середины дороги, можно было предположить, что перед нами
счастливое семейство, которое возвращается к себе в замок, к мирной,
размеренной жизни, но уж никак не король и королева Франции,
бегущие от трона, на который их вернут силой, чтобы потом возвести
на эшафот.
Правда, вскоре суждено было свершиться неприятному
происшествию, которое внесло в эту спокойную и безмятежную
картину разные тревожные страсти, дремавшие до поры до времени в
сердцах героев нашей истории.
Внезапно королева остановилась, словно ноги ее приросли к земле.
Примерно в четверти лье от них показался всадник, окутанный
облаком пыли, летевшей от копыт его коня.
Мария Антуанетта не смела произнести: "Это граф де Шарни."
Но из ее груди вырвался крик:
- А, вот и вести из Парижа.
Все обернулись, кроме дофина: беспечное дитя поймало бабочку и
бегало с ней, совершенно не интересуясь вестями из Парижа.
Король, который был несколько близорук, достал из кармана
маленький лорнет.
- Да, это, по-моему, господин де Шарни! - сказал он. - Да, государь,
- подтвердила королева, - это он.
- Пойдемте, пойдемте дальше, - произнес король, - он все равно нас
нагонит, а нам нельзя терять времени.
Королева не осмелилась возразить, что новости, которые доставил
г-н де Шарни, безусловно, стоили того, чтобы их подождать.
В сущности, разница составляла всего несколько секунд: всадник
гнал коня во весь опор.
Казалось, он и сам в свой черед по мере приближения все
внимательнее всматривался в путешественников, не понимая, почему
они вышли из гигантской кареты и рассеялись по дороге.
Наконец он нагнал их в тот миг, когда карета достигла вершины
холма и остановилась.
Сердце королевы и глаза короля не обманули их: это в самом деле
был г-н де Шарни.
На нем был короткий зеленый редингот с развевающимся
воротником, шляпа с широкой лентой и стальной пряжкой, белый
жилет, кожаные облегающие кюлоты и длинные, до колен, военные
сапоги.
Лицо его, обычно матово-бледное, раскраснелось от быстрой езды,
и искорки того пламени, которым разгорелись его щеки, сверкали в
зрачках.
В его мощном дыхании, раздувавшихся ноздрях была какая-то
торжествующая удаль.
Никогда еще королева не видела его таким прекрасным.
Она испустила глубокий вздох.
Он спрыгнул с коня и склонился в поклоне перед королем.
Затем обернулся и отдал поклон королеве.
Все окружили его, кроме двух гвардейцев, из скромности
державшихся поодаль.
- Подойдите, господа, подойдите, - позвал король, - новости,
доставленные господином де Шарни, касаются всех нас.
- Прежде всего, государь, - начал Шарни, - все идет хорошо, и в два
часа ночи никто еще не подозревал о вашем бегстве.
Все вздохнули с облегчением.
Потом посыпались вопросы.
Шарни рассказал, как вернулся в Париж, как на улице Эшель
повстречался с патрулем патриотов, как они допросили его и как он
вселил в них уверенность, что король спит у себя в постели. Потом он
поведал, как, проникнув в Тюильри, где царило обычное спокойствие,
прошел к себе в спальню, переоделся, вернулся через коридоры
королевских покоев и еще раз убедился, что никто не догадывается о
бегстве, даже г-н де Гувьон, который, видя, что цепь часовых,
расставленных им вокруг покоев короля, ни на что не нужна, снял ее и
распустил офицеров и командиров батальонов по домам.
Затем г-н де Шарни вновь вскочил на коня, которого оставил во
дворе под присмотром одного из дежурных слуг, и, рассудив, что в
этот час ему будет стоить огромного труда найти на парижской
почтовой станции хоть какую-нибудь клячу, отправился в Бонди на
том же самом коне.
Несчастное животное выбилось из сил, но доскакало, а большего и
не требовалось.
В Бонди граф пересел на свежую лошадь и помчался дальше.
В остальном по дороге все было спокойно.
Королева нашла предлог протянуть графу руку: за столь добрые
вести он заслужил этой милости.
Шарни почтительно поцеловал королеве руку.
Почему королева побледнела?
От радости, что Шарни поцеловал ей руку?
От горя, что не пожал?
Вернулись в карету. Карета тронулась. Шарни галопом скакал у
самой дверцы.
На ближайшей почтовой станции нашли приготовленных лошадей,
не было только коня под седлом для Шарни.
Изидор не знал, что брату понадобится конь, и не приказал его
подать.
Итак, ему пришлось задержаться из-за коня; карета тронулась.
Спустя пять минут Шарни был в седле.
Впрочем, было предусмотрено, что он поедет за каретой, а не рядом
с ней.
Однако он ехал на совсем близком расстоянии, чтобы королева,
выглядывая из кареты, всякий раз могла его увидеть и чтобы на
каждой подставе он успевал обменяться несколькими словами с
августейшими путешественниками.
Переменив коня в Монмирайле, Шарни полагал, что карета
находится в четверти часа езды от него, как вдруг, после поворота, его
конь буквально уткнулся в нее носом: карета стояла, а оба гвардейца
пытались починить постромки.
Граф спешился, заглянул в карету, посоветовал королю не
высовываться, а королеве не беспокоиться; затем открыл особый
сундучок, куда заранее сложил все предметы упряжи и инструменты на
случай дорожного происшествия; там отыскались постромки,
которыми немедля заменили лопнувшие.
Воспользовавшись этой остановкой, оба гвардейца попросили,
чтобы им выдали оружие, но король категорически этому
воспротивился. Ему возразили, что оружие понадобится в случае, если
карету остановят, а он продолжал твердить, что не желает, чтобы из-за
него лилась кровь.
Наконец упряжь наладили, сундучок закрыли, оба гвардейца
взобрались на козлы, и карета тронулась.
Правда, потеряно оказалось более получаса, и это при том, что
каждая минута оборачивалась невосполнимой утратой.
В два часа прибыли в Шалон.
- Если мы доберемся до Шалона и никто нас не остановит, - сказал
король, - значит, все будет хорошо.
До Шалона добрались без помех и стали менять лошадей.
Король на мгновение выглянул. В толпе, сгрудившейся вокруг
кареты, два человека посмотрели на него с пристальным вниманием.
Потом один из этих людей поспешно удалился.
Другой подошел ближе.
- Государь, - вполголоса произнес он, - не выглядывайте из кареты,
вы себя погубите.
Потом обратился к форейторам.
- А ну, пошевеливайтесь, бездельники! - сказал он. - Разве так
услужают добрым путешественникам, которые платят тридцать су за
прогон?
И сам принялся помогать форейторам.
Это был смотритель почтовой станции.
Наконец запрягли лошадей, форейторы вскочили в седло. Первый
форейтор хочет стронуть своих лошадей с места.
Обе лошади падают.
Лошадей поднимают ударами кнута, пытаются привести карету в
движение; тут падают другие две лошади.
Одна из лошадей придавила собой форейтора.
Шарни, который молча ждал поодаль, потянул форейтора на себя,
высвободил его из-под лошади, под которой остались его ботфорты.
- Сударь! - вскричал Шарни, обращаясь к смотрителю станции и не
зная о его предательстве. - Каких лошадей вы нам дали?
- Лучших во всей конюшне! - отвечал тот.
Просто на лошадях были так туго натянуты постромки, что чем
больше они старались встать, тем сильнее запутывались.
Шарни бросился распускать постромки.
- А ну-ка, - сказал он, - распряжем и запряжем снова, так оно выйдет
быстрее.
Смотритель, плача от отчаяния, берется за работу. Тем временем
человек, приметивший путешественников, бросается к мэру: он
сообщает, что в это время король и все королевское семейство меняют
лошадей на почтовой станции, и просит отдать приказ об их аресте.
На счастье, мэр оказался не слишком ревностным республиканцем,
а может быть, просто не желал брать на себя такую ответственность.
Вместо того чтобы пойти и убедиться самому, он ударился в
бесконечные расспросы, стал уверять, что такого не может быть, и в
конце концов, выведенный из себя, явился-таки на почтовую станцию в
тот миг, когда карета скрылась за поворотом дороги.
Было потеряно более двадцати минут.
В королевской карете царило смятение. Эти лошади, падавшие одна
за другой без всякой видимой причины, напомнили королеве о свечах,
которые угасали сами по себе.
Тем не менее, выезжая из городских ворот, король, королева и
Мадам Елизавета хором сказали:
- Мы спасены!
Но через сотню шагов какой-то человек бросился к карете, заглянул
в окно и крикнул августейшим путешественникам:
- Вы плохо подготовились: вас арестуют!
У королевы вырвался крик, человек метнулся в сторону и скрылся в
лесу.
К счастью, до Пон-де-Сомвеля оставалось не больше четырех лье, а
там ждут г-н де Шаузель и сорок его гусар.
Беда только в том, что было уже три часа дня и они опаздывали на
четыре часа!
Глава 24
СУДЬБА
Как мы помним, герцог де Шуазель укатил в почтовой карете
вместе с Леонаром, который был в отчаянии от того, что не запер
дверь своей спальни, увез плащ и шляпу своего брата и нарушил
обещание г-же де л'Ааж сделать ей прическу.
Беднягу Леонара утешало только одно: г-н де Шуазель твердо
обещал ему, что увезет его только за два-три лье и даст ему особое
поручение от имени королевы, а потом он будет свободен.
И вот в Бонди, чувствуя, что карета останавливается, он вздохнул с
облегчением и приготовился выходить.
- Потому что Катрин больше нет.
- Мы еще не добрались до места.
Лошади были заказаны заранее; за несколько секунд их впрягли, и
карета стрелой помчалась дальше.
- Но все-таки, сударь, - спросил бедный Леонар, - куда же мы едем?
- Не все ли вам равно, - возразил г-н де Шуазель, - если завтра утром
вы будете дома?
- В самом деле, - согласился Леонар, - лишь бы мне быть в Тюильри
в десять утра, чтобы причесать королеву.
- Ведь вам только того и надо, не правда ли?
- Разумеется. Только не худо бы мне вернуться пораньше, я тогда
успел бы успокоить брата и объяснить госпоже де л'Ааж, что не по
своей вине не сдержал данного ей слова.
- Если дело только в этом, успокойтесь, любезный Леонар, все будет
как нельзя лучше, - отвечал г-н де Шуазель.
У Леонара не было никаких оснований предполагать, что г-н де
Шуазель хочет его похитить, поэтому он успокоился, во всяком случае
на время.
Но в Кле, видя, что в карету вновь впрягают свежих лошадей, а о
том, чтобы остановиться и речи нет, несчастный вскричал:
- Что это, ваша светлость? Разве мы едем на край света?
- Послушайте, Леонар, - с важным видом сказал ему г-н де Шуазель,
- я везу вас не в дом под Парижем, а на самую границу.
Леонар испустил вопль, уронил руки на колени и в ужасе уставился
на герцога.
- На... на гра... на границу? - пролепетал он.
- Да, мой дорогой. Там, в моем полку, меня будет ждать письмо,
представляющее чрезвычайную важность для королевы. Поскольку я
не имею возможности передать его ей собственноручно, я нуждался в
надежном человеке, который мог бы его доставить. Я попросил ее
указать мне такого человека, и выбор ее пал на вас, поскольку в силу
вашей преданности вы наиболее заслуживаете ее доверия.
- Ох, сударь, - воскликнул Леонар, - конечно, я заслуживаю доверия
королевы! Но как же я вернусь? На мне легкие башмаки, белые
шелковые чулки, шелковые кюлоты. У меня при себе ни белья, ни
денег.
Милейший парикмахер совсем забыл, что в карманах у него
бриллианты королевы на два миллиона.
- Не беспокойтесь, дружище, - сказал ему г-н де Шуазель. - У меня в
карете припасены сапоги, одежда, белье, деньги - словом, все, что вам
может понадобиться, и вы ни в чем не испытаете недостатка.
- Конечно, ваша светлость, я-то рядом с вами могу не беспокоиться,
