- Но это так! Те, кто умер с голоду.
Данглар вспомнил того старика, которого он во время своих галлюцина-
ций видел в убогой каморке, на жалкой постели.
Он со стоном припал лбом к каменному полу.
- Да, правда, были такие, которые еще больше страдали, чем я, но это
были мученики.
- Вы раскаиваетесь? - спросил чей-то мрачный и торжественный голос,
от которого волосы Данглара стали дыбом.
Своим ослабевшим взором он пытался вглядеться в окружающее и увидел
позади Луиджи человека в плаще, полускрытого тенью каменного столба.
- В чем я должен раскаяться? - едва внятно пробормотал Данглар.
- В содеянном зле, - сказал тот же голос.
- Да, я раскаиваюсь, раскаиваюсь! - воскликнул Данглар.
И он стал бить себя в грудь исхудавшей рукой.
- Тогда я вас прощаю, - сказал неизвестный, сбрасывая плащ и делая
шаг вперед, чтобы стать на освещенное место.
- Граф Монте-Кристо! - в ужасе воскликнул Данглар, и лицо его, уже
бледное от голода и страданий, побледнело еще больше.
- Вы ошибаетесь, я не граф Монте-Кристо.
- Кто же вы?
- Я тот, кого вы продали, предали, обесчестили; я тот, чью невесту вы
развратили, тот, кого вы растоптали, чтобы подняться до богатства; я
тот, чей отец умер с голоду по вашей вине. Я обрек вас на голодную
смерть, и все же вас прощаю, ибо сам нуждаюсь в прощении; я Эдмон Дан-
тес!
Данглар вскрикнул и упал к его ногам.
- Встаньте, - сказал граф, - я дарую вам жизнь; ваши сообщники не бы-
ли столь счастливы: один сошел с ума, другой мертв! Оставьте себе ваши
пятьдесят тысяч франков, я их вам дарю; а пять миллионов, которые вы ук-
рали у сирот, уже возвращены. А теперь ешьте и пейте; сегодня вы мой
гость. Вампа, когда этот человек насытится, он свободен.
Данглар, пока граф не удалился, продолжал лежать ничком; когда он
поднял голову, он увидел только исчезавшую в проходе смутную тень, перед
которой склонялись разбойники.
Вампа исполнил приказание графа, и Данглару были поданы лучшие плоды
и лучшее вино Италии; затем его посадили в его почтовую карету, провезли
по дороге и высадили у какого-то дерева.
Он просидел под ним до утра, не зная, где он.
Когда рассвело, он увидел поблизости ручей; ему хотелось пить, и он
подполз к воде.
Наклонившись, чтобы напиться, он увидел, что волосы его поседели.
XX. ПЯТОЕ ОКТЯБРЯ
Было около шести часов вечера; опаловый свет, пронизываемый золотыми
лучами осеннего солнца, падал с неба на голубые волны моря.
Дневной жар понемногу спадал, и уже веял тот легкий ветерок, что ка-
жется дыханием самой природы, просыпающейся после знойного полуденного
сна: сладостное дуновение, которое освежает берега Средиземного моря и
несет от побережья к побережью аромат деревьев, смешанный с терпким за-
пахом моря.
По этому огромному озеру, простирающемуся от Гибралтара до Дарданелл
и от Туниса до Венеции, скользила в первой вечерней дымке легкая, строй-
ная яхта. Казалось, это скользит по воде распластавший крылья лебедь.
Она неслась стремительная и грациозная, оставляя позади себя фосфоресци-
рующий след.
Последние лучи солнца угасли на горизонте; но, словно воскрешая осле-
пительные вымыслы античной мифологии, его нескромные отблески еще вспы-
хивали на гребнях волн, выдавая тайну Амфитриты: пламенный бог укрылся
на ее груди, и она тщетно пыталась спрятать возлюби ленного в лазурных
складках своего плаща.
Яхта быстро неслась вперед, хотя казалось, ветер был так слаб, что не
растрепал бы и локоны на девичьей головке.
На баке стоял человек высокого роста, с бронзовым цветом лица, и
смотрел неподвижным взглядом, как навстречу ему приближалась земля, тем-
ным конусом выступавшая из волн, подобно исполинской каталонской шляпе.
- Это и есть Монте-Кристо? - задумчиво и печально спросил путешест-
венник, по-видимому распоряжавшийся маленькой яхтой.
- Да, ваша милость, - отвечал капитан, - мы у цели.
- Мы у цели! - прошептал путешественник с какойто непередаваемой
грустью.
Затем он тихо прибавил:
- Да, здесь моя пристань.
И он снова погрузился в думы: на губах его появилась улыбка печальнее
слез.
Спустя несколько минут на берегу вспыхнул слабый, тотчас же погасший
свет, и до яхты донесся звук выстрела.
- Ваша милость, - сказал капитан, - с берега нам подают сигнал; хоти-
те сами на него ответить?
- Какой сигнал? - спросил тот.
Капитан показал рукой на остров: к вершине его поднимался одинокий
белесый дымок, расходящийся в воздухе.
- Да, да! - сказал путешественник, как бы очнувшись от сна. - Хорошо.
Капитан подал ему заряженный карабин; путешественник взял его, мед-
ленно поднял и выстрелил.
Не прошло и десяти минут, как уже спустили паруса и бросили якорь в
пятистах шагах от небольшой пристани. На волнах уже качалась шлюпка с
четырьмя гребцами и рулевым; путешественник спустился в нее, но вместо
того чтобы сесть на корме, покрытой для него голубым ковром, скрестил
руки и остался стоять.
Гребцы ждали команды, приподняв весла, словно птицы, которые сушат
свои крылья.
- Вперед! - сказал путешественник.
Четыре пары весел разом, без всплеска, опустились в воду; и шлюпка,
уступая толчку, понеслась стрелой.
Через минуту они уже были в маленькой бухте, расположенной в рассели-
не скал, и шлюпка врезалась в песчаное дно.
- Ваша милость, - сказал рулевой, - двое гребцов перенесут вас на бе-
рег.
Путешественник ответил на это предложение жестом полного безразличия,
спустил ноги за борт и соскользнул в воду, которая дошла ему до пояса.
- Напрасно вы это, ваша милость, - пробормотал рулевой, - хозяин бу-
дет нас бранить.
Путешественник, не отвечая, пошел к берегу, следом за двумя матроса-
ми, выбиравшими наиболее удобный грунт.
Шагов через тридцать они добрались до суши; путешественник отряхнулся
и стал озираться, стараясь угадать, в какую сторону его поведут, потому
что уже совсем стемнело.
Едва он повернул голову, как на плечо ему легла чьято рука, и раздал-
ся голос, от звука которого он вздрогнул.
- Добро пожаловать, Максимилиан, - сказал этот голос, - вы точны,
благодарю вас.
- Это вы, граф! - воскликнул Моррель и стремительно, почти радостно
сжал обеими руками руку Монте-Кристо.
- Как видите, я так же точен, как вы; но вы промокли, дорогой мой;
вам надо переодеться, как сказала бы Калипсо Телемаху. Идемте, здесь для
вас приготовлено жилье, где вы забудете и усталость и холод.
Монте-Кристо заметил, что Моррель обернулся; он немного подождал.
В самом деле Моррель удивился, что привезшие его люди ничего с него
не спросили и скрылись прежде, чем он успел им заплатить. Он услышал
удары весел по воде: шлюпка возвращалась к яхте.
- Вы ищете своих матросов? - спросил граф.
- Да, они уехали, а ведь я не заплатил им.
- Не беспокойтесь об этом, Максимилиан, - сказал, смеясь, Монте-Крис-
то, - у меня с моряками договор, по которому доставка на мой остров то-
варов и путешественников происходит бесплатно. Я абонирован, как говорят
в цивилизованных странах.
Моррель с удивлением посмотрел на графа.
- Вы здесь совсем другой, чем в Париже, - сказал он.
- Почему?
- Здесь вы смеетесь.
Чело Монте-Кристо сразу омрачилось.
- Вы правы, Максимилиан, я забылся, - сказал он, - встреча с вами -
счастье для меня, и я забыл, что всякое счастье преходяще.
- Нет, нет, граф! - воскликнул Моррель, снова сжимая руки своего дру-
га. - Напротив, смейтесь, будьте счастливы и докажите мне вашим равноду-
шием, что жизнь тяжела только для тех, кто страдает. Вы милосердны, вы
добры, вы великодушны, и вы притворяетесь веселым, чтобы вселить в меня
мужество.
- Вы ошибаетесь, Моррель, - сказал Монте-Кристо, - я в самом деле
чувствовал себя счастливым.
- Так вы забыли обо мне; тем лучше.
- Почему?
- Вы ведь знаете, мой друг, что я, как гладиатор, приветствующий в
цирке великого императора, говорю вам: "Идущий на смерть приветствует
тебя".
- Так вы не утешились? - спросил Монте-Кристо, бросая на него зага-
дочный взгляд.
- Неужели вы могли подумать, что это возможно? - с горечью сказал
Моррель.
- Поймите меня, Максимилиан, - сказал граф. - Вы не считаете меня
пошляком, бросающим слова на ветер? Я имею право спрашивать, утешились
ли вы, ибо для меля человеческое сердце не имеет тайн. Посмотрим же
вместе, что скрыто в самой глубине вашего сердца. Терзает ли его
по-прежнему нестерпимая боль, от которой содрогается тело, как содрога-
ется лев, ужаленный москитом? Мучит ли по-прежнему та палящая жажда, ко-
торую может утолить только могила, то безутешное горе, которое выбрасы-
вает человека из жизни и гонит его навстречу смерти? Быть может, в вашем
сердце просто иссякло мужество, уныние погасило в нем последний луч на-
дежды, и оно, утратив память, уже не в силах более плакать? Если так,
если у вас больше нет слез, если вам кажется, что ваше сердце умерло,
если у вас нет иной опоры, кроме бога, и ваш взгляд обращен только к не-
бу, тогда, друг мой, вы утешились, вам не на что больше сетовать.
- Граф, - отвечал Моррель кротко и в то же время твердо, - выслушайте
меня, как человека, который перстом указывает на землю, а глаза возводит
к небу. Я пришел к вам, чтобы умереть в объятиях друга. Конечно, есть
люди, которых я люблю: я люблю свою сестру, люблю ее мужа; но мне нужно,
чтобы в последнюю минуту кто-то улыбнулся мне и раскрыл сильные объятия.
Жюли разразилась бы слезами и упала бы в обморок; я увидел бы ее страда-
ния, а я довольно уже страдал; Эмманюель стал бы отнимать у меня писто-
лет и поднял бы крик на весь дом. Вы же, граф, дали мне слово, и так как
вы больше, чем человек, и я считал бы вас божеством, если бы вы не были
смертны, вы проводите меня тихо и ласково к вратам вечности.
- Друг мой, - сказал граф, - у меня остается еще одно сомнение: может
быть, вы так малодушны, что рисуетесь своим горем?
- Нет, граф, взгляните на меня: все просто, и во мне нет малодушия, -
сказал Моррель, протягивая графу руку, - мой пульс не бьется ни чаще, ни
медленнее, чем всегда. Я дошел до конца пути; дальше я не пойду. Вы на-
зываете себя мудрецом - и вы говорили мне, что надо ждать и надеяться; а
вы знаете, к чему это привело? Я ждал целый месяц - это значит, что я
целый месяц страдал! Человек жалкое и несчастное создание: я надеялся,
сам не знаю на что, на что-то неизведанное, немыслимое, безрассудное! На
чудо... но какое? Один бог это знает, бог, омрачивший наш разум безумием
надежды. Да, я ждал; да, я надеялся; и за те четверть часа, что мы бесе-
дуем, вы, сами того не зная, истерзали мне сердце, потому что каждое ва-
ше слово доказывало мне, что для меня нет больше надежды. Как ласково,
как нежно убаюкает меня смерть!
Моррель произнес последние слова с такой страстной силой, что граф
вздрогнул.
- Граф, - продолжал Моррель, видя, что Монте-Кристо не отвечает. -
Пятого сентября вы потребовали от меня месячной отсрочки. Я согласил-
ся... Друг мой, сегодня пятое октября. - Моррель посмотрел на часы. -
Сейчас девять часов; мне осталось жить еще три часа.
- Хорошо, - отвечал Монте-Кристо, - идем.
Моррель машинально последовал за графом, и даже не заметил, как они
вошли в пещеру.
Он почувствовал под ногами ковер; открылась дверь, воздух наполнился
благоуханием, яркий свет ослепил глаза. Моррель остановился в нереши-
тельности: он боялся этой расслабляющей роскоши.
Монте-Кристо дружески подтолкнул его к столу.
- Почему нам не провести оставшиеся три часа, как древние римляне, -
сказал он. - Приговоренные к смерти Нероном, своим повелителем и наслед-
ником, они возлежали за столом увенчанные цветами и вдыхали смерть вмес-
те с благоуханием гелиотропов и роз.
Моррель улыбнулся.
