Десять минут спустя барон уже был у себя в номере, а Пеппино уселся
на скамью у входа в гостиницу, предварительно шепнув несколько слов од-
ному из упомянутых нами потомков Мария и Гракхов; потомок стремглав по-
несся по дороге в Капитолий.
Данглар был утомлен, доволен и хотел спать. Он лег в постель, засунул
бумажник под подушку и уснул.
Пеппино спешить было покуда; он сыграл с носильщиками в "морра", про-
играл три скудо и, чтобы утешиться, выпил бутыль орвпетского вина.
Па другое утро Данглар проснулся поздно, хоть накануне и лег рано;
уже шесть ночей он спал очень плохо, если даже ему и удавалось заснуть.
Он плотно позавтракал и, равнодушный, как он и сам сказал, к красотам
Вечного города, потребовал, чтобы ему в полдень подали почтовых лошадей.
Но Данглар не принял в расчет придирчивости полицейских и лепи стан-
ционного смотрителя.
Лошадей подали только в два часа пополудни, а чичероне доставил визи-
рованный паспорт только в три.
Все эти сборы привлекли к дверям маэстро Пастрини изрядное количество
зевак.
Не было также недостатка и в потомках Мифня и Гракхов.
Барон победоносно проследовал сквозь толщю зрителей, кричавших его
"сиятельством" в надежде получить на чай.
Ввиду того что Данглар, человек, как известно, весьма демократических
взглядов, всегда до сих пор довольствовался титулом барона и никогда еще
не слышал, чтобы его называли сиятельством, был этим очень польщен и
роздал десяток серебряных монет всему этому сброду, которому за второй
десяток величать его "высочеством".
- По какой дороге мы поедем? - спросил по-итальянски кучер.
- На Анкону, - ответил барон.
Пастрини перевел и вопрос и ответ, и лошади помчались галопом.
Данглар намеревался заехать в Венецию и взять там часть своих денег,
затем проехать из Венеции в Вену и там получить остальное.
Он хотел обосноваться в этом городе, который ему хвалили как город
веселья.
Не успел он проехать и трех лье по римской равнине, как начало смер-
каться; Данглар не предполагал, что он выедет в такой поздний час, иначе
бы он остался; он осведомился у кучера, далеко ли до ближайшего города.
- Non capisco! [63] - ответил кучер.
Данглар кивнул головой, что должно было означать: отлично!
И карета покатила дальше.
"На первой станции я остановлюсь", - сказал себе Данглар.
Данглара еще не покинуло вчерашнее хорошее расположение духа, к тому
же он отлично выспался. Он развалился на мягких подушках превосходной, с
двойными рессорами, английской кареты; его мчала пара добрых коней; он
знал, что до ближайшей станции семь лье. Чем запять свои мысли банкиру,
который только что весьма удачно обанкротился?
Минут десять Данглар размышлял об оставшейся в Париже жене, еще минут
десять о дочери, странствующей по свету в обществе мадемуазель д'Ар-
мильи; затем он посвятил десять минут своим кредиторам и планам, как
лучше употребить их деньги; наконец, за отсутствием каких-либо других
мыслей, закрыл глаза и заснул.
Впрочем, иногда, разбуженный особенно сильным толчком, Данглар на ми-
нуту открывал глаза; каждый раз он убеждался, что мчится все с той же
быстротой по римской равнине, усеянной развалинами акведуков, которые
кажутся гранитными великанами, окаменевшими на бегу. Но ночь была холод-
ная, темная, дождливая, и было гораздо приятнее дремать в углу кареты,
чем высовывать голову в окно и спрашивать, скоро ли они приедут, у куче-
ра, который только и умел отвечать, что: "Non capisco!"
И Данглар снова засыпал, говоря себе, что он всегда успеет прос-
нуться, когда доедет до почтовой станции.
Карета остановилась; Данглар решил, что он, наконец, достиг желанной
цели.
Он открыл глаза и посмотрел в оконное стекло, предполагая, что прие-
хал в какой-нибудь город или, по меньшей мере, деревню; по он увидел
только одинокую хибарку и трех-четырех человек, бродивших около нее, как
тени.
Данглар ожидал, что доставивший его на эту станцию кучер подойдет и
спросит следуемую ему плату; он думал воспользоваться сменой кучеров,
чтобы расспросить нового; но лошадей перепрягли, а за платой никто не
явился. Очень удивленный Данглар открыл дверцу; но чья-то сильная рука
тут же ее захлопнула, карета покатила дальше.
Ошеломленный банкир окончательно проснулся.
- Эй! - крикнул он кучеру: - Эй! Mio caro [64].
Эти слова Данглар помнил с тех времен, когда его дочь распевала дуэты
с князем Кавальканти.
Но mio саrо ничего не ответил.
Тогда Данглар опустил окно.
- Эй, приятель! Куда это мы едем? - сказал он, высовываясь.
- Dentro la testa! - крикнул строгий и властный голос.
Данглар понял, что Dentro la testa означает: убери голову. Как мы ви-
дим, он делал быстрые успехи в итальянском языке.
Он повиновался, хоть и не без некоторого беспокойства; это беспо-
койство возрастало с минуты на минуту, и в скором времени в его мозгу
вместо той пустоты, которую мы отметили в начале его путешествия и
следствием которой явилась его дремота, зашевелилось множество мыслей,
как нельзя более способных обострить внимание путника, а тем более пут-
ника в положении Данглара.
В окружающем мраке глаза его приобрели ту зоркость, которая обычно
сопровождает первые минуты сильных душевных волнений и которая от напря-
жения впоследствии притупляется. Раньше чем испугаться, человек видит
ясно; от испуга у него в глазах двоится, а после испуга мутится.
Данглар увидел, что у правой дверцы скачет человек, закутанный в
плащ.
"Должно быть, жандарм, - сказал он себе. - Неужели французская поли-
ция сообщила обо мне по телеграфу папским властям?"
Он решил положить конец неизвестности.
- Куда вы меня везете? - спросил он.
- Dentio la testa! - угрожающе повторил тот же голос.
Данглар обернулся к левому окну.
И у левого окна скакал верховой.
- Я попался, - вздрогнув, пробормотал Данглар.
И он откинулся в глубь кареты, по уже не для тою, чтобы вздремнуть, а
чтобы собраться с мыслями.
Немного погодя взошла луна.
Из глубины кареты Данглар бросил взгляд на равнину и снова увидел те
огромные акведуки, каменные призраки, которые он уже заметил раньше; по
только теперь они были ужо по с правой стороны, а с левой.
Он понял, что карета повернула и что его везут обратно в Рим.
- Я погиб! - прошептал он. - Они добились моей выдачи.
Карета продолжала нестись с ужасающей скоростью. Прошел томительный
час, каждый новый призрак на ею пути с несомненностью подтверждал бегле-
цу, что его везут обратно. Наконец он увидел какую-то темную громаду, и
ему показалось, что карета налетит на нее. Но лошади повернули и поехали
вдоль этой темной громады; то была стена укреплений, опоясывающих Рим.
- Что такое? - пробормотал Данглар, - мы не въезжаем в город; значит,
это по полиция арестовала меня. Боже милостивый! Неужели...
Волосы зашевелились у него на голове.
Он вспомнил рассказы о римских разбойниках, которым не верили в Пари-
же; вспомнил, как Альбер де Морсер развлекал ими г-жу Данглар и Эжени в
те времена, когда он должен был стать зятем одной из них и мужем другой.
- Неужели грабители! - пробормотал он.
Вдруг колеса застучали по чему-то более твердому, чем песчаная доро-
га. Данглар собрался с духом и выглянул: его память, полная подробнос-
тей, которые описывал Альбер, подсказала ему, что он находится на Аппис-
вой дороге.
Налево, в низине, виднелась круглая выемка.
Это был цирк Каракаллы.
По приказанию человека, скакавшего справа, карета остановилась.
В то же время с левой стороны открылась дверца.
- Scendi! [65] - приказал чей-то голос.
Данглар немедленно вышел из экипажа; он еще не мог говорить
по-итальянски, но уже понимал все.
Барон, ни жив ни мертв, оглянулся по сторонам.
Его окружали четыре человека, не считая кучера.
- Die qua [66], - сказал один из этих четырех, спускаясь по тропинке,
которая вела в сторону от Аппиевой дороги, среди неровных бугров римской
равнины.
Данглар беспрекословно последовал за своим вожатым и, даже не обора-
чиваясь, чувствовал, что остальные трое идут за ним по пятам.
Однако ему показалось, что эти люди, подобно занимающим посты часо-
вым, останавливаются, один за другим, через равные промежутки.
Пройдя таким образом минут десять, в продолжение которых он не обме-
нялся ни единым словом со своим вожатым, Данглар очутился между не-
большим холмиком и зарослью высокой травы; три безмолвно стоящих челове-
ка образовали треугольник, в центре которого находился он сам.
Он хотел заговорить, но язык не слушался его.
- Avanti! [67] - сказал тот же резкий и повелительный голос.
На этот раз Данглар понял превосходно; ибо слово было подкреплено де-
лом: шедший сзади него человек так сильно его толкнул, что он налетел на
провожатого.
Этим провожатым был наш друг Пеппино, который двинулся сквозь высокую
траву по такой извилистой тропинке, что только куницы да ящерицы могли
бы счесть ее проторенной дорогой.
Пеппино остановился перед невысокой скалой, поросшей густым кустарни-
ком; в расщелину этой скалы он скользнул в точности так же, как в феери-
ях проваливаются в люки чертенята.
Голос и жест человека, шедшего по пятам Данглара, вынудили банкира
последовать этому примеру. Сомнений больше не было: парижский банкрот
попал в руки римских разбойников.
Данглар повиновался, как человек, не имеющий выбора и от страха став-
ший отважным. Невзирая на свое брюшко, плохо приспособленное для того,
чтобы пролезать в расщелипы скал, ал протиснулся вслед за Пеппино, заж-
мурив глаза, съехал на спине вниз и стал на ноги.
Коснувшись земли, открыл глаза.
Ход был широкий, по совершенно темный. Пеппино, уже не скрывавшийся
теперь, когда он был у себя дома, высек огонь и зажег факел.
Вслед за Дангларом спустились еще два человека, образовав арьергард,
и, подталкивая его, если ему случалось остановиться, привели его по от-
логому ходу к мрачному перекрестку.
Белые стены, с высеченными в них ярусами гробниц, словно глядели чер-
ными, бездонными провалами глаз, подобных глазницам черепа.
Стоявший здесь часовой взял карабин наперевес.
- Кто идет? - спросил он.
- Свой, свой! - сказал Пеппино. - Где атаман?
- Там, - ответил часовой, показывая через плечо на высеченную в скало
залу, свет из которой проникал в коридор сквозь широкие сводчатые от-
верстия.
- Славная добыча, атаман, - сказал по-итальянски Пеппино.
И, схватив Данглара за шиворот, он подвел его к отверстию вроде две-
ри, через которое проходили в залу, служившую, очевидно, жилищем атама-
на.
- Это тот самый человек? - спросил атаман, погруженный в чтение жиз-
неописания Александра, составленное Плутархом.
- Тот самый, атаман.
- Отлично; покажи мне его.
Исполняя это невежливое приказание, Пеппино так стремительно поднес
факел к лицу Данглара, что тот отшатнулся, опасаясь, как бы огонь не
опалил ему брови.
Отвратительный страх искажал черты этого смертельно бледного лица.
- Он устал, - сказал атаман, - укажите ему постель.
- Эта постель, наверно, просто гроб, высеченный в скале, - прошептал
Данглар, сон, который ждет меня, - это смерть от одного из кинжалов, что
блестят там в темноте.
В самом деле, в глубине огромной залы приподнимались со своих подсти-
лок из сухих трав и волчьих шкур товарищи человека, которого Альбер де
Морсер застал за чтением "Записок Цезаря", а Данглар - за жизнеописанием
Александра.
Банкир глухо застонал и последовал за своим проводником; он не пытал-
ся ни кричать, ни молить о пощаде. У него больше не было ни сил, ни во-
ли, ни желаний, ни чувств; он шел потому, что его заставляли идти.
Он споткнулся о ступеньку, понял, что перед ним лестница, инстинктив-
но нагнулся, чтобы не удариться лбом, и очутился в какой-то келье, высе-
