Фридрих Дюрренматт
Ущелье Вверхтормашки
Роман. С немецкого. Перевод Е. Михелевич
Кажется, нет в двадцатом веке более известных швейцарских имен, чем
Макс Фриш и Фридрих Дюрренматт. Очень разные как писатели, они пользова-
лись широчайшим признанием среди читателей и зрителей чуть ли не всех
стран и континентов, кроме разве что... Швейцарии. Нет, их, разумеется,
и дома очень хорошо знали, всё издавали, ставили, даже почитали, - но
как-то дистанцированно, словно не родные это сыны, прославившие свое
отечество, а - по-нашему - диссиденты. Конечно, они давали основания
опасаться себя, - пожалуй, больше своим поведением - критическим, неза-
висимым, чем книгами, в которых, правда, при всей их общечеловеческой
"прописке" тоже можно было разглядеть не всегда приглядную "швейцарс-
кость".
Поразительно, что и внешняя канва их земного бытия полностью совпада-
ет, хотя шли они по жизни отнюдь не рука об руку. Вернее, дружба их свя-
зывала только поначалу, когда младший на десятилетие Дюрренматт почти-
тельно взирал на своего уже известного и очень благоволившего к нему
старшего коллегу. Но потом пути их настолько разошлись, что, живя в од-
ной маленькой Швейцарии, они после многих лет впервые увиделись в 1987
году в Москве, во время Всемирного конгресса деятелей культуры против
ядерного вооружения.
Десятилетняя разница в продолжительности жизни между ними так и сох-
ранилась:
пяти недель не дожил до своего восьмидесятилетия Макс Фриш (15.V.11 -
4.IV.91), трех недель не хватило до семидесятилетия Фридриху Дюрренматту
(5.I.21 - 14.XII.90).
Редкий случай, но и у нас в стране книги обоих писателей издавали и
пьесы ставили с давних пор почти по мере их рождения на свет. Ну, быва-
ли, естественно, перерывы, по счастью не слишком длительные: что-то не
то кто-либо из них сказал (например, по поводу наших, то бишь советских,
действий), что-то осудил (скажем, Берлинскую стену), не с тем заявлением
выступил (то есть не поддержал, к примеру, вступления наших войск в Че-
хословакию), не того, кого надо (нам), поддержал, выступил в защиту чуж-
дого нам нашего же соотечественника... Да мало ли что может сорваться с
языка или соскочить с публицистического пера человека, не присягавшего
на верность Программе и Уставу КПСС. В самих же художественных произве-
дениях эти шумные, но преходящие грозы не занимали существенного места
(а когда занимали, пекущиеся о знакомстве русскоязычной аудитории со
значительными новинками зарубежной литературы переводчики с разрешения
авторов - а то и без оного - купировали соответствующие огрехи мировозз-
рения западного интеллигента).
"Ущелье Вверхтормашки" (Durcheinandertal) - последний роман (1989)
Фридриха Дюрренматта. Автор еще увидел свою книжку. Пересказывать его
нет смысла - вот он перед вами, да Дюрренматта и не перескажешь, надо
просто читать и наслаждаться этой захватывающей интеллектуальной игрой,
неожиданными перевоплощениями, психологическими вывертами, тонкой ирони-
ей, забавными шутками, юмором, сарказмом - этими постоянными спутниками
зоркого художника, который довел свое мастерство до блеска, осветившего
и его последнее творение.
Е. Кацева
Он был похож на Бога из Ветхого Завета, только без бороды. Когда де-
вочка его заметила, он сидел на каменной кладке, ограждавшей от осыпей
дорогу, поднимающуюся по ущелью вверх, к пансионату. Девочка окликом ос-
тановила пса.
Ее огромный пес - больше сенбернара, короткошерстый, черной масти с
белой грудью - тащил вверх по дороге тележку с молочным бидоном, позади
которого и стояла девочка. Ей было четырнадцать лет. Она сняла с бидона
крышку, зачерпнула половником молока и пошла к нему. Сама не зная, за-
чем. Безбородый Бог взял половник и выпил молоко. Вдруг девочка перепу-
галась. Закрыв бидон, она повесила на его край половник, махнула рукой
Мани, и тот помчался к пансионату с такой скоростью, словно тоже перепу-
гался.
Безбородый Бог обладал чувством юмора. Выслушав просьбу Моисея
Мелькера, он разразился таким хохотом, что гости пансионата, все еще
танцевавшие, сбились с такта, а трое чехов-музыкантов - пианист, скрипач
и виолончелист - прекратили играть. Правда, расхохотался он лишь после
того, как Мелькер удалился - в полной уверенности, что получил отказ.
Безбородый Бог и глазом не моргнул. А задним числом хохотал он главным
образом потому, что Мелькер говорил о Великом Старце, и Безбородый Бог
решил, что Мелькер имеет в виду его самого, лишь потом он уразумел, что
Мелькер называет Великим Старцем истинного Бога. Того, что с бородой.
Недоразумение это имело вполне понятную причину. Моисей Мелькер побаи-
вался произнести слово "Бог" и поэтому всегда называл его Великим Стар-
цем, ибо представлял его себе не иначе как могучим стариком с окладистой
бородой, а что обычный человек в состоянии представить себе Бога, для
Мелькера было "просто постулатом христианской веры".
Враждебной вере и ее подрывающей была, наоборот, абстракция, верить
можно было только в конкретное существо, а существо не может быть
абстрактным, потому он и побаивался самого слова "Бог", оно было затас-
кано, в большинстве своем люди понимали под этим словом нечто неопреде-
ленное, расплывчатое, а для Мелькера он был, напротив, Великим Старцем.
Поэтому неудивительно, что Безбородый Бог смешался, когда Моисей спросил
его, сознает ли он, что пользуется благоволением Великого Старца, и не
хочет ли из благодарности к Великому Старцу помочь устроить "Приют От-
дохновения" для миллионеров, также пользующихся Его благоволением. Лишь
по ходу беседы смущение Безбородого Бога уступило место веселому изумле-
нию - как же, он, оказывается, могущественнее самого Бога! Нет, он не
создал весь мир за шесть дней и не нашел, что это хорошо, как сделал Бо-
родатый Бог, он создал его за несколько минут, даже секунд, лучше ска-
зать - за долю секунды, точнее - за доли долей секунды, одним словом -
сразу, не сходя с места, в один миг - и нашел, что получилась отличная
шутка. Да и вообще - если выйти за рамки теологии - Безбородый Бог могу-
щественнее Бородатого, ведь по отношению к нему никому не придет в голо-
ву задаться вопросом, может ли он, всемогущий, создать камень, который
не сможет поднять, или может ли он отменить уже свершившееся: о его мо-
гуществе не задумываются теологи, а выражается оно в его неуловимости.
Никакое правительство, никакая полиция не пытались его схватить,
слишком много нитей сходилось к нему. Кому только банки, принадлежащие
ему, равно как и банки, связанные с ним, не открывали номерных счетов, в
каких только транснациональных компаниях он не владел контрольным паке-
том акций и в каких только крупномасштабных спекуляциях оружием не при-
нимал участия, какое правительство не подкупал и какой папа Римский не
просил у него аудиенции?
Его происхождение терялось во мраке неизвестности. О нем ходили ле-
генды.
Согласно одной из них он прибыл в Нью-Йорк в 1910 или 1911 году из
Риги или Таллинна без гроша в кармане и "в течение десяти лет спал в
Бруклине на голом полу". Потом стал портняжничать и вскоре подмял под
себя текстильную промышленность, однако сказочное его состояние родилось
в результате краха нью-йоркской биржи в октябре 1929 года - он скупил
акции всех обанкротившихся фирм. Никто не знал его истинного имени, а
те, кто знал о его существовании, называли его Великим Старцем. Он гово-
рил только на идиш, но, видимо, понимал речь на всех языках, равно как и
его секретарь Габриэль, альбинос с голыми веками, всегда в смокинге,
всегда с ниспадающими на плечи седыми волосами, всегда в возрасте около
тридцати или тридцати с гаком, который владел всеми языками и переводил
краткие указания своего шефа, даваемые на идиш, на язык тех, кто просил
совета у Великого Старца. При этом просители дрожали от страха. И не без
основания. Ибо его совет мог быть доброжелательным, а мог быть и ковар-
ным. Великий Старец был непредсказуем и ни на кого не похож. Многие
предполагали, что он помимо всего прочего владычествует над Восточным и
Западным побережьем Америки. Это кроме всего прочего. Правда, доказа-
тельств ни у кого не было. Некоторые считали Иеремию Велиала, торговца
коврами, просочившегося в Штаты из Бухары через Берингов пролив, его
ближайшим сподвижником. Другие же полагали, что оба - одно и то же лицо,
но были и сведущие люди, утверждавшие, что на самом деле нет ни того, ни
другого, так что оставалось сомнительным, знал ли кто-нибудь, что за
молчаливый старик поселился со своим секретарем в огромном пансионате с
островерхой крышей, построенном в нижней части ущелья Вверхтормашки в
середине прошлого века, и занял весь верхний этаж в Восточной башне. Он
и появился в здешних краях как-то странно. Просто вдруг оказался тут.
Официанты автоматически принялись обслуживать его и Габриэля. Решили,
что он
- один из обычных постояльцев, то же самое подумали и портье, и ди-
ректор Гебели, которому принадлежал пансионат. На старика никто не обра-
тил особого внимания, и когда он вновь исчез, все тут же забыли о нем.
Он был для них просто одним из гостей. Не в лучшей форме: какие-то нела-
ды с пищеварением, сердце тоже не тянет, да и возрастной диабет дает о
себе знать. Ему явно пошли на пользу здешние тихие леса, пешие прогулки
к целебному источнику - всегда в сопровождении Габриэля - и три стакана
целебной воды каждое утро, равно как и ежедневный концерт преимуществен-
но классической музыки в четыре часа пополудни.
Если уж в пансионате никто не подозревал, что среди постояльцев нахо-
дится Великий Старец, то в деревне, расположенной в том же ущелье, -
горстке ветхих полуразвалившихся домишек - и подавно никто не мог знать
о его пребывании. А то бы вновь немного оживилась вера в его существова-
ние. В настоящее же время лишь несколько старушенций время от времени
посылали свои многостраничные домыслы в центры общественного мнения, од-
нако неизвестно, попадали ли эти послания в Южную Калифорнию, Западную
Австралию, а тем более в Антарктиду, на плато короля Хаакона, куда они
были адресованы: их не отсылали обратно, но на них и не отвечали. Вот и
старуха - вдова Хунгербюлера - только потому могла поддерживать эту од-
ностороннюю ежедневную переписку, что была она единственной состоя-
тельной, можно даже сказать - богатой женщиной в деревне. Ее супруг, Иво
Хунгербюлер, сорок лет назад продал свою обувную фабрику неподалеку от
Санкт-Галлена и был единственным человеком, построившим себе тут виллу,
никак не вписывавшуюся в общий облик ущелья. Фабриканта этого все счита-
ли помешанным, ибо кому еще могло прийти в голову поселиться в этой де-
ревне и выстроить тут виллу. Что он и впрямь был не в своем уме, выясни-
лось после торжественного освящения виллы, протекавшего весьма пристой-
но, если не считать того факта, что фрау Бабетта Хунгербюлер устроила
своему мужу сцену, когда он прожег сигарой дыру в старинном персидском
ковре. Она при гостях сказала ему: "Ну что ты, что ты, папочка". Едва
последние гости ушли, он повесил сперва жену, а потом и себя самого на
притолоке двери, которая вела из гостиной в сад. Один из гостей, забыв-
ший в доме ключи от машины, вернулся и обрезал обе веревки. Обувщик был
мертв, - правда, врач счел, что Иво Хунгербюлер сломал шею уже при паде-
нии, а его вдова, хоть и осталась жива, но утратила дар речи. С тех пор
она и писала письма Великому Старцу. Сама же деревня, насчитывавшая во-
семьдесят семей, была расположена прямо напротив пансионата на другой
стороне ущелья, прорытого рекой в горе. Ущелье это имело весьма странную
форму. Солнечный склон его был сплошь покрыт лесом, выкорчеванным лишь
на плато с пансионатом, парком, плавательным бассейном и теннисными кор-
