Аусе наверняка дошла туда с помощью моряков. Когда "Сапфир" стоял в Касре,
Уолли пытался уговорить Ннанджи посетить местный гарнизон. Возможно,
опасности удалось бы избежать. А что делать теперь - возвращаться в Каср,
или продолжать путешествие по кругу в Ов?
- Какая-то загадка, верно? - Уолли огляделся по сторонам, глядя на
здания в псевдо-тюдоровском стиле и торопливо огибавших его людей. - Может
быть, от меня требуется, чтобы я остался здесь? Симпатичный маленький
городишко...
- Ты шутишь!
- Не совсем, - сказал Уолли. - Когда мы завершим свою миссию, что ты
собираешься делать потом? Жениться на Тане и стать водяной крысой?
- Тана - это здорово, но... я - водяная крыса? - Ннанджи пожал плечами.
- Стать Седьмым?
- Со временем - конечно. Чем собираешься заниматься?
- Буду свободным меченосцем - честным и верным своим клятвам. - Ннанджи
несколько озадачила внезапно возникшая философская дискуссия. - А ты?
- Я бы хотел больше узнать о Мире. Но в конце концов, полагаю, я
поселюсь в каком-нибудь спокойном маленьком городке, вроде этого, и стану
старостой. - Уолли усмехнулся своей мысли. - И воспитаю семерых сыновей, как
старый Киониарру. И еще семь дочерей, если Джия этого захочет!
Ннанджи недоверчиво уставился на него.
- Старостой? Почему не королем?
- Слишком много нужно крови, чтобы этого добиться, и слишком много
работы после. Но мне нравится Тау.
- Если ты этого хочешь, милорд брат, - почтительно сказал Ннанджи, - то
я уверен, что Богиня тебе поможет. - Он с отвращением наморщил свой
вздернутый нос. - Я лично постараюсь найти что-нибудь получше.
-----
Уолли боялся, что моряки могут забеспокоиться и поспешить с отплытием,
но Брота обнаружила, что Тау - источник кожи. Хотя "Сапфир" был тяжело
нагружен мрамором, его трюм был далеко не полон. Брота обожала торговлю... а
в городах колдунов не было кожевников. Таким образом, вернувшись, воины
обнаружили, что на корабле пахнет как в мастерской сапожника, а тяжело
дышащие рабы носятся вверх и вниз по трапам, загружая на корабль сапоги и
туфли, объемистый, но не тяжелый груз.
Брота и Томияно нахмурились, услышав новость о том, что лорд Шонсу не
смог набрать воинов себе в помощь в Тау, но, похоже, их это не удивило.
Ннанджи отправился в храм, а Уолли - на поиски Хонакуры, чтобы
посоветоваться.
Вечера стали короче, и погода начала портиться. Ближе к ночи подошел
грозовой фронт, и "Сапфир" раздраженно дергался на якоре посреди реки, со
странно низким из-за мрамора центром тяжести. Лил дождь, стекая сквозь
шпигаты. Холодная, мокрая темнота вползла в рубку еще до того, как
закончился ужин.
Уолли был еще более озадачен, чем раньше. Жрецы обещали Ннанджи, что
передадут весть в ложу. Тамошним кастеляном до недавнего времени был лорд
Шонсу - так они сказали - но, по их мнению, теперь там был кто-то новый,
чьего имени они не знали. Кастеляны часто приходили и уходили. Что теперь
должен был делать Уолли? Возвращаться в Каср, или двигаться дальше в Ов?
Логично было возвращаться в Каср, поскольку там он мог найти воинов, но ему
угрожала серьезная опасность быть обвиненным в трусости. Похоже, в
божественной загадке подразумевался все же Ов, но смысла в этом было не
слишком много.
Сидя на полу и обняв Джию, чтобы было теплее, он передал новость о том,
что в Касре есть ложа.
Холийи нарушил двухдневное молчание, сказав:
- Я слышал. Не знал, что это имеет значение.
- Значит, Каср, - твердо провозгласила Брота. - Три дня пути до Ча,
затем обратно в Каср! - Похоже, следующий город всегда должен был появиться
через три дня, но на практике путь каждый раз занимал больше времени.
Глухой ропот из темноты означал, что семья с ней согласна. Меняющие
Курс уже не вызывали столь ожесточенного негодования, как вначале, но речной
народ не желал участвовать в божественных миссиях. Они считали, что
выполнили свою часть и им должно быть позволено вернуться к своим обычным
занятиям.
- Что бы сказал жрец, если бы был среди нас, старик? - спросил Уолли.
- Откуда мне знать? - запротестовал Хонакура, издав смешок. - Я
согласен, что сведения противоречивы, милорд. Ты должен молиться о том,
чтобы тебя направляла Богиня.
Возможно, молитва бы и помогла, но Уолли решил попробовать слегка
поднять общее настроение.
- Ннанджи! Спой нам песню, про Чиоксина.
- Нет, лучше про любовь! - запротестовала одна из женщин - кажется,
Мата.
- Я не знаю песен про любовь, - сказал Ннанджи. - Они были запрещены в
казарме.
Потом он начал, и из темноты донесся его мягкий тенор:
Я пою об оружии, и о том, кто сделал
Величайшие мечи, созданные людьми,
О том, как была заплачена цена жизни,
И Чиоксин купил себе семь лет.
Несколько минут спустя мелодию подхватила мандолина Олигарро. Это была
заурядная баллада, и какого бы менестреля голос Ннанджи ни копировал, он был
не слишком мелодичен, но он был новым для публики, и вскоре они, похоже,
поняли, почему была выбрана именно она. Битвы и герои, чудовища и злодеи,
кровь и честь плыли сквозь сгущающуюся тьму в ночь: шесть мечей, шесть
геральдических животных, держащих шесть драгоценных камней, множество
легендарных воинов... и затем тишина.
- Продолжай! - страстно воскликнул Матарро.
- Забыл слова? - саркастически спросил Томияно.
- Я знаю только еще один куплет, - сказал Ннанджи, и процитировал
строки, которые пел когда-то своему лорду, когда тот сидел в ванне:
Грифон сидит на рукоятке
Среди белого серебра и голубого сапфира,
С рубиновым глазом и позолоченными когтями,
И стальной клинок с оттенком звездного света -
Сделал он наконец седьмой меч,
И все остальные тот меч превзошел.
Снова наступила тишина.
- Это ведь не все? - запротестовала Дива.
- Нет, - сказал Ннанджи. - Есть еще что-то, но я никогда этого не
слышал. Чиоксин умер. Седьмой меч он отдал Богине. Никто не видел его в
течение семи сотен лет.
В рубке было теперь темно, как в шахте, Бог Сна был заслонен облаками,
а ставни были большей частью закрыты от ветра.
- И Она дала его Шонсу? - затаив дыхание, спросил Матарро.
- Да. Он здесь, в этой рубке. Сага еще не окончена. Ее самая главная
часть еще только должна наступить. И вы в ней участвуете!
- О-о! - произнесли несколько юношеских голосов, но послышался и ропот
взрослых.
- Я не хочу в этом участвовать! - Это был Томияно. - И я не желаю,
чтобы на моем корабле находился этот проклятый меч!
- Том'о! - прозвучал осуждающий голос Броты, но послышалось и несколько
одобрительных возгласов.
- И воины! Кому они нужны?
Последовавшее за этим неловкое молчание внезапно нарушил стук упавшего
поперек двери засова. Снаружи послышался звук бегущих по ступеням ног.
Захваченный песней, капитан Томияно забыл выставить вечернюю стражу. На
борт "Сапфира" ступили непрошеные гости.
7
В рубке послышались крики, началась паника. Уолли, сидевший прямо под
окном, встал и распахнул ставни. Высунувшись наружу, он взглянул на черный
фальшборт на фоне почти черного неба. Он мог бы дотянуться до его края, если
бы встал на цыпочки. Затем над бортом нависла еще более темная тень, и
сверкнуло лезвие. Позади него была Река... он поспешно схватился за края
рамы и резко откинулся назад, повиснув над водой; сталь просвистела как раз
там, где мгновение назад находилась его голова.
Он скользнул обратно в рубку. Нужно было продумать план номер два...
- Я здесь, - послышался рядом тихий голос Ннанджи.
Шум начал стихать.
- Мужчины в середину, все остальные спиной к стенам, - сказал Уолли.
Снова наступила тишина, если не считать сопения одного из подростков.
Все ставни были теперь открыты, и в рубку просочился слабый серый свет.
Даже на палубе было темно, так как Бог Сна был закрыт облаками. Дождь,
похоже, прекратился, но на палубе над ними слышались шаги.
- Томияно? Холийи? - тихо спросил Уолли.
- Я здесь.
- Я здесь.
- Я сейчас подниму Ннанджи. Вы двое держите меня за ремни на спине,
иначе мы можем вывалиться за борт. Ладно? Потом я последую за ним, но все
остальные останутся здесь. Пусть делом займутся профессионалы. Ннанджи, я
отпущу твою правую лодыжку, когда ты будешь наверху. И лучше держи свой нож
наготове. Сюда. - Он направился к окну на корме.
Паника прекратилась. Моряки были крепкими людьми.
Ннанджи повернулся спиной к окну. Глаза его, казалось, светились сами
по себе, но, вероятно, это был лишь свет из другого конца помещения. Уолли
прижался к нему, поставил ногу Холийи позади своей с одной стороны, Томияно
- с другой, и почувствовал, как они схватили его за ремни. Затем он присел,
не обращая внимания на протесты его еще не до конца зажившей раны. Моряки
приняли его вес на себя, не давая ему опрокинуться назад. Он схватил Ннанджи
за лодыжки.
- Готов? - спросил он приглушенным из-за килта Ннанджи голосом.
Он услышал смешок Ннанджи.
- Готов! - Он откинулся назад.
Уолли толкнул его вверх и распрямил колени. Уфф!
Ннанджи взлетел ввысь, покачнувшись, когда Уолли поднялся и наклонился
вперед. Двое моряков заворчали, удерживая внезапно натянувшиеся ремни и не
давая его ногам соскользнуть назад. Одним длинным движением Уолли поднялся
из сидячего положения в полный рост, подняв руки и вытолкнув наверх своего
подопечного - впечатляющая демонстрация силы, но времени любоваться ею не
было.
Для ожидавших наверху пиратов, воин, вероятно, материализовался из
ничего, внезапно возникнув над бортом. Блеснули глаза и зубы, а затем
Ннанджи метнул нож в ближайшего противника и выхватил меч. Еще один прыгнул
вперед, но Ннанджи парировал его удар. Он отскочил к борту, и тут меч
Ннанджи настиг его. Он закричал, едва не зацепив мечом Уолли, и с глухим
всплеском ударился о воду. Ннанджи рискованно покачнулся, когда Уолли
отпустил его лодыжку, снова парировал удар, поставил правую ногу на
фальшборт, удержал равновесие, блокировал очередной выпад, освободил левую
ногу, опять парировал - и затем спрыгнул на палубу.
К этому моменту схватка была уже явно проиграна пиратами. Ннанджи мог
удержать их, пока Уолли, оттолкнув поддерживавших его моряков, выбирался из
окна. Затем он тоже оказался на палубе, и враги оказались в западне.
Это был одноцветный кошмар, черное на почти черном, освещенное лишь
слабым сиянием Бога Сна из-за серебристых облаков, отражавшемся от воды.
Бойня, кровь и смерть, ничего общего с делом чести, провозглашенным
герольдами, поставленным в рамки соглашения, что равный сражается с
равным... Уолли использовал боевой клич, чтобы дать знать своему компаньону,
где он: "Семь! Семь!", словно трубный звук на фоне нарастающего шума. Он
услышал смех Ннанджи, затем его голос: "Четыре! Четыре!"
Уолли парировал удар, сделал выпад, и кто-то закричал. Еще одна темная
фигура нависла над ним, блестя глазами и клинком, и он ударил и
почувствовал, как его меч рассекает плоть и ударяется о кость, услышал еще
один вопль. Тело ударилось о палубу. "Семь!" "Четыре!" Он едва мог видеть
своих противников, но их положение становилось все хуже. Его необычайная
ловкость, его знание палубы, его уверенность в том, что все они - враги, а
не друзья, даже его рост и сила - все это делало его непобедимым. Шонсу был
лучшим в Мире, а Ннанджи на этой палубе был почти Шестым. Это был не
поединок, а лишь хладнокровное убийство. Пираты превосходили воинов числом,
