клиентов их конторы проявил интерес к этой картине. Урок был дан сокру-
шительный. Трубочист оказался настолько информированным не только о са-
мом бароне, но обо всем Лихтенштейне, что фон Кюксен уже ждал в любую
минуту появления полиции. После чего те четыре миллиона, которые барон
заполучил у фонда Гульбекяна, перекочевали в карман трубочиста, а
фальшивый Гойя стал его собственностью. В Клотене багровый от бешенства
барон взял такси и помчался на Минерваштрассе. Дом под номером 33/а ока-
зался старым, окруженным высокими елями особняком, обветшавшим до такой
степени, что, казалось, вот-вот рухнет. Монокль барона угрожающе заблес-
тел. Дверь открыл рыжеволосый юнец. И барон оказался в полуразрушенной
комнате, стены которой были обшиты панелями, перед лицом сразу трех ад-
вокатов, похожих на Зевса и отличавшихся друг от друга только цветом во-
лос
- один был рыж, второй сер, третий сед - и представившихся Рафаэлем,
Рафаэлем и Рафаэлем. Младший Рафаэль шепелявил, средний хрипел, а стар-
ший то и дело ковырялся в своем слуховом аппарате - тот непрерывно свис-
тел. Барон опустился на стул. Шепелявый открыл совещание. Он поблагода-
рил барона. Его Гойя, переданный доверенному лицу их клиента в Нью-Йор-
ке, оказался подлинником и был только что продан на аукционе Кристи за
12 миллионов долларов. Затем второй адвокат заявил надтреснутым голосом,
что фон Кюксен за эту мастерскую подделку принят в постоянные члены пер-
вого - ммм! - синдиката Соединенных Штатов, распоряжениям которого, пе-
редаваемым через их контору, он, барон, не должен оказывать противо-
действия. После этого старший Рафаэль прошептал едва слышно, поскольку
ему мешала говорить выпадающая челюсть, что теперь фон Кюксен может уда-
литься.
Адвокатская контора "Рафаэль, Рафаэль и Рафаэль" и в дальнейшем не
сидела сложа руки. Она завязала доверительные отношения с другими адво-
катами, а те побеседовали с членами Национального совета и совета канто-
нов. Доверительные беседы множились, один из членов Национального совета
получил официальный запрос, из Национального совета пожелание ответа на
этот запрос просочилось в исполнительные органы. И если "Рафаэль, Рафа-
эль и Рафаэль" еще в какой-то степени представляли себе, кто такой Вели-
кий Старец, то уж адвокатам, с которыми они наладили связь, они расписы-
вали Старца как человека, хоть и не совсем свободного от криминальных
пятен, но все же вполне добродетельного, и этот образ, согласно последо-
вавшим затем рекомендациям, вскоре облагородился до такой степени, что
вообще переместился в область благотворительности, так что речь уже не
шла о какой-то конкретной личности, а всего лишь о крайне туманной идее
некоего неформального объединения мультимиллионеров филантропического
толка, основавших в Америке "Бостонское общество морали", альтернативное
известному "Обществу морального возрождения" в городе Ко, Нормандия.
После этой как бы гомеопатической подготовки был образован почетный ко-
митет во главе с бывшим членом Национального совета, в состав которого
вошли действующие члены Национального совета и совета кантонов, банкиры,
видные общественные деятели и даже один профессор теологии, не имевшие
ни малейшего представления о том, для чего они понадобились.
"Бостонское общество морали" было столь же туманным образованием, как
и большинство объединений с добрыми целями. Все эти господа, явившись на
Учредительное собрание, растерянно жались к стенам, прежде чем присту-
пить к основанию европейского филиала американского "Общества морали",
не подозревая, что в самой Америке такого общества и в помине не было.
Потом бывший член Национального совета подписал Учредительный акт, в ко-
тором он именовался председателем правления, и в своей застольной речи
подчеркнул, что главное - это основать "Общество морали" и на Европейс-
ком континенте, а уж цель этого общества потом найдется.
Моисей Мелькер давно позабыл о своем разговоре с Великим Старцем, хо-
тя и не мог избавиться от смутного ощущения, что никак не вспомнит че-
го-то очень важного. Надежду устроить приют отдохновения для миллионеров
он оставил.
Когда земля сотрясается, реки выходят из берегов, лавины низвергают-
ся, склоны гор осыпаются, вулканы исторгают магму, людей охватывает
страсть вспомоществования и жажда благотворительности. Повсюду собирают
и жертвуют деньги, радио подливает масла в огонь, передавая победные со-
общения о собранных средствах - один миллион, два миллиона, два с поло-
виной, три миллиона, - персонал фирм и школьники вносят свою лепту, пев-
цы и певицы жертвуют гонорары за концерты, писатели устраивают публичные
чтения, художники пишут картины, композиторы сочиняют траурные кантаты,
мир источает жалость. Но если в беду попадает миллионер, то с богачом
Великий Старец (с бородой) расправляется безжалостно. Однако Великий
Старец (без бороды) не обманывался на его счет. Моисей Мелькер жалел са-
мого себя. Он тоже нес свой крест, он тоже был миллионером. Благодаря
трем женам, из которых третья, еще живая, тиранила его больше, чем по-
койницы, причем Моисей Мелькер изо всех сил избегал применять этот гла-
гол к своей семейной жизни. Он просто растворился в ней. Из любви, как
он себя уверял, на самом же деле из страха.
Цецилия Мелькер-Ройхлин знала о нем все. Знала и о том, как он посту-
пил с Лизи Блаттер, официанткой в "Медведе", неделю спустя после его ви-
зита в пансионат. Как-то в субботний вечер Моисей Мелькер, видимо, поте-
рял контроль над собой. Мостки над пропастью зашатались, и бездна вновь
забурлила. Разве кому-нибудь придет в голову изнасиловать официантку и
потом бросить ее мертвое тело в Грин, прозрачную горную речушку, кото-
рая, извиваясь, течет мимо Гринвиля и Маттена и впадает в Эмме. На зака-
те ему просто захотелось прогуляться. Да и не насиловал он ее. Лизи была
ненасытна. Но потом сказала:
"Неудивительно, что он никак не угомонится, при его-то старухе. Сразу
видать
- изголодался". Только после этих слов он на нее набросился и заду-
шил. А вот швырять ее в речку не стоило. "Не видать тебе меня, как своих
ушей", - расхохоталась она в лицо эгглерову батраку Зэму, когда они
повстречались с ним на мостике, и потащила Моисея вверх по течению реки,
под ивы. Он долго потом смотрел на ее труп в воде. Начали звонить коло-
кола в Гринвиле, в Маттене, немного погодя - и в Бубендорфе. В Бубендор-
фе всегда немного запаздывали. А уж после донесся колокольный звон и из
Нидеральмена. Словно хоронили кого. Слезы текли по лицу Моисея Мелькера.
А Грин все текла себе и текла не торопясь. Речка была мелкая, тело Лизи
лежало в небольшой котловине. Иногда к нему подплывали форели, и оно
слегка покачивалось в воде. Колокола в Гринвиле умолкли, за ними и ос-
тальные. Теперь звонили только в Нидеральмене. Там у них исповедовали
экуменистическую религию.
Когда Мелькер подошел к мостику, Зэму все еще стоял там. Моисей оста-
новился рядом. И оба стали смотреть на воду. Солнце уже зашло за Хубель.
Труп Лизи приплыл вниз по течению. Зэму сказал: "Господи помилуй". Те-
перь уж и колокола в Нидеральмене умолкли. Экуменистическая служба нача-
лась. На Моисея Мелькера тяжко давило его богатство. Ведь он женился на
Эмилии Лаубер, Оттилии Ройхлин и Цецилии Ройхлин, а не на такой ненасыт-
ной бабенке, как Лизи Блаттер, чей труп с открытыми глазами спокойно
скрылся под мостиком, вновь появился и поплыл дальше, к впадению в Эмме.
В нем было что-то торжествующее. Зэму пробормотал: "Боже милостивый" и
побрел по воде за трупом. Моисею Мелькеру вдруг пришел на память старик,
с которым он заговорил в пансионате. Моисей пошел домой, разделся и по-
лез в постель к Цецилии. Она вставала с кровати всего один раз за то
время, что прошло после его возвращения из Египта. Ради венчания в церк-
ви надела подвенечное платье своей сестры Оттилии. Потом опять улеглась,
курила сигары, ела шоколадные конфеты и читала. С криминальных романов
она переключилась на научную фантастику. А расплылась она до такой сте-
пени, что для него почти не оставалось места в супружеской постели. И
по-прежнему облачалась в шелковые ночные сорочки. Моисей понял, что она
уже обо всем знает. Он лежал рядом с ней и ждал, когда заявится полиция.
Но полиция не заявилась. И на второй, и на третий день тоже. Вообще не
пришла. Через неделю у Цецилии кончились конфеты. Почта не привезла их
вовремя из Берна. Моисею пришлось вылезть из кровати и спуститься в де-
ревню. Он купил в кондитерской Беглера два килограмма шоколадных конфет
и проронил как бы невзначай, что в деревне, слава богу, все спокойно.
Вовсе нет, господин миссионер, возразила фрау Беглер и рассказала, что
неделю назад был арестован батрак Эгглера. Зэму во всем сознался. Мол,
Лизи Блаттер сказала ему: "Не видать тебе меня, как своих ушей", и тогда
он взял ее силой, потом задушил и бросил тело в речку.
Когда полицейский повез его в Берн, чтобы сдать в следственный изоля-
тор, Зэму на станции спрыгнул под поезд "Берн-Люцерн" и помер на месте.
Растяпа-полицейский не пристегнул его к себе наручниками, потому что
Зэму вел себя смирно и сам во всем признался. Слава богу, а то этот рас-
тяпа тоже попал бы под поезд. Мелькер купил еще два килограмма шоколад-
ных конфет, отправился в трактир "Медведь" и заказал мясное ассорти
по-бернски. Теперь он понял, почему на него свалилось богатство. Потому
что спасти его могло только благоволение Великого Старца (с бородой).
Признание Зэму было для него знамением. Значит, он жил под знаком Гос-
подней милости, и тут уж не играло роли - грехом больше, грехом меньше,
пусть даже смертным. Он с аппетитом поел. Потом вернулся на виллу и вру-
чил Цецилии четыре килограмма конфет. Добавив, что завтра наверняка при-
везут еще из Берна. Она взяла одну конфету, сказала, что бернские лучше,
открыла новый научно-фантастический опус под названием "В пузыре време-
ни" и процедила, что Мелькер вполне мог бы принести ей конфеты до того,
как отправился лопать свое ассорти.
Ванценрид был чемпионом Швейцарии в тяжелом весе среди боксеров-люби-
телей, однако нет нужды останавливаться на его биографии более подробно.
Уже его первая попытка выступить в качестве профессионала окончилась но-
каутом в первом же раунде, от которого он пришел в себя после комы лишь
спустя месяц.
Вероятно, его сообразительность от этого уменьшилась, но если исхо-
дить из ее уровня до комы, это представляется едва ли возможным. Его по-
пытка стать вышибалой в веселом доме провалилась из-за того, что он бо-
ялся отпора со стороны тех, кого должен был вышибать. Поэтому он никого
и не вышибал. Не удалась и третья его попытка найти свое место в жизни.
Правда, в течение года дела его шли неплохо, но потом у него переманили
сразу трех шлюх. В течение двух недель. Полиция к нему прицепилась, и
больше никто не захотел с ним работать. Тогда Ванценрид попробовал за-
няться мелким уголовным бизнесом, для чего сколотил группу приблатненных
парней - настоящих профессионалов-уголовников привлечь в свою банду было
ему не под силу.
Однако совершенные ими взломы банковских сейфов и разбойные нападения
свалили на него, и, хотя доказать ничего не смогли, подозрение осталось.
Приблатненные парни зарабатывали у него меньше, чем получали в отделе
социальной помощи, так что предпочли честную жизнь. Полиция насела на
Ванценрида пуще прежнего. В Цюрихе земля горела у него под ногами.
Подавленный сидел он перед тремя адвокатами Рафаэлем, Рафаэлем и Ра-
фаэлем в их конторе. Все трое были похожи друг на друга как однояйцовые
близнецы. Лет тридцати с гаком. Слегка разжиревшие, покрытые горным за-
гаром, с расстегнутыми воротничками и золотыми цепочками на шее. Приве-
денные ими доказательства того, что именно им совершены еще не расследо-
