"Не передать словами утомительную, как зубная боль, тоску захолустного
космопорта, когда гравитационная буря и нелинейная деформация пространства на
неопределенный срок прервала полеты, и ничего не остается, кроме как подавать в
себе раздражение, в десятый раз выслушивая одно и тоже, ничего не проясняющее
сообщение дежурного диспетчера..."
Пробормотав эти слова, я выключил диктофон. Работать не хотелось, вообще
ничего не хотелось, поэтому фразы приходили в голову бесцветные и вялые.
Самое обидное, что и винить было некого, никто не заставлял меня выбирать
именно этот маршрут с двумя пересадками, проходящий по самому краю обжитой
Вселенной. Вполне можно было подождать еще неделю и улететь прямым рейсом, так
нет же, захотелось побыстрее.
К слову сказать, настроение у меня испортилось давно. Считай, с самого начал.
И командировка вышла неудачная, бездарная даже по замыслу, и всяки мелких
неприятностей набралось по ее ходу предостаточно. А теперь вот еще и задержка на
неопределенный срок. В Москве у меня были кое-какие неотложные дела, да и просто
теперь не могу бездарно терять время.
Помню, я встал тогда с полукруглого дивна, отодвинул нависавшие над ним
жесткие листья какого-то рододендрона или фикуса, без цели и смысла пошел вдоль
перил галереи, окружавшей центральный зал. Здание порта тоже раздражало,
маленькое тесное, построенное лет двадцать назад в стиле тогдашнего
ретроконструктивизма и со дня постройки ни разу не ремонтировавшееся. Да и
зачем? Всего два пассажирских рейса в месяц, а основной оборот космопорта -
транспорты рудовозы. Если б не необходимость иметь в этом секторе запасную
операционную базу десантных и экспедиционных кораблей, его бы давно закрыли,
пожалуй, или перевели в полностью автоматизированный режим.
И заняться здесь абсолютно нечем. Не только в порту, но и вообще. Планета, на
которой я застрял, входила в систему красного карлика Крюгер-60, по непонятной
прихоти провидения имела кислородную атмосферу и почти приемлемый климат, но
известна была лишь тем, что на ней обнаружились неограниченные и легко доступные
запасы минерала крюгерита, сложнейшего металлоорганического соединения,
служившего сырьем для производства интеллектуальных кристаллов неповторимых
свойств, обеспечивающих быстродействие компьютеров, даже с монопроцессором, до
триллиона операций в секунду, причем, что особенно интересно - на базе всех
известных формальных, линейных и антиномичных логик одновременно. Ничего
подобного синтезировать лабораторным путем пока не удавалось. А без таких
компьютеров внепространственная хрононавигация была просто невозможна. Впрочем,
тут я слегка преувеличиваю. Возможна, конечно, но на уровне колумбовых каравелл
в сравнении с гиперзвуковыми экранопланами.
Эти уникальные залежи и оправдывали существование земной базы, карьера, завода
и порта. Более ничего примечательного на планете не было. Время от времени сюда
наезжали биологи. Туристы же сей, пусть и землеподобный мир, игнорировали.
... Не тот объект. Абсолютно гладкая, лишенная гор, морей, и иных радующих
глаз достопримечательностей, покрытая фиолетовой тундрой, освещенная багровым
угольком едва тлеющего солнца, планета ввергала в тяжелую меланхолию любого
путешественника, обладающего нормальным эстетическим чувством. Я в этом
убедился, лишь только взглянул на бесконечную, слегка заснеженную равнину,
сизо-бурое небо и хилые ели, высаженные вокруг привокзальной площади.
Но даже все вышесказанное не могло до конца объяснить того
тоскливо-безнадежного чувства, что охватило меня, едва я очутился в скудно
освещенном вестибюле и услышал роковые слова: "Транзитный рейс Крюгер - Земля
откладывается ориентировочно на 12 часов в связи с неприбытием в порт лайнера
"Никколо Макиавелли" по техническим причинам. Дополнительная информация будет
сообщаться по мере ее поступления".
Я шепотом выругался и стал ждать. Пассажиров, желающих улететь в сторону
Земли, оказалось порядочно. Даже мелькнула мысль - "и откуда их столько?" - но
оживления, обычного в такого рожа местах, здесь не было. Напротив, 6никогда еще
я не встречал столь угнетающего зрелища. Унылые фигуры бесцельно слонялись по
холлам и галереям, никто, собравшись в кружок, не пел походных песен, не
толпился в баре, кегельбане и бильярдной, не осаждал игровые автоматы. Иные,
правда, что-то через силу читали, смотрели на экраны видеотронов, а большинство
просто спало в креслах, но чувствовалось, что и во сне им тоже скучно.
Чем-то все это напоминало инсценировку мифа и царстве мрачного Аида.
Я умел и любил быстро сходиться с людьми, но здесь народ подобрался
удивительно неконтактный. Мне вроде и отвечали на вопросы, однако разговора не
получалось, собеседники смотрели на меня тусклыми глазами и явно старались
отделаться от назойливого чересчур громогласного новичка. Я быстро почувствовал
себя так, как если бы попытался навязать дискуссию об итогах футбольного матча
посетителям зала древних рукописей в Национальной библиотеке.
"Да что же это такое?! - мысленно воскликнул я. - Словно их тут всех муха цеце
покусала..." - вспомнил я подходящее сравнение из дневников моего любимого
Стэнли и решил действовать. Я в конце концов репортер космического журнала, имя
мое достаточно известно, надо обратиться прямо к начальнику. Пусть выручает. Я
согласен хоть на беспилотный лихтеровоз, лишь бы вырваться из этого болота...
Однако никого из руководства я не обнаружил, а миловидная девушка-диспетчер в
бело-зеленом комбинезоне проявила явное нежелание перейти к неформальному
общению и, не приняв во внимание даже редакционного удостоверения, прозрачно
намекнула на неуместность нахождения посторонних в служебных помещениях. И, не
дожидаясь, пока я выйду, уткнулась в какую-то невыразимо скучную книгу,
состоящую, похоже, из одних таблиц и графиков. Я почти уже смирился со своей
участью, стал подумывать, не упасть ли самому в объятия Морфея, но на глаза
попался яркий, красный с золотом киоск универсального терминала всеобщей
информационной сети. Последнее время мне приходилось читать только новости
месячной давности, более свежая пресса туда, где я был, не доходила.
А здесь можно получить любое, самое свежее издание. Эта перспектива меня
взбодрила. Однако пульт, зазывно подмаргивал индикаторами, ни на одну команду не
реагировал. И лишь когда я набрал на клавиатуре индекс родного журнала, внутри
установки началась активная деятельность. Потом с немыслимой скоростью
застрекотал принтер, и в лоток вывалился свеженький, еще теплый экземпляр. Я
узнал его по формату и верстке. Иллюстрации тоже были традиционно хороши, вот
только текст автомат отпечатал по-корейски! Попытки исправить положение
увенчались тем, что я стал обладателем еще четырех аналогичных копий.
Чувства, овладевшие мной после такого афронта, несколько рассеяли навалившуюся
сонную одурь. Вновь захотелось сделать что-то, позволяющее если и не покинуть
немедленно столь негостеприимный порт, то хотя бы придать своему здесь
пребыванию более осмысленное содержание.
На одном из межэтажных переходов я увидел малозаметную дверь явно служебного
вида. И дверца эта была немного приоткрыта. На всякий случай оглянувшись по
сторонам, я скользнул в словно специально для меня приготовленный вход. Зачем -
неизвестно.
Внутри служебной зоны было тихо, безлюдно, горел яркий свет, вдоль длинных
коридоров тянулись пучки всевозможных кабелей и волноводов, под потолком вдоль,
а также и поперек шли ряды разноцветных труб, решетчатые площадки висели над
машинными залам, наполненными агрегатами неведомых предназначений, и,
разумеется, здесь мои мысли и ощущения не имели ничего общего с теми, что
овладели мной наверху. Вместо уныния и апатии вновь появился интерес к жизни,
легкое приятное возбуждение исследователя и даже неуловимое, как радиация, но
вполне реальное ощущение близкой опасности.
Короче, я вновь почувствовал, что живу. Толкнув очередную массивную дверь,
оснащенную кремальерным запором, я оказался в просторном помещении типа
блокгауза. В углу, среди десятков ящиков, контейнеров и иных упаковок грузов,
которые в старину назывались "генеральными", я увидел первого нормального на вид
человека - могучего и неумеренно бородатого парня. Этот бородач, показавшийся
мне смутно знакомым, возлежал на обширном ложе, изготовленном из тех же ящиков,
мягких тюков и разноцветных то ли парусов, то ли тентов, то тентов. Он читал
толстую бумажную книгу, ел салями, откусывая от целого батона, и отхлебывал кофе
из литровой термосной крышки.
Парень увидел меня и тоже узнал. Сделал приветственный жест, с усилием
проглотил слишком большой кусок и вытер губы.
- Привет, журналист. Ты чего тут?
- Проездом, - ответил я, волевым усилием пытаясь вспомнить, как парня зовут и
кто он такой. Одно из неудобств профессии - тебя знает гораздо больше людей,
знаешь их ты.
- Сочувствую, - кивнул парень. - Давно?
- Что давно? - не понял я.
- Загораешь здесь давно? - спрашиваю.
- Нет часа четыре...
Парень презрительно фыркнул:
- Я уже треть сутки.
Я уважительно присвистнул.
- И что, все время здесь? Хотя неплохо устроился. А что везешь? И куда?
- На Землю, конечно. А груз у меня особый. От него отходить больше чем на
полчаса не положено. Ребята меня сюда прямо с поля перетащили, так и живу.
Плохо, сменщика у меня нет, а то сидел бы я тут. Давно бы уже в город смотался.
Тебя, помнится, Игорь зовут?
- Игорь... - Я присел рядом. - Какой тут город, откуда?
- А меня - Володя. Город - это я так просто сказал. Поселок конечно. Все равно
лучше чем здесь. Гостиница хорошая, кафе, девушки встречаются, потанцевать
можно...
Это показалось мне интересным.
- А все же, что у них стряслось? Ни от кого добиться ответа не могу. Или не
знают, или говорить не хотят. И народ какой-то странный.
- И то и другое. Я тут еще вчера с одной девчонкой познакомился. С узла связи.
Когда РД на базу передавал. А потом пропала. Сменилась вроде. А остальные
серьезные чересчур. Но получается так, что корабля скоро не будет. По ряду
признаков. Боюсь, не авария ли. Тогда плохо, застрянем накрепко. А ты меня как
нашел?
- Да я не искал, - честно признался я. - Случайно в служебный ход сунулся, ну
и решил посмотреть...
- Ясно, кивнул Володя. - Располагайся. Вдвоем веселее будет. Есть хочешь?
Но мне располагаться не хотелось. Увлекла новая идея. Раз корабля скоро не
ожидается, вполне можно навестить поселок. С целью ознакомления. Второй раз я
сюда вряд ли попаду. Прибытия звездолета я в любом случае не прозеваю, а если уж
ночевать, так лучше в гостинице, чем в пакгаузе на ящиках. Так я и сказал.
- Смотри, дело хозяйское. Тогда слушай совет бывалого человека. Вон там, где
погрузочная аппарель, есть дверца. Через нее выйдешь к погрузочному комплексу,
потом влево по бетонной дорожке, она ведет к трассе. Недалеко, метров 500. По
трассе в поселок идут автокары. С рудника. Груженые. Которые пустые, те
наоборот. Не спутай. Роботы, само собой. Махнешь любому - остановится. И езжай.
Когда кар свернет от ворот к заводу - спрыгивай. И вдоль ограды прямо к
гостинице "Горняк" и выйдешь. А там уж - лови момент... Я бы тоже с тобой пошел,
но - сам понимаешь... Вернешься - расскажешь. А если что-нибудь прилетит, я тебя
вызову...
Володя многозначительно пошевелил пальцами в воздухе, но ничего больше не
сказал и вновь взялся за книгу.
- Что читаешь? - по привычке спросил я, пытаясь рассмотреть обложку.
- "Дон Кихота"...
... Я вскарабкался по узкому трапу в повисшую на четырехметровой высоте над
дорогой кабину автокара. Здесь было тепло, пахло нитрокраской, смазочным маслом
и горячим металлом, а я успел продрогнуть, пока добирался к трассе через
продуваемое резким ветром поле и ждал эту груженную доброй сотней тонн руды
машину. Володя все объяснил правильно, только забыл сказать, что автокары идут с
довольно таки большими интервалами.
Сквозь лобовое стекло кабины окружающей пейзаж воспринимался совсем иначе, чем
