сошла за королеву в аллеях Версаля, с тем же успехом сойти за
королеву в покоях Тюильри или на какой-нибудь дороге, ведущей в
сторону, противоположную той, по которой следует истинная
беглянка? Подумай! Тем, что я предлагаю, отнюдь не следует
пренебрегать, милый Жильбер.
- Тогда будьте искренни до конца, граф, и скажите, с какой целью
вы делаете мне такое предложение.
- Но это же совсем просто, милый доктор; цель моя состоит в том,
чтобы король уехал, чтобы он покинул Францию и дал нам
провозгласить республику.
- Республику! - удивился Жильбер.
- А почему бы и нет? - отвечал Калиостро.
- Но, дорогой граф, я смотрю вокруг, озираю всю Францию с юга на
север, с востока на запад и не вижу ни одного республиканца.
- Прежде всего, вы ошибаетесь, я вижу целых три: Петиона, Камила
Демулена и вашего покорного слугу; их вы можете видеть точно так
же, как я; затем я вижу еще и тех, кого вы не замечаете, но увидите,
когда им придет пора показаться. А тогда уж предоставьте мне
устроить неожиданную развязку, которая вас удивит; но только
поймите, мне хотелось бы, чтобы во время этих явных перемен
декораций не произошло никаких чрезмерно несчастных случаев.
Жертвой таких несчастных случаев всегда оказывается тот, кто
руководит театральной машинерией.
Жильбер на мгновение задумался.
Потом, протянув Калиостро руку, сказал:
- Граф, если бы речь шла только обо мне, о моей жизни, чести,
репутации, добром имени, я согласился бы в тот же миг; но речь идет о
королевстве, о короле, о королеве, о королевском роде, о монархии, и я
не могу решать за них. Храните нейтралитет, дорогой граф, вот все, о
чем я вас прошу.
Калиостро улыбнулся.
- Да, понимаю, - сказал он, - я человек, связанный с ожерельем!."
Что ж, милый Жильбер, этот человек даст вам один совет.
- Тише! - прервал Жильбер. - В дверь позвонили.
- Что за беда! Вы же прекрасно знаете, что это граф де Шарни. Он
тоже может выслушать мой совет и воспользоваться им. Входите,
граф, входите.
В самом деле, в дверях показался Шарни. Он рассчитывал застать
Жильбера одного и, видя постороннего, застыл в беспокойстве и
нерешительности.
- Вот мой совет, - продолжал Калиостро, - опасайтесь чересчур
дорогих несессеров, чересчур тяжелых карет и чересчур верных
портретов. Прощай, Жильбер! Прощайте, граф! И, говоря языком тех,
кому, как и вам, я желаю счастливого пути, да хранит вас всемогущий
Господь в его неизреченной милости.
И прорицатель, дружески поклонившись Жильберу и любезно -
Шарни, удалился, провожаемый тревожным взглядом одного из них и
вопросительным другого.
- Доктор, кто этот человек? - спросил Шарни, когда звук его шагов
затих на лестнице.
- Один из моих друзей, - отвечал Жильбер, - человек, который знает
все, но дал мне слово, что не выдаст нас.
- Вы мне его назовете?
Жильбер мгновение поколебался.
- Барон Дзаноне, - сказал он.
- Странно, - заметил Шарни. - Это имя мне не знакомо, а между тем,
мне кажется, я знаю его в лицо. Подорожная у вас, доктор?
- Вот она, граф.
Шарни взял подорожную, поспешно развернул и, с головой уйдя в
изучение этого документа, которому придавал такую важность, забыл,
очевидно, на время обо всем, включая барона Дзаноне.
Глава 20
ВЕЧЕР ДВАДЦАТОГО ИЮНЯ
Теперь посмотрим, что происходило вечером двадцатого июня, с
девяти часов до полуночи, в разных точках столицы.
Заговорщики недаром опасались г-жи де Рошрель; хотя ее
дежурство кончилось одиннадцатого числа, она что-то заподозрила,
нашла способ вернуться во дворец и обнаружила, что бриллианты
королевы исчезли, хотя футляры по-прежнему на месте; в самом деле,
Мария Антуанетта доверила бриллианты своему парикмахеру Леонару,
который должен был уехать двадцатого вечером, за несколько часов до
своей августейшей повелительницы, вместе с г-ном де Шуазелем,
начальником первого отряда солдат, которому полагалось
разместиться в Пон-де-Сомвеле; кроме того, г-ну де Шуазелю была
поручена подстава в Варенне, которую он должен был обеспечить
шестеркой добрых лошадей, и теперь он ждал у себя дома, на улице
Артуа, последних приказов от короля и королевы. Быть может,
обременять г-на де Шуазеля мэтром Леонаром было слегка нескромно,
а везти с собой парикмахера не вполне благоразумно; но где найти за
границей такого художника, чтобы сумел создавать те восхитительные
прически, которые шутя делал Леонар? Что вы хотите! Нелегко
отказаться от гениального парикмахера!
В результате всего этого горничная его высочества дофина,
заподозрив, что отъезд назначен на понедельник двадцатого, на
одиннадцать вечера, известила об этом не только своего любовника г-
на де Гувьона, но и г-на Байи.
Г-н де Лафайет самолично явился к королю, дабы объясниться с
ним начистоту касательно этого доноса, и только плечами пожал.
Г-н Байи поступил еще лучше: если Лафайет стал слеп, как
астроном, то Байи стал предупредителен, как рыцарь: он переслал
королеве письмо г-жи де Рошрель.
И только у г-на де Гувьона, испытавшего на себе прямой натиск,
остались изрядные подозрения; предупрежденный собственной
любовницей, он под предлогом небольшого собрания военных вызвал
к себе человек двенадцать офицеров национальной гвардии: с
полдюжины их расставил на часах у разных дверей, а сам вместе с
пятью командирами батальонов повел наблюдение за дверьми в покои
г-на де Вилькье, на которые ему было указано особо.
Примерно в тот же час в доме номер девять по улице Кок-Эрон, в
знакомой нам гостиной, сидя на кушетке, на которой мы уже ее
видели, прелестная молодая женщина, внешне спокойная, но на самом
деле взволнованная до глубины души, беседовала с молодым
человеком лет двадцати трех-двадцати четырех, который стоял перед
ней, одетый в светло-коричневую куртку для верховой езды, в кожаные
облегающие панталоны, обутый в сапоги с отворотами и вооруженный
охотничьим ножом.
В руке он держал круглую шляпу, обшитую галуном.
Молодая женщина, казалось, на чем-то настаивала, а молодой
человек оправдывался.
- И все-таки, виконт, - говорила она, - почему за два с половиной
месяца, которые прошли с его возвращения в Париж, он не явился
сюда сам?
- Сударыня, за это время брат много раз удостаивал меня чести
передать вам от него весточку.
- Знаю и весьма ему за это признательна, как и вам, виконт; но мне
кажется, он мог бы хоть попрощаться со мной перед отъездом.
- Это, несомненно, было не в его власти, сударыня, потому он и
поручил это мне.
- А путешествие, в которое вы уезжаете, будет долгим?
- Не знаю, сударыня.
- Я говорю .вы., виконт, поскольку, видя ваш наряд, заключаю, что
вам также предстоит дорога.
- По всей видимости, сударыня, мне придется покинуть Париж
нынче в полночь.
- Вы будете сопровождать брата или поедете в другую сторону?
- Полагаю, сударыня, что мы поедем в одном направлении.
- Вы скажете ему, что повидались со мной?
- Да, сударыня; по настойчивости, с какой он посылал меня к вам,
по тому, как он несколько раз наказывал мне, чтобы я не возвращался,
не повидавшись с вами, я заключаю, что он не простит мне, если я
позабуду об этом поручении.
Молодая женщина провела рукой по глазам, вздохнула и после
короткого раздумья сказала:
- Вы дворянин, виконт, вы поймете все значение просьбы, с которой
я к вам обращаюсь; отвечайте мне так, как отвечали бы, приходись я
вам в самом деле родной сестрой, отвечайте как на духу. В этом
путешествии, в которое отправляется господин де Шарни, ему будет
грозить серьезная опасность?
- Кто может сказать, сударыня, - отозвался Изидор, пытаясь
уклониться от ответа, - что опасно и что не опасно в нынешнее время?
Если бы нашего бедного брата Жоржа спросили утром пятого октября,
грозит ли ему какая-нибудь опасность, он наверняка ответил бы
отрицательно; а на другой день он, бледный, бездыханный, лежал
поперек дверей королевы. В наше время, сударыня, опасность
выскакивает из-под земли; иной раз оказываешься лицом к лицу со
смертью, не имея понятия, откуда она взялась и кто ее накликал.
Андре побледнела.
- Значит, ему грозит смертельная опасность, - сказала она, - это
правда, виконт?
- Я этого не говорил, сударыня.
- Нет, но вы об этом подумали.
- Что ж, сударыня, если вам угодно сказать моему брату нечто
важное, то не скрою, предприятие, в которое мы с ним ввязались,
достаточно серьезно, чтобы вы поручили мне на словах или в письме
передать брату вашу мысль, пожелание или совет.
- Хорошо, виконт, - вставая, произнесла Андре. - Прошу у вас пять
минут.
И медленной, плавной поступью, как всегда, графиня удалилась к
себе в спальню, затворив за собой дверь.
Едва графиня вышла, молодой человек с некоторым беспокойством
взглянул на часы.
- Четверть десятого, - прошептал он, - король ждет нас в половине
десятого... К счастью, отсюда до Тюильри рукой подать.
Но графиня не воспользовалась даже тем временем, которое
попросила.
Через несколько секунд она вернулась, держа в руке запечатанное
письмо.
- Виконт, - торжественно сказала она, - вверяю вашей чести вот это.
Изидор протянул руку за письмом.
- Подождите, - возразила Андре, - и поймите как следует то, что я
вам сейчас скажу: если ваш брат граф де Шарни без всяких
несчастливых помех исполнит то дело, которым сейчас занимается, не
нужно добавлять ничего к тому, что я вам уже сказала - что его
преданность вызывает у меня симпатию, верность - уважение, а
характером его я восхищаюсь. Но если он будет ранен... - голос Андре
слегка изменился, - если он будет тяжело ранен, испросите у него для
меня такой милости: пусть разрешит мне приехать к нему; и если он
даст такое разрешение, пошлите ко мне гонца, который сообщит мне
точно, где его найти, и я немедля пущусь в путь; а если рана его
окажется смертельна... - от волнения голос Андре почти пресекся, - вы
отдадите ему это письмо; если он не сможет прочесть его сам,
прочтите ему, потому что я хочу, чтобы перед смертью он узнал
содержание этого письма. Вы даете мне слово дворянина, что
исполните все так, как я хочу, виконт?
Изидор, взволнованный не меньше графини, протянул руку.
- Слово чести, сударыня! - сказал он.
- Тогда берите письмо и ступайте, виконт.
Изидор взял письмо, поцеловал графине руку и вышел.
- О, - воскликнула Андре, - если ему суждено умереть, пускай хотя
бы перед смертью узнает, что я его люблю!
В тот самый миг, когда Изидор, выходя от графини, спрятал ее
письмо на груди, рядом с другим, адрес на котором он только что
прочел при свете фонаря, горевшего на углу улицы Кокийер, двое
мужчин, одетых в точности так же, как он, приближались к месту
общего сбора, а именно к будуару королевы, в который мы уже
вводили наших читателей, через два разных входа: один через галерею
Лувра, тянущуюся вдоль набережной - в этой галерее теперь музей
живописи, - и в конце ее этого человека ждал Вебер; другой поднялся
по той же узенькой лестничке, которой, как мы помним,
воспользовался Шарни по возвращении из Монмеди. И точно так же,
как его товарища в конце галереи Лувра ждал Вебер, лакей королевы,
так этого человека наверху лестницы поджидал Франсуа Гю, лакей
короля.
Обоих почти одновременно ввели через разные двери; первый был
г-н де Валори.
Спустя несколько секунд, как мы уже сказали, открылась вторая
дверь, и г-н де Валори с изрядным удивлением увидел, что в нее
входит его точное подобие.
Оба офицера не были знакомы между собой, однако, заключив, что
призваны сюда по одному и тому же делу, пошли друг другу навстречу
и раскланялись.
В этот миг отворилась третья дверь, и появился виконт де Шарни.
Это был третий курьер, так же незнакомый с первыми двумя, как
