убийц, заглушавших своими криками голоса Жильбера и его
сторонников.
К счастью, по истечении пяти минут в толпе опять произошло
движение, потом пробежал ропот:
- Офицеры! Офицеры из участка!
При их появлении угрозы стихают, толпа дает им дорогу. Убийцы,
по-видимому, еще не получили точных указаний.
Несчастного ведут в Ратушу.
Он прижимается к доктору, берет его за руку и ни на минуту не
выпускает ее.
Кто же этот человек?
Сейчас мы об этом расскажем.
Это несчастный булочник по имени Дени Франсуа, о котором мы
уже упоминали; он поставляет булочки депутатам Национального
собрания.
Поутру какая-то старуха зашла к нему в лавку на улице Марше-
Палю как раз в то время, когда он распродал шестую выпечку хлеба и
взялся за седьмую.
Старуха спрашивает хлеба.
- Хлеба больше нет, - отвечает Франсуа, - но вы можете дождаться
седьмой выпечки и тогда первой получите свой хлеб.
- Мне нужно прямо сейчас, - говорит женщина, - вот деньги.
- Я же вам сказал, что хлеба пока нет... - замечает булочник.
- Я хочу поглядеть, так ли это.
- О, пожалуйста! - отвечает булочник. - Входите, смотрите, ищите, я
ничего не имею против.
Старуха входит, ищет, вынюхивает, шарит по углам, распахивает
один шкаф и в этом шкафу обнаруживает три черствых булки по
четыре фунта каждая, которые оставили себе подмастерья.
Она берет одну булку, выходит не заплатив и в ответ на требование
булочника собирает толпу, выкрикивая, что Франсуа - спекулянт и что
он прячет половину выпечки.
Стоило в те времена назвать кого-нибудь спекулянтом, и можно
было быть уверенным в том, что ему конец.
Бывший вербовщик драгунов по имени Флер-д'Эпин, потягивавший
вино в кабачке напротив, выходит на улицу и спьяну вторит старухе.
На их крики с воем стекается народ, все спрашивают друг у друга,
что произошло, и, узнав, в чем дело, подхватывают обвинение,
набиваются в лавку к булочнику, сметают четырех человек охраны,
приставленной полицией, как у всех булочных, разбегаются по лавке и
помимо двух черствых булок, оставленных старухой, обнаруживают
еще десять дюжин свежих булочек, оставленных для депутатов,
заседающих в сотне шагов от булочной.
С этой минуты несчастный обречен; теперь не один, а сто, двести,
тысяча голосов подхватывают:
- Спекулянт!
А толпа вторит: На фонарь его! В это время доктор, навещавший
сына у аббата Берардье в коллеже Людовика Великого, слышит шум.
Он видит, что толпа требует смерти какого-то человека, и бросается
ему на помощь.
Франсуа в нескольких словах рассказал ему о случившемся; он
понял, что булочник невиновен, и попытался его защитить.
Тогда толпа подхватывает и несчастную жертву, и ее защитника,
предавая анафеме их обоих, и уже готова их растерзать.
В это время посланный королевой Вебер добрался до площади
Собора Парижской Богоматери; он узнал Жильбера.
Мы уже видели, что вскоре после того, как Вебер ушел, из участка
прибыли офицеры и повели несчастного булочника в Ратушу.
Обвиняемый, гвардейцы из участка, раздраженная чернь - все
толпой ввалились в здание Ратуши, а площадь перед Ратушей в одно
мгновение затопили безработные ремесленники, голодные нищие,
всегда готовые примкнуть к любому восстанию и отомстить за все
свои беды кому угодно, кого обвиняли в причастности к общей беде.
Едва несчастный Франсуа скрылся в распахнувшихся дверях
Ратуши, как толпа взревела с новой силой.
Всем собравшимся на площади людям казалось, что они выпустили
из рук свою жертву.
Отвратительные личности шныряли в толпе и вполголоса
подстрекали:
- Это платный спекулянт двора! Вот почему его хотят спасти.
И эти слова: Спекулянт! Спекулянт! пошли гулять по рядам
оголодавшей черни, разжигая, подобно фитилю, ненависть и злобу.
К несчастью, был еще очень ранний час, и ни один из тех, кто имел
власть над толпой: ни Байи, ни Лафайет - не могли предотвратить
надвигавшейся грозы.
Обвиняемый все не возвращался, и тогда крики переросли в
улюлюкания, а угрозы - в оглушительные завывания.
Люди, о которых мы сказали, просочились в двери, стали
карабкаться по лестницам и ворвались в зал, где под защитой
Жильбера находился несчастный булочник.
Тем временем на шум сбежались соседи Франсуа и стали
рассказывать, что с самого начала революции он работал не покладая
рук, что он выпекал в день до десяти партий хлеба; что когда у его
собратьев кончалась мука, он всегда готов был с ними поделиться; что
он, желая поскорее обслужить своих покупателей, использовал печь
соседнего с ним кондитера, в которой сушил дрова.
Оказалось, что этот человек заслуживает не наказания, а награды.
Облако на площади, на лестницах, в зале продолжали кричать:
Спекулянт! и требовать смерти виновному.
Вдруг неведомая сила врывается в зал, разбивает кольцо
гвардейцев, охранявших Франсуа, и вырывает булочника из рук его
защитников. Жильбер, отброшенный в сторону и оказавшийся рядом с
импровизированным трибуналом, видит, как два десятка рук тянутся к
Франсуа... хватают его; обвиняемый зовет на помощь, умоляюще
протягивает руки, но тщетно... Жильбер делает отчаянное усилие,
пытаясь к нему пробиться, но, увы! брешь, через которую
выволакивают несчастного, уже закрылась! Словно пловец, попавший
в водоворот, он отбивался кулаками... А в глазах его застыло отчаяние!
А в горле застрял стон! И вот его накрыла волна... Его поглотила
бездна!
Теперь спасти его было невозможно.
Он катился по лестнице и на каждой ступени получал по удару.
Когда его выволокли на крыльцо, тело его представляло собою
сплошную огромную рану.
Теперь он просит не жизни, но смерти!..
Где же пряталась в те времена смерть, если она была готова
прибежать к человеку по первому зову?
В одну секунду несчастному Франсуа оторвали голову и надели ее
на пику.
Услыхав долетавшие с улицы крики, бунтовщики, остававшиеся в
зале и на лестнице, устремляются вон. Надо же досмотреть спектакль!
Ах, до чего интересно: голова, надетая на острие копья! Такое
зрелище видели в последний раз шестого октября, а нынче уже
двадцать первое!
- Ах, Бийо, Бийо! - прошептал Жильбер, бросаясь вон из залы. - Как
хорошо, что ты уехал из Парижа и не видишь всего этого ужаса!
Он пересек Гревскую площадь, идя вдоль Сены, оставив позади и
эту пику, и эту окровавленную голову, и воющую толпу, двинувшуюся
через мост Нотр-Дам. Едва дойдя до середины набережной Пелетье, он
почувствовал, как кто-то дотронулся до его руки.
Он поднял голову, вскрикнул, хотел остановиться и заговорить;
однако человек сунул ему в руку записку, прижал палец к губам и
пошел.
Человек этот, несомненно, хотел остаться незамеченным; однако
какая-то торговка при виде его захлопала в ладоши и закричала:
- Это наш дорогой Мирабо!
- Да здравствует Мирабо! - сейчас же подхватила сотня голосов. -
Да здравствует народный заступник! Да здравствует оратор-патриот!
И последние ряды тех, кто следовал за головой несчастного
Франсуа, заслышав эти крики, развернулись и бросились за Мирабо;
когда он дошел до аббатства, толпа за его спиной была уже
необъятной.
Это в самом деле был Мирабо. По пути на заседание Национального
собрания он встретил Жильбера и передал ему записку, которую он
перед тем написал за стойкой в лавке виноторговца. В записке он
предлагал свои услуги.
Глава 26
ВЫГОДА, КОТОРУЮ МОЖНО ИЗВЛЕЧЬ ИЗ ОТОРВАННОЙ
ГОЛОВЫ
Жильбер торопливо пробежал глазами записку Мирабо, потом еще
раз внимательно ее перечитал, положил в карман куртки и, подозвав
фиакр, приказал отвезти его в Тюильри.
Когда он туда прибыл, он обнаружил, что все ворота заперты, а
стража усилена по приказу генерала де Лафайета: узнав, что в Париже
начались беспорядки, тот прежде всего позаботился о безопасности
короля и королевы, а затем отправился к месту предполагаемых
волнений.
Жильбера узнал привратник с улицы Эшель и пропустил во дворец.
Едва увидев Жильбера, г-жа Кампан, получившая приказание
королевы, пошла ему навстречу и немедленно проводила к ее
величеству. Вебер по приказанию королевы снова отправился узнать,
что происходит.
При виде Жильбера королева вскрикнула.
Сюртук и жабо доктора были в некоторых местах порваны во время
борьбы, которую ему пришлось выдержать, отстаивая несчастного
Франсуа; рубашка его была испачкана кровью.
- Ваше величество! Прошу меня простить за то, что я явился к вам в
таком виде; но я и так против воли задержался и не хотел заставлять
себя ждать еще дольше.
- А что с этим несчастным, господин Жильбер?
- Мертв, ваше величество! Он был убит, растерзан в клочья - В чем
же его вина?
- Он невиновен, ваше величество.
- Ах, сударь, вот плоды вашей революции! Перевешав знатных
господ, чиновников, гвардейцев, они взялись друг за друга; неужели
нет никакой возможности наказать убийц?
- Мы постараемся это сделать, ваше величество; но лучше было бы
предупредить новые убийства, нежели наказывать убийц.
- Как же этого добиться, Боже мой?! И король и я только этого и
желаем.
- Ваше величество! Все эти несчастья происходят от глубокого
недоверия народа к представителям власти: поставьте во главе
правительства людей, пользующихся доверием народа, и ничего
подобного никогда не повторится.
- А-а, да, да! Господина де Мирабо и господина де Лафайета, не так
ли?
- Я думал, что королева послала за мной, чтобы сообщить, что она
добилась от короля согласия на предложенную мною комбинацию.
- Прежде всего, доктор, вы впадаете в серьезное заблуждение, что,
впрочем, происходит не с вами одним, - молвила королева. - Вы
думаете, что я имею влияние на короля? Вы полагаете, что король
следует моим советам? Ошибаетесь: если кто и имеет на короля
влияние, так это ее высочество Елизавета, а не я; а доказательством
этому служит то обстоятельство, что еще вчера он отправил с
поручением одного из моих людей, графа де Шарни, а я даже не знаю,
ни куда, ни с какой целью он поехал.
- Однако если бы королева соблаговолила преодолеть свое
отвращение к господину де Мирабо, я ручаюсь, что король согласился
бы сделать то, что я предлагаю.
- Уж не собираетесь ли вы, господин Жильбер, уверить меня в том, -
с живостью заметила королева, - что мое отвращение не имеет
оснований?
- В политике, ваше величество, не должно быть ни симпатий, ни
антипатий; она должна опираться либо на принципы, либо на
выгодные комбинации, и я должен заметить вашему величеству, что, к
стыду человечества, выгодные комбинации несравненно надежнее
отношений, основанных на соблюдении принципов.
- Доктор! Неужто вы всерьез полагаете, что я должна довериться
человеку, которому мы обязаны событиями пятого и шестого октября,
и заключить договор с оратором, который публично оскорблял меня с
трибуны?
- Ваше величество! Поверьте, что господин де Мирабо не виноват в
том, что произошло пятого и шестого октября; всему виной голод,
неурожай, нищета - они послужили причиной грозных событий; а
завершила начатое ими дело мощная, таинственная длань... Может
статься, что придет такой день, когда мне самому придется защитить
вас от нее и сразиться с этой темной силой, преследующей не только
вас, но и всех вообще коронованных особ; эта сила угрожает не только
французскому трону, но всем земным тронам! Ваше величество! Я
имею честь положить свою жизнь к вашим ногам и к ногам короля, и
это так же верно, как то, что господин де Мирабо не причастен к тем
страшным дням: он узнал из записки во время заседания
Национального собрания, как и все другие.., ну, может быть, чуть
раньше других депутатов, что народ двинулся на Версаль.
- Будете ли вы также отрицать то, что общеизвестно: что он
