- Ты испортил моего подопечного, ты...
- Спокойно, Ннанджи! - сказал Уолли. - Он прав. Похоже, никакой закон
не был нарушен. Кто может запретить воину носить полосу раба? Однако одно
меня все-таки беспокоит...
- Честь!
Дверь распахнулась, и вбежал юный Матарро, с большими, словно шпигаты
"Сапфира", глазами.
- Он ходил в башню, милорд!
- Он... что?
Мальчишка отчаянно кивнул.
- Он был в башне у колдунов! Лаэ говорит, он столько всего там видел!
И новичок Матарро снова исчез, вернувшись к своим обязанностям.
"Сапфир" отходил от причала.
"От другого - ум возьмешь". Уолли повернулся к Ннанджи - и даже Ннанджи
был ошеломлен.
- Адепт, поздравляю: твой подопечный продемонстрировал достойную
подражания отвагу!
Не было высшей похвалы, которую мог воздать один воин другому,
поскольку среди воинов считалось, что отваге и чести можно научиться лишь на
примере других.
Ннанджи несколько раз молча открыл и закрыл рот. Затем его
принципиальность и гнев взяли верх.
- Оправдывает ли отвага сама по себе бесчестие, милорд брат?
- Я не вижу никакого бесчестия! Он еще не может служить Богине своим
мечом. Он пытается служить Ей всеми средствами, на какие способен. Я
восхищен его самоотверженностью. Я аплодирую его героизму.
Ннанджи несколько раз глубоко вздохнул, с видимым усилием успокаиваясь.
Он неуверенно улыбнулся.
- Что ж, я полагаю, он храбрый маленький дьяволенок...
- Он хочет стать достойным своего наставника.
Лицо Ннанджи снова покраснело. Он что-то пробормотал и отвернулся.
Уолли и Хонакура улыбнулись друг другу.
Но теперь пора было подумать о восстановительных работах. Отношения
внутри команды понесли существенный ущерб.
- Скажи мне, подопечный! - сказал Уолли. - Не велел ли ты ему держаться
подальше от девушек?
Ннанджи снова повернулся к нему с удивленным видом.
- Ну да! Но, конечно... - он пожал плечами.
- Конечно - что?
Ннанджи ухмыльнулся.
- Конечно, он знал, что я вовсе не имею этого в виду. Ни один воин не
воспримет подобный приказ всерьез, милорд брат!
- Зато я имел в виду! Я воспринял это всерьез!
Ннанджи, казалось, был озадачен.
- Почему? Воин? Это же честь...
- Моряки могут так не считать!
- Что ж, придется!
"Боги, дайте мне силы!" - подумал Уолли. Каким-то образом Ннанджи
удавалось сочетать пуританскую этику с моралью уличного кота.
- Я говорил тебе, мы не свободные меченосцы. Даже если бы мы ими
были...
Дверь снова распахнулась, на этот раз пропустив Томияно. Он подошел
прямо к Ннанджи и протянул руку. Томияно улыбался?
- Ты должен гордиться своим братом, адепт! - сказал он. - Он побывал в
башне!
Ннанджи нерешительно пожал ему руку, а затем изобразил саму скромность.
- Это был его долг, моряк.
- Может быть, но это потребовало немалой смелости...
"Сапфир" выходил на середину Реки. Новости о подвиге Катанджи
разлетелись по кораблю, словно стая чаек. В его отсутствие мужчины, женщины
и дети толпой ввалились в рубку, поздравляя вместо него Ннанджи. Он начал
надуваться, словно индюк. Уолли и Хонакура снова обменялись улыбками.
Затем появился Малоли, и внезапно наступила напряженная тишина.
- Адепт, - пробормотал он, - прошу прощения за все, что я говорил
раньше... Мы все гордимся твоим братом. Мы рады, что Дива... смогла ему
помочь. Он отважный парень - и человек чести!
- Конечно! - Ннанджи бросил самодовольный взгляд на Уолли - мол, а я
что говорил?
- Он оказал хорошее влияние на Диву, мы уверены, - сказала Фала. -
Теперь мы понимаем, почему он оказался в ее каюте, и мы рады, что она смогла
оказать ему услугу.
Ннанджи с трудом сохранял беспристрастное выражение.
- Естественно, он знает, что истинный воин должен оказывать честь
женщине.
- Естественно, - неуверенно сказала Фала и покраснела.
Уолли сдался. Не все из них говорили об одном и том же виде чести, но
он подозревал, что все они знают, что имеют в виду - а он был здесь чужим.
Кто сможет теперь хоть в чем-то проявить недовольство Катанджи?
-----
К вечеру дождь прекратился, и Катанджи к ужину появился на палубе. Он
все еще нетвердо держался на ногах, и с трудом мог идти, но являл собой
совершенный образец Юного Героя. Уолли и Ннанджи, получив разрешение Томияно
обнажить мечи на борту, отдали ему Салют Герою. Он широко улыбнулся и крепко
обнял Диву за талию.
Однако их отношения с командой все же понесли определенный ущерб. Брота
многозначительно заявила, что Тау - это предел их путешествию. "Сапфир"
продолжит свой путь до Ча, чтобы выгрузить мрамор, но не дальше. Если лорд
Шонсу не сможет набрать себе воинов в Тау, ему придется вернуться обратно в
Каср. Затем семья вернется к своей обычной торговле, вероятно, между Дри и
Касром. Они утверждали, что их обязательства перед Богиней выполнены.
Согласна ли с этим богиня, конечно, могло показать лишь время.
-----
Вернулась хорошая погода, и Река текла теперь с востока. Горы Реги-Вул
лежали на юге. В течение нескольких дней Уолли и Хонакура извлекали
информацию из Катанджи, слой за слоем, словно очищая луковицу. Ннанджи сидел
рядом в качестве секретаря и регистрировал все это в своей памяти.
Катанджи старался помочь, чем мог. К его наблюдательности нельзя было
придраться, и даже под гнетом надвигающейся опасности он продолжал смотреть
и запоминать. Однако все, что он видел, проходило через фильтр его
собственного опыта, прежде чем могло быть сказано, и через фильтр опыта
Уолли, прежде чем могло быть им понято. Где-то на этом пути факты
превращались в предположения.
Колдуны были явно не всемогущи. Их определенно можно было одурачить, и
это было самым важным. Но золотые шары? Перья в серебряных держателях? Уолли
начало казаться, что он разглядывает сумасшедший дом сквозь кривое стекло.
Что было результатом кипучей деятельности в башне? Что толклось в ступе -
приманка для демонов? Что находилось в чане? Сколько существовало
разновидностей молний, и почему огненных демонов вызывали только в Ове? Как
он жалел, что Катанджи не мог взять с собой в опасную экспедицию внутрь
башни фотоаппарат!
Что имели колдуны против кожевников и красильщиков? Что в их поведении
действительно имело смысл, а что было лишь обычным знахарством? Некоторые
вещи были столь же бессмысленны и нелогичны, как средневековая алхимия, или
пристрастие Хонакуры к священному числу семь, и чем больше Уолли узнавал,
тем меньше, казалось, было в этом смысла.
Так продолжалось несколько дней, пока наконец "Сапфир" не оказался
вблизи Тау.
Хотя Уолли еще не вполне уверенно держался на ногах, однажды утром он
взял рапиру и маску. Он еще не осмелился бы сразиться с высокопоставленным,
но мог справиться с Ннанджи. Когда счет достиг двадцати одного на ноль, даже
вспотевший рыжеволосый воин признал, что Шонсу теперь полностью здоров и
более не нуждается в опеке.
- А я, милорд брат? - нетерпеливо спросил он.
- Да, - согласился Уолли. - Ты успешно продвигаешься.
- Пятый?
- Очень близко к тому. Определенно стоит попытаться.
Солнечный бог во всей своей красе не мог бы светить более ярко. В
маленькой армии лорду Шонсу не был нужен Шестой, так что если адепт Ннанджи
сможет стать мастером Ннанджи, он наверняка будет вторым после него.
6
Хорошо было много недель спустя вновь оказаться на берегу, даже притом,
что нога все еще немного болела. Забавно было хромать по узким, запруженным
народом улицам с седьмым мечом за спиной, разглядывая людей и здания, в то
время как штатские предусмотрительно уступали ему дорогу. Тау и сам по себе
был радостным сюрпризом.
Каждый из городов на Реке был не таким, как остальные. Так вообще
трудно было назвать городом, скорее это было небольшое торговое поселение.
Когда Уолли смотрел на него с борта приближавшегося к берегу "Сапфира", у
него возникло странное ощущение, что где-то это он уже видел: соломенные
крыши, коричневые дубовые балки на фасадах домов, земляного цвета
штукатурка. Вначале он определил этот стиль как средневековый европейский,
но решил, что скорее он ближе к эпохе Тюдора, когда двинулся по узкой
дорожке, претендовавшей на звание главной улицы - поскольку там он увидел
более старые строения, балки которых почернели, а штукатурка побелела.
Итак, Тау напоминал декорации Старой Англии. Верхние этажи выступали
вперед, бросая тень на каменистую пыль под ногами, в то время как полоса
голубого неба над головой ощетинилась по краям карнизами. Блестящее
бутылочное стекло в ромбовидных окнах отражало свет, не давая заглянуть
внутрь; вывески изображали доступные внутри товары. Несмотря на постоянное
отсутствие свободного пространства впереди, что делало его продвижение
рискованным, Уолли был зачарован. Конечно, набедренные повязки и мантии
выглядели здесь неуместно, но он чувствовал себя так, словно перенесся в
Лондон времен Шекспира, и его все время преследовала мысль о том, есть ли в
этом городке театр, и кто пишет для него пьесы.
Брота торжественно обещала, что корабль не уйдет без него. Он явился
сюда в поисках воинов, но чувствовал себя, словно отпущенный на свободу
пленник, словно ребенок на ярмарке. В один из моментов, когда даже его ранг
и престиж не освободили немедленно перед ним путь, он с улыбкой повернулся к
Ннанджи и заявил:
- Мне нравится этот город!
Ннанджи зажал нос и сказал:
- Ф-фу!
Что ж, нечто в этом было...
Главная артерия города была настолько узкой, что от края до края
хватило бы размаха рук двух человек, и была плотно забита людьми. Теперь
Уолли увидел причину задержки. Тележка, полная яблок, сцепилась колесами с
другой, груженой блестящей голубой изразцовой плиткой, и от удара красные
плоды посыпались в грязь. Глядя поверх голов, он увидел мальчишек, шнырявших
тут и там, подбирая сокровища, и владельца тележки, который соревновался в
ругательствах с хозяином тележки с плиткой. Их изобретательность все росла,
генеалогия становилась все более невероятной, а указания относительно
воздействий на различные части тела - все более разрушительными. Колесо
тележки с плиткой свалилось с оси, и весь груз готов был обрушиться. Драка,
которая неминуемо должна была за этим последовать, легко могла перерасти в
массовые беспорядки. Добродушные насмешки толпы уже начали сменяться бранью
тех, чьим неотложным делам могло помешать неожиданно возникшее препятствие.
Посреди всей этой суматохи маячила рукоятка меча, словно поплавок, но
на ее владельца, похоже, никто не обращал внимания, не давая ему даже
подойти ближе к источнику всех проблем. Уолли решил, что настала пора
продемонстрировать свое воинское искусство.
Он начал проталкиваться вперед, расчищая себе дорогу силой там, где не
помогал его ранг. Вместе со следовавшим за ним по пятам Ннанджи он добрался
до самой середины заварушки и положил тяжелую ладонь на плечо плиточника.
Плиточник сердито обернулся, потом со страхом взглянул вверх и уважительно
замолк. Яблочник прекратил излагать детальную родословную своего противника
в четвертом колене. Оба с облегчением ждали дальнейших указаний. Уолли
приказал Яблочнику и мускулистому рабу приподнять один конец тележки, в то
время как сам схватился за другой и перенес свой вес на левую ногу. Тележка
приподнялась, и Плиточник поставил колесо на место. Ннанджи уже начал
освобождать для него проход. Вскоре толпа рассосалась, вместе с последними
