка... поскорее, а? - предложил тот, взваливая на плечи
исхудавший мешок.
Илияш отрешенно кивнул.
Идти было тяжелее, чем обычно. Еще одна бессонная ночь давала о себе
знать.
Лес поредел. Ноги увязали в противно мягком, податливом, зыбком слое
прошлогодних листьев. То и дело приходилось обходить выпирающие из земли
высокие камни.
Илияш по привычке что-то напевал - уже не так весело, как в начале
пути, но Станко сумел-таки разобрать песенку про милую деву, про длинную
ночку, про то, что у кого-то там захромал конь и луна теперь в ущербе;
потом песенки-прибаутки стихли, и, протискиваясь в очередную щель между
стволами и камнем, Станко услышал вдруг, как Илияш вполголоса произносит
странные, звучные слова.
Это были, кажется, стихи - но стихи на непонятном языке, чеканные,
зловещие, одновременно ласкающие и терзающие слух; Станко не мог уловить
ни одного знакомого слова, но в железном ритме строк ему слышались звуки
битвы, звон мечей и военные клятвы.
Дождавшись, пока стволы и камни чуть расступятся, позволяя двоим идти
рядом, Станко догнал проводника. Тот, покосившись на него, осекся и
замолчал.
- Что это? - спросил Станко удивленно.
- Где? - буркнул Илияш.
- То, что ты говорил только что... Это стихи?
- Это, - Илияш досадливо поморщился, - это так... ничего.
Станко обиделся - ему показалось, что браконьер скрытничает и не
желает с ним разговаривать. Фыркнув, он отстал.
Илияш шел теперь молча, а Станко, глядя ему в спину, крепко
задумался.
Он думал о том, что, в сущности, об Илияше знает совсем немного и все
- с его слов. Что он в страже служил - это похоже, боец отменный, а вот
почему сбежал? А главное - кем раньше-то был, ведь не родился же он
стражником, а?
Морща лоб, Станко вспоминал все мелкие Илияшевы повадки - как ест,
как умывается, как палку держит... Охотник умелый, и шкурку сдерет, и
ощипает, и зажарит, и... А вот только не из простых он, Илияш. Не из
простолюдинов.
Станко и сам не знал, почему именно сейчас в этом уверился. Может
быть, смутная тайна, связанная с его проводником, давала о себе знать и
раньше, но именно сейчас, вспоминая чеканные слова непонятных строк,
Станко понял вдруг, что браконьер - не совсем тот, за кого Станко принимал
его раньше.
Может быть, шпион?
Ему очень не хотелось так думать - после всего, что было. А было
множество ловушек, и в каждую из них Станко не надо было даже толкать -
сам угодил бы, не окажись рядом проводника...
Все это верно, но кто такой Илияш? Откуда он знает громкое слово -
бастард? "Незаконный сын знатной особы"... И что за счеты у него с князем
Лиго? Как зло он сказал тогда у костра: убей его...
- Осторожно, - бросил идущий впереди Илияш, перелезая через
поваленный ствол.
Станко тряхнул мешок, поудобнее устраивая его между лопатками, и
продолжал свои молчаливые рассужденья.
Опять-таки, если Илияш не из простых, почему он стражников боится,
как школьник розги? Может быть, князь специально за ним охотится? Может
быть...
Ноги Станко соскользнули, он потерял опору и сорвался куда-то вниз.
Не очень глубоко. По сапогам застучали комья глины. Где-то наверху ахнул
Илияш.
Станко, скорее раздосадованный, чем испуганный, стоял на дне широкой
ямы; влажная стенка ее осыпалась в том месте, где ее потревожили сапоги,
локти и колени неловкого путешественника. И еще - стена была вся испещрена
дырами, как ломоть хорошего сыра.
- Стой на месте, - Станко показалось, что голос Илияша странно
изменился.
Станко опустил взгляд.
Из круглой дырочки, темной норки в сырой стене показалась плоская
треугольная голова. Полоснул воздух тонкий раздвоенный язык; голова
поднялась, закачалась, как на пружине, и матово блеснула бронзово-черная
чешуя.
Станко отшатнулся. Змея смотрела ему в глаза - прямо, неотрывно, а из
множества нор уже радостно выглядывали ее товарки.
Станко задрожал и отступил. Под ногами подминалась жирная земля, и,
мельком взглянув вниз, он вскрикнул и замер - прямо у его сапог
покачивались треугольные головы.
Он боялся змей. Он с детства очень боялся змей, с тех самых пор, как
во время сенокоса умер от укуса гадюки мальчишка - один из его обидчиков.
Мальчишка носился в горах сена, шумный, обалдевший от счастья - чтобы
через минуту забиться на земле, крича от ужаса, и умереть в корчах, и
оставить на руках обомлевшей матери только синий, раздувшийся маленький
труп...
Станко огляделся. Кое-где яма поросла травой, и у противоположной
сырой стены валялась на боку корзинка - птичье гнездо. Внутри него полно
было битой скорлупы, а рядом грязной грудой перьев лежала сама хозяйка -
дохлая пичуга.
- Стой на месте! - отрывисто повторил Илияш. Голос его донесся до
Станко глухо, как сквозь вату.
Змеи продолжали лезть изо всех дыр. Оцепеневшему Станко показалось,
что сырые стенки ямы на глазах обрастают черным, шевелящимся ворсом.
Тусклые глазки безучастно смотрели парню в лицо, раздвоенные языки
подрагивали, будто дразнясь.
Он скорее почувствовал, нежели услышал шорох чешуи, скользящей по
голенищу. Нервы его не выдержали. Завизжав, как девчонка, Станко изо всех
сил затопал ногами, пытаясь сбить, отшвырнуть, вдавить треугольные головы
в мякоть земли.
- Не двигаться! Не двигаться!! - надрывался Илияш, но Станко уже не
мог остановиться. Он лупил и давил, и несколько тварей, лишившись в пылу
боя голов, теперь корчились на дне ямы, как толстые блестящие шнурки. Со
стенок, утыканных норами, теперь сползал на дно сплошной шипящий поток.
Птичье гнездо и мертвый комок перьев скрылись под грудой извивающихся тел.
- Станко!
Сразу несколько пар челюстей бессильно соскользнули, пытаясь
прокусить голенище. Он успел сбросить тварь, взбирающуюся по сапогу вверх;
змеи уже не ползали, не извивались - они просто кишели.
Станко метался, в мыслях своих уже сто раз укушенный и тысячу раз
мертвый. Прямо перед лицом у него вдруг оказалась стенка со змеиной
головой, выглядывающей из укрытия; в ту же секунду - ему показалось, что
он бредит - голову эту накрыла плотная темная ткань.
- Сюда! Скорей!
К нему тянулась чья-то рука... Судорожным движением сбросив с ноги
цепкие змеиные объятья, Станко качнулся вперед, позволяя этой руке
схватить себя за шиворот.
Одеяло, наброшенное на стенку, уже злобно шевелилось; Станко увидел,
