- Что же вы ответили королеве, граф?
- Что вы, ваше величество, недостаточно сильны, чтобы войти в
Париж победителем, и потому должны войти как отец народа.
- Ну так что же, граф! - отвечал Людовик XVI. - Разве я не
последовал этому совету?
- Совершенно верно, государь, вы ему последовали - Теперь
остается узнать, правильно ли я сделал, что последовал ему, потому
что на сей раз.., скажите сами, вошел я сюда как король или как
пленник?
- Государь! Позволено ли мне будет говорить со всею
откровенностью? - спросил Шарни.
- Говорите, граф; раз я спрашиваю вашего мнения, значит,
собираюсь последовать вашему совету.
- Государь! Я был против трапезы в Версале; я умолял королеву не
ходить в ваше отсутствие в театр; я был в отчаянии, когда вы, ваше
величество, попрали трехцветную кокарду, заменив ее черной, то есть
австрийской кокардой.
- Вы полагаете, господин де Шарни, что это послужило
действительной причиной событий пятого и шестого октября?
- Нет, государь, однако это было поводом. Государь! Вы
справедливо относитесь к своему народу, верно? Народ добр, он вас
любит, народ поддерживает королевскую власть; однако народ
страдает, народ голодает, народ мерзнет; он окружен дурными
советчиками, толкающими его против вас; народ идет, опрокидывает
все на своем пути, потому что и сам еще не знает своих сил; стоит его
однажды выпустить из рук, как он, подобно наводнению или пожару,
затопляет все вокруг или сжигает дотла - Предположим, граф, - и это
вполне естественно, - что я не хочу ни утонуть, ни сгореть; что же мне
следует предпринять?
- Государь! Не следует давать повода к тому, чтобы начались
наводнение или пожар... Впрочем, прошу прощения, - спохватился
Шарни, - я забываю, что даже по приказанию короля .
- Вы хотите сказать - по просьбе... Продолжайте, граф,
продолжайте: король просит вас.
- Итак, государь, вы видели парижан, так долго живших без короля
и королевы и возжаждавших на них посмотреть; вы видели, каким
страшным, угрожающим, сметающим все на своем пути был народ в
Версале, вернее, таким он вам показался, потому что в Версале был не
народ! Вы видели народ в Тюильри, когда, столпившись под двойным
дворцовым балконом, он приветствовал вас, королеву, членов
королевской семьи, пробирался в ваши покои в виде различных
депутаций: депутаций рыночных торговок, депутаций ополченцев,
депутаций представителей городских властей; все они стремились
попасть в ваши апартаменты и перекинуться с вами словом; вы видели,
как они толкались под окнами вашей столовой, а матери приказывали
детишкам посылать через стекла воздушные поцелуи августейшим
сотрапезникам!
- Я все это видел, этим и объясняется моя нерешительность. Я хочу
понять, какой же народ настоящий: тот, что поджигает и убивает, или
тот, который приветствует и возвеличивает?
- Конечно, последний, государь! Доверьтесь ему, и он защитит вас
от того, кто поджигает и убивает.
- Граф! Вы с разницей в два часа слово в слово повторяете то, что
уже сказал мне нынче утром доктор Жильбер.
- Ах, государь! Почему же, узнав мнение столь серьезного, ученого,
важного господина, каковым является господин доктор, вы
соблаговолили справиться о моей точке зрения? Ведь я - всего-навсего
скромный офицер.
- Я могу объяснить вам это, господин де Шарни, - отвечал Людовик
XVI. - Вы с доктором совершенно непохожи. Вы преданы королю, а
доктор Жильбер - лишь королевской власти.
- Я не совсем вас понимаю, государь.
- Я полагаю, что ради спасения королевской власти, то есть
принципа, он не остановится перед тем, чтобы покинуть короля, то
есть живого человека.
- В таком случае вы, ваше величество, правы, мы действительно по-
разному смотрим на вещи: вы, государь, олицетворяете для меня и
короля и королевскую власть, и я прошу вас располагать мною.
- Прежде всего мне хотелось бы услышать от вас, господин де
Шарни, к кому вы обратились бы в переживаемую нами минуту
затишья перед новой бурей, чтобы стереть следы бури минувшей и
чтобы предотвратить грядущее несчастье.
- Если бы я имел честь и несчастье быть королем, государь, я
вспомнил бы крики, раздававшиеся вокруг кареты по дороге из
Версаля, и протянул бы правую руку господину де Лафайету, а левую -
господину де Мирабо.
- Граф! - с живостью воскликнул король - Как вы можете так
говорить, испытывая ненависть к одному и презирая другого?
- Государь! Речь идет не о моих чувствах, а о спасении короля и
будущем королевства.
- То же самое сказал мне и доктор Жильбер, - пробормотал король,
будто разговаривая сам с собой.
- Государь, я рад, что мое мнение совпадает с мнением человека
столь известного, как доктор Жильбер, - отвечал Шарни.
- Так вы полагаете, дорогой граф, что союз этих двух людей мог бы
привести ко всеобщему спокойствию и безопасности короля?
- С Божьей помощью, государь, я положился бы на союз этих двух
людей.
- Однако если я положусь на этот союз, если я дам согласие на этот
пакт, но, несмотря на мое и, возможно, их собственное желание,
министерская интрига, которая должна их объединить, провалится, что
тогда мне, по-вашему, делать?
- Я думаю, что когда король испробует все средства, данные ему
судьбой, когда он исполнит все обязательств?, накладываемые на него
положением, тогда настанет время подумать о безопасности короля и
его семьи.
- Так вы предложили бы мне бежать?
- Я предложил бы вашему величеству удалиться вместе с теми из
своих полков и подданных, на которых он считает себя вправе
рассчитывать, в какой-нибудь укрепленный район вроде Меца, Нанси
или Страсбурга.
Лицо короля расплылось в улыбке - Ага! - радостно воскликнул он -
А кому из генералов, доказавших мне свою преданность, вы доверили
бы опасною миссию, увезти или принять короля? Ответьте мне
искренне, ведь вы знаете всех генералов!
- Государь! - прошептал Шарни. - Это очень большая
ответственность: руководить выбором короля... Государь, я признаюсь
в собственном невежестве, слабости, бессилии... Государь, позвольте
мне не отвечать.
- Я вам помогу, граф, - молвил король - Выбор уже сделан К этому
человеку я и хочу вас послать Вот уже готовое письмо, вам следует его
передать. Таким образом, если вы назовете имя подходящего, по
вашему мнению, человека, это не повлияет на мой выбор. Зато я узнаю
имя еще одного верного слуги, у которого, несомненно, будет случай
доказать свою преданность Итак, господин де Шарни, если бы вам
пришлось поручить вашего короля чьей-либо смелости, преданности,
находчивости, на кого пал бы ваш выбор?
- Государь! - с минуту подумав, отвечал Шарни - Готов поклясться
вашему величеству, что я выбрал бы этого человека не потому, что
меня связывают с ним дружеские и даже, я бы сказал, почти
родственные отношения, но потому, что он известен всей армии своей
преданностью королю; будучи командующим войсками на Антильских
островах во время войны с Америкой, он бесстрашно охранял наши
владения от посягательств неприятеля и даже отбил у него несколько
островов; с тех пор ему поручались весьма ответственные посты, а в
настоящее время он, если не ошибаюсь, является военным
комендантом Меца. Я имею в виду маркиза де Буйе, государь. Будь я
отцом, я не побоялся бы доверить ему своего сына; будучи сыном, я
доверил бы ему своего отца; будучи верноподданным, я доверил бы
ему моего короля!
Несмотря на то, что внешне Людовик XVI оставался, как правило,
невозмутим, на сей раз он с заметным беспокойством слушал графа; по
мере того, как он угадывал, кого имел в виду Шарни, лицо его все
более прояснялось. Когда граф произнес имя маркиза, король не
сдержался и радостно вскрикнул.
- Вы только взгляните, граф, кому адресовано это письмо, - сказал
он. - Должно быть, само Провидение внушило мне мысль обратиться к
вам!
Шарни принял письмо из рук короля и прочитал на конверте:
Господину Франсуа-Клоду-Амуру, маркизу де Буйе,
командующему военным гарнизоном в Меце.
Слезы радости и гордости навернулись на глаза Шарни.
- Государь! - вскричал он. - После этого я могу сказать вам только
одно: я готов умереть за моего короля!
- А я, граф, скажу вам вот что: после того, что произошло, я не
вправе иметь от вас тайн, потому что в час испытаний я вам и только
вам, - слышите? - доверю свою жизнь, жизнь королевы и моих детей.
Выслушайте же, что мне предлагают и от чего я отказываюсь Шарни
поклонился и приготовился слушать.
- Уже не в первый раз, как вы понимаете, граф, мне и моим близким
приходится задуматься о том, как осуществить план, сходный с тем,
который мы сейчас обсуждаем В ночь с пятого на шестое октября я
собирался устроить побег королеве; ее должны были отвезти в Рамбуйе
в экипаже, а я догнал бы ее верхом. Оттуда мы без особого труда
добрались бы до границы, потому что тогда нас не охраняли столь
тщательно, как теперь. Этот план провалился, потому что королева не
пожелала без меня ехать и меня также заставила поклясться в том, что
я без нее никуда не уеду.
- Государь! Я присутствовал при том, как трогательно обменялись
тогда клятвами король и королева, вернее муж и жена.
- С тех пор господин де Бретейль начал со мной переговоры через
посредничество графа д'Инисдала, а на прошлой неделе я получил
письмо от Солера.
Король замолчал. Граф по-прежнему не проронил ни звука.
- Почему вы молчите, граф? - спросил король.
- Государь! - с поклоном отвечал Шарни. - Я знаю, что барон де
Бретейль представляет интересы Австрии, и боюсь оскорбить вполне
понятные симпатии короля к королеве, а также к императору Иосифу
Второму, который приходится вам шурином.
Король схватил Шарни за руку и, наклонившись к нему,
доверительно зашептал:
- Можете этого не бояться, граф: я, как и вы, не люблю Австрию.
Рука Шарни задрожала, так велико было его изумление.
- Граф! Граф! Когда столь значительное лицо, как вы, собирается
пожертвовать собою ради другого человека, имеющего перед ним
лишь то преимущество, что он - король, этот господин должен знать,
кому он готов принести себя в жертву. Граф! Я уже сказал вам и готов
повторить: я не люблю Австрию. Я не люблю Марию-Терезию,
навязавшую нам Семилетнюю войну, в которой мы потеряли двести
тысяч человек и двести миллионов семьсот тысяч квадратных миль в
Америке; я не люблю ее за то, что она называла госпожу де Помпадур -
шлюху! - своей кузиной; за то, что моего отца - святого! - она
приказала отравить господину де Шуазелю; за то, что она пользуется
своими дочерьми как дипломатическими агентами, за то, что через
посредство эрцгерцогини Каролины она распоряжалась Неаполем, а
через посредство эрцгерцогини Марии-Антуанетты она рассчитывала
подчинить себе Францию.
- Государь, государь! - заметил Шарни. - Вы забываете, что я -
посторонний, я - только слуга королю и королеве Французским.
Шарни сделал ударение на слове королева.
- Я уже говорил вам, граф, - возразил король, - что вы - Друг, и я
тем откровеннее могу с вами об этом поговорить, что мое
предубеждение против королевы давно стерлось в моей памяти. Я не
по своей воле получил в жены представительницу королевского дома,
дважды враждебного Франции, как со стороны Австрии, так и со
стороны Лотарингин. Я был недоволен, когда увидел, что к моему
двору прибыл этот аббат де Вермон, мнимый наставник королевы, а на
самом деле шпион Марии-Терезии, на которого я наталкивался по
несколько раз в день, потому что у него было задание постоянно
крутиться у меня под ногами, хотя я за девятнадцать лет не сказал с
ним ни одного слова. Я вопреки своей воле был вынужден после
десяти лет борьбы назначить господина де Бретейля дворецким в
своем доме и мэром Парижа. Мне пришлось, так же не по своей воле,
