стоял прелый запах запустения, всюду пыль, засохшие цветы в горшках,
старая убогая мебель и фотографии на стенах, ходики с опущенными до пола
гирями. Видно было, что здесь давно не ступала нога человека.
Бросив на дряхлый диван чемодан, Савелий подтянул гири на часах и
толкнул маятник: глаза лубочной кошки кокетливо задвигались из стороны в
сторону. Немного полюбовавшись, он подошел к стене и начал рассматривать
многочисленные снимки, небрежно скользя по ним взглядом: незнакомые лица
мужчин, женщин, стариков и старух... Неожиданно глаза споткнулись о лицо
молоденькой блондинки с пышной, модной в шестидесятые годы прической.
Осторожно вытащив фото из общей рамки, Савелий прислонил его к стоящей
на столе вазе и сел напротив. Он смотрел на фотографию не отрываясь, не
моргая, на глазах его навернулись непрошеные слезы...
- Кхе-кхе... - Савелий услышал за спиной старческое покашливание и
голос соседа. - Могилку-то их навестил?
От неожиданности Савелий вздрогнул и повернулся.
- А-а, это вы, Павел Семенович?!
- Открыто было, я и... - извиняющимся тоном пояснил старенький, поч-
ти лысый мужичок. Он, видно, успел "приложиться": улыбался пьяно и глу-
повато. Внутренний карман пиджакам предательски оттопыривался. - Может,
не ко времени?
- Ну что ты... Проходи, Семеныч, садись! - вздохнул Савелий, стирая
с лица грусть. - Ты спросил о чем-то?
- Говорю, коды мамка с отцом-то убились, ты ж мальцом еще был?
- Пяти не было... - Савелий снова вздохнул. - А веришь, все помню до
мелочей... будто вчера это произошло...
- Что ты можешь помнить-то? - махнул старик рукой. - С рассказов
разве, а так...
- Да кто ж мне мог это рассказать? Это же минуты те за... ну, до ка-
тастрофы, а я помню... Папа сидел рядом с водителем, а мы с мамой - сза-
ди... Помню, сижу, верчусь, по сторонам глазею... И вдруг мама подхваты-
вает меня на руки, прижимает к груди и начинает целовать... И так силь-
но-сильно, что я даже закапризничал, вырываться начал... А тут... - Са-
велий так крепко стиснул челюсти, что, казалось, скрипнули зубы. -
Удар!.. Страшная боль в руке... Эту боль до сих пор помню... А потом го-
рящая машина... Пламя... Сильное яркое пламя! - Он нервно застучал по
столу кулаком и прошептал, глядя на фото: - Кабы знать! Эх!
- Видать, чувствовало материнское сердце... Оно, брат, сурьезная
штука даже и для науки... не то чтоб умом для осознания. - Старик выта-
щил из кармана бутылку водки. - Ты вот что, сынок, выпить тебе счас пот-
реба есть... Завещание-то оформил теткино? - с каким-то волнением спро-
сил он.
- Спасибо, оформил...
- Чего уж... - тяжело, с огорчением выдохнул Павел Семенович, кряк-
нул и завистливо огляделся. - Да-а-а... богатая у тебя тетка была... Ох
и богатая!..
Не удержавшись, Савелий хмыкнул и удивленно посмотрел на старика.
- Ты не гляди, что старье вокруг да нищета: церкви в последние годы
много отдавала да в фонды всякие... А так ежели, богатая! А и то ска-
зать... цветочки, ягодки... опять, жильцов каженный год пущала... да и
драла, дай боже!.. Стаканы-то достань!.. Там вон, в буфете... Там и за-
кусь, может, какой найдется...
Савелий принес два стакана и банку вишневого компота: других продук-
тов не оказалось. Открыл банку, поставил на стол. Старик посмотрел на
угощение, покачал головой и вытащил из кармана пару соленых огурцов и
кусок хлеба.
- Самоличного засолу... специлитет! - похвастался он и ловко откупо-
рил бутылку. Налив по две трети стакана, поморщился и провозгласил: - За
наследство!
Они чокнулись и одновременно выпили. Савелий захрустел огурцом, ко-
торый действительно оказался отличного, хотя немного странного, вкуса, а
Павел Семенович понюхал хлеб и положил его назад.
- Я и говору... со всего рвала, с чего могла... - Поморщившись,
воскликнул: - А и скупа была!.. Не дай тебе Боже! Ох и стерва! Вот стер-
ва из стерв! А любил ее! - восхищенно добавил он, сделал паузу и продол-
жил: - И как любил! Ведь до ума потери!.. Тридцать лет тому назад этот
домик мы с ейным супружником-упокойником, царство ему небесное, с им и
строили, мне та часть - комната со своим входом - дом, им - эта, с ве-
рандой... - Павел Семенович быстро захмелел, язык начал заплетаться, но
мысли оставались твердыми, не терялись. - Дружили мы с им аж с войны...
Во как! А с Шурой, теткой твоей, я ж первый зазнакомился... Красавица
была! Во! Что твоя матка... - кивнул он на фотографию. - А и то - родные
сестры... Ты не думай, Шура очень любила твою мать, а потом...
Семеныч неожиданно осекся, словно его кто-то одернул: даже пьяный не
стал говорить о том, что не является его личной тайной. Решив сменить
тему и не зная на какую, он снова взялся за бутылку, налил себе и Саве-
лию.
- Выпьем! - предложил он и быстро опрокинул в сморщенный рот жид-
кость, на этот раз отщипнул маленький кусочек хлеба, зажевал. - А ты,
значит, так в детдоме и прожил до армии?
- Детдом, потом - завод, в рабочем общежитии шил... потом уж призва-
ли...
- А почему после армии к тетке-то не заявился? Аль обижен был?
- После армии, то есть после дембеля, как Высоцкий поет: "Я раны за-
лизывал..." О тете Шуре... я и не знал, что есть у меня родная тетка...
- Вот стерва! Так озлобиться на сестру, что родного племяша в детдо-
ме держать?! У-у, характер! Кремень, не характер!.. - сердито цыкнул
дед. - Двенадцать лет склонял пожениться - ни в какую!.. А жили-то все
одно вместе...
Пьяно икнув, он поморщился, окинул взглядом комнату и огорченно про-
бурчал:
- Это все мне должно было достаться! А она - тебе!.. Грехи, видать,
отчалить решила... потому и к Богу... - Старик настолько опьянел, что
совсем потерял над собой контроль. - А ты... пришел... на все готовень-
кое...
- Чего буравишь, Павел Семенович? - рассердился Савелий,
- Да это... я так... для порядку... - спохватился он, даже чуточку
смутился. -Но ты... выстрадал ты довольно, сиротинушка ты мой!.. - жа-
лостливо всхлипнул и пьяно забормотал Семеныч. - Мне-то уж ничего не на-
до... в могилу ить не утащишь... Эх, Шура, Шура! Вот стерва из стерв, а
любил до ума потери! - снова повторил он, видно, свою любимую фразу. -
Странная штука - яснеть-то!.. Любишь, не любишь... Веришь, не веришь, а
кричи: "Ура! Да здравствует наш дорогой..." Тьфу! Мать вашу... Перестро-
ились... Дудки! Шиш с маслом!.. Кто урвал в свое время, тот и жует!..
Семьдесят лет в "струю", а мыла и колбасы... настоисси... И сколько же
людей угробили! Боже ж ты мой!.. Сколько эти друзья-соратники народу-то
настругали...
- Не понял? Какие "друзья-соратники"?
- Так эти, Сталин-то с Гитлером!.. Ага, думаешь, пьян, себя не помню
и плету что ни попала? Ан нет! Все соображаю! Люди-то еще посчитают -
кто больше русичей пограбил!.. Старый я - устал бояться, да и не хочу
бале!.. А потом?.. Возьми пятнадцать тысяч!.. За Афган говорю... За де-
сять лет пятнадцать тысяч? Да я старый солдат, разведчик! Кому они очки
пытаются втереть? Не верю! Вся Россея в могилках да лагерях-то... А мо-
гилки-то все под номерками... И мой брательник родный где-то свой номе-
рок... - Он всхлипнул, вытер глаза, полные слез, и снова плеснул себе
водки. - Выпьем! Помянем всех убиенных невинно?
Павел Семенович поднялся, но невзначай зацепил банку с компотом и
опрокинул на Савелия, залив всю форму темным компотом... Старик огорчил-
ся и стал виновато стряхивать с него ягоды.
- Ох ты, оказия... - пьяно причитал он.
- Да ладно, Семеныч... высохнет, тогда... переоденусь... Ты, Семе-
ныч, того совсем... Идем, провожу тебя до дому, а сам - на пляж! Перео-
денусь только...
- На пляж хорошо... - Старик снова икнул. - Богатая была... Ох, бо-
гатая! Ты простучи здеся... Я-то не нашел, но... может, тебе повезет
больше! Только, тс-с-с... - приложил он палец к губам. Савелий помог ему
подняться со стула, вывел к выходу, но вдруг Семеныч резко выпрямился,
встряхнул головой и отстранился от Савелия.
- Я сам! Сам! - заявил дед, покачиваясь из стороны в сторону, но
прямо, держа голову.
После ухода старика Савелий некоторое время смотрел на фотографию
матери, потом опрокинул в рот остатки водки и начал переодеваться...
Нечаянная встреча
- Не сожжешь? - Савелий очнулся от голоса Бориса и поднял голову,
Борис кивнул на пресс. - Снова сюда кинули?
Савелий устало пожал плечами и ничего не ответил.
- Плотно вцепились... как бы не заездили Сивку крутые горки?! А ты
плюнь: нас дерут, а мы крепчаем! Идем, чифирнем, раскумаримся!
- Не тянет что-то... - вяло ответил Савелий.
- Хватит киснуть! Пошли! - подхватив под руки, Борис попытался под-
нять Савелия.
В закуточке, словно специально образованном среди штабелей бракован-
ных деталей, сидели трое зеков. Они, словно завороженные, не мигая, ус-
тавились на стеклянную банку с чифирем, прикрытую куском фанерки.
Увидев согбенную фигуру старика-грузчика, который совершал челночные
рейсы с тележкой по рельсам, обеспечивая деталями различные операции,
Борис поддал ему ногой под зад:
- Ты чего здесь расселся? Я же русским языком тебе сказал: за вторя-
ками подойдешь! - Чо ты, Кривой? Я не... я так сижу... вот... смотрю
просто... жду... - виновато залепетал старик, поднимаясь и ретируясь в
сторону. Однако он ушел не совсем: сел поодаль, бросая жадные взгляды на
банку с желанной жидкостью.
- Чего ты на него взъелся? - лениво поинтересовался Савелий.
- Надоел, всю плешь проел: "Не бросай - покурим! Не выливай - допь-
ем!" Так и пасет, так и пасет!.. Ладно, хватит о нем! Погнали! Серый -
банкуй!
Морщинистый мужик, у которого на одном веке была наколка "Раб", на
другом - "КПСС", болтанув из банки в кружку и обратно, дождался, когда
осядут нифиля, налил четверть кружки и, обжигаясь, сделал три глотка.
Причмокнув от удовольствия, передал сидящему рядом Савелию.
- Ништяк упарился!
- Еще бы! Вышак! - заметил значительно Кривой.
- Слышь, Кривой, ты же вроде Угрюмого знаешь? - спросил Серый его.
- Ну, а что?
- А вон он! Может, пригласишь? Борис привстал со своего места и выг-
лянул из-за штабеля. К выходу быстрым шагом шел парень лет тридцати пяти
с квадратной фигурой.
- Угрюмый! - окликнул Кривой, но тот, не услышав, скрылся в дверях.
- Скорость хорошая, да нюх ни к черту! - усмехнулся Кривой.
- Это что, кличка такая? - поинтересовался Савелий.
- Ну... Вот сколько его знаю, ни разу не видел, чтобы он когда улы-
бался...
- Жисть такая пошла: чему дыбиться! - заметил пожилой зек с вызываю-
щей наколкой, достав пачку "Астры", протянул каждому по сигарете. Саве-
лий тоже машинально взял, думая о чем-то своем.
Когда банка с чифирем опустела. Кривой махнул рукой старику, продол-
жавшему поглядывать в их сторону. Тот сразу же, чуть не вприпрыжку, под-
бежал и жадно подхватил банку с нифилями, словно побаиваясь, что Кривой
передумает.
Савелию стало жаль этого старика: поморщившись, он вздохнул.
- Угостись, отец! - сказал он, протянув ему сигаретку, которую тот
моментально схватил, как китайский болванчик, благодарно кланяясь и се-
меня прочь.
- И всех-то тебе жалко, Бешеный! Тому куртку отдал, за того засту-
пился... Может, и Аршина жалеешь?
- Мне старых и немощных жалко! А Аршина... Аршина - нет! - сказал
он, поднимаясь. - Пойду, покемарю чуток...
Неприятные воспоминания
Яркое солнце почти скрылось за горизонтом, и последние лучи его лас-
ково касались крыш самых высоких строений зоны.
Настежь открытые ворота, ведущие в промзону, свидетельствовали о
том, что идет съем бригад с работы. По просьбе подполковника Чернышева
