Чем я и воспользовался, удовлетворяя свои мелкие злобные инстинкты. Людмила
спускалась на двух человек ниже меня, и, выбрав подходящий момент, я повторил
вчерашнюю шутку. Заставил шедшего за ней "чекиста" оступиться и, падая, подсечь
женщину.
Они покатились вниз, считая ступеньки боками и головой. С руганью и визгом.
Угол наклона лестницы был как раз подходящий.
Изумленные неловкостью своих товарищей, сотрудники подняли Людмилу, начали
промокать имеющимися у них, к моему удивлению, платками оцарапанную щеку и
обильно кровоточащий нос. Она, тоже ничего не понимая, уставилась тем не менее
на меня, а не непосредственного виновника мечущим искры взглядом.
Осталось только пожать плечами и показать ей скованные руки. Но она-то помнила
и неизвестно почему разбившийся бокал, и мой давешний намек. Который можно, при
желании, толковать не только в буквальном, но и в переносном смысле. Мол, я тебе
еще сделаю...
Хороший намек, особенно если иметь в виду, что нам с ней предстоит остаться
наедине в стане ее врагов...
В мой автомобиль, который кто-то уже перегнал внутрь глухого двора-колодца,
меня подсадили довольно аккуратно. Один из охранников сел рядом, мой первый
здесь знакомец, Станислав Викентьевич, - за руль, а Кириллов - переднее сиденье.
Следом тронулись еще две под завязку набитые вооруженными людьми большие
машины, похожие на немецкие штабные "ганомаги".
Поехали, как я понял, туда, где их мог ждать максимальный успех. В Марьину
рощу, в засвеченный Шульгиным оперативный штаб организации, которая выражала
здесь интересы "Братства.
Долго пробирались темными переулками, которые если и были когда-то вымощены
булыжником, то убедиться в этом оказалось невозможно из-за полуаршинного слоя
жидкой грязи.
Проехали мимо Савеловского вокзала. И снова, как не первый уже раз, меня
кольнуло странное чувство. Мир совсем другой, а опорные точки в нем прежние. И
здание вокзала я помню, пусть и несколько перестроенное, но в принципе такое же
Как говорил Новиков, многие из объектов наших миров мы эксплуатируем совместно
и иногда даже одновременно. То есть в этом самом месте полутора столетиями
спустя толпятся мои земляки-современники, чтобы на архаичном пригородном поезде
отправится на дачу или по грибы в недалекие лесные угодья.
Вот только что я, может быть, нечувственно задел кого-нибудь из них плечом...
Да... а если вдруг как-то суметь выломиться отсюда в то пространство-время? Тем
же образом, каким Андрей выдернул меня к себе...
И, поразительно, я вдруг ощутил за спиной присутствие Артура. Совершенно так,
как в Сан-Франциско в оружейном магазине. Неужто и он сумел преодолеть
межвременной барьер, оставив свою бренную оболочку в каюте "Призрака"?
Но в этот раз я не испугался, скорее испытал прилив энтузиазма и надежду.
Вдруг и от его появления будет какая-то польза, как тогда на гангстерской базе?
- Не боишься, Вадим Антонович, бо-ольшой заварушки? - спросил я, перейдя на
фамильярный тон, когда наша машина остановилась в квартале от объекта.
В свое время я прошел соответствующий курс корректировки зрения и в темноте
видел ненамного хуже, чем при свете, тем более что сквозь разошедшиеся тучи
светила яркая, почти полная луна.
Место для базы Александр Иванович выбрал более чем грамотно. От последнего
дома в переулке ее отделял промежуток, который раньше заполняли два или три
дома, частично сгоревших, частично разобранных на дрова и иные хозяйственные
нужды соседями. То есть стоял он на отшибе в и без того глухом и мрачном месте.
Но главное было даже и не в этом. Участок вплотную примыкал к кирпичному забору,
за которым возвышалась покосившаяся колокольня снесенной церкви и какие-то еще
полуразрушенные строения.
Удобнейшее место для засады.
- Вы не ответили - не боитесь неожиданностей, товарищ Кириллов? - снова
спросил я. - Насколько мне известно, народ там может оказаться серьезный...
- Не боюсь. А вы не суетитесь, Игорь Моисеевич. Возможно, придется немного и
пострелять, но не ваша это забота. В нужный момент я скажу, что делать. Пока же
лучше помолчать...
И он нервничает, невзирая на показную отвагу.
Мои коллеги оцепили с трех сторон деревяный. Не слишком большой дом с
мезонином, окруженный тесовой оградой и густыми, давно облетевшими зарослями
кустарника за ним. Возможно, они даже успели форсировать в каких-то местах этот
забор заблаговременно. Вооружены штурмовые группы были, как я успел заметить еще
при посадке в автомобили, характерно выглядевшими немецкими автоматами
"рейнметалл" образца, кажется 1918 года, с торчащим влево и вбок коробчатым
магазином.
Шульгин меня хорошо натаскал на знание всей легально существующей в этом мире
боевой техники. (Слово "легально" я подчеркнул потому, что была здесь еще и
другая, которой пользовались только члены "Братства", сильно от местной
отличающаяся.)
Еще два или три человека, как успел заметить, облаченные в полную форму ГПУ,
то есть в обычную военную плюс кожаные куртки и фуражки с василькового цвета
верхом, пошли прямо к калитке. Я взглянул на часы. Зеленоватые фосфорные стрелки
показывали пять минут одиннадцатого.
- Полтора часа максимум осталось, - сказал я так, будто это больше касалось
меня, чем их. Никто из присутствующих в машине не ответил.
После вызывающе громкого и частого стука сапогом или даже прикладом в калитку
за забором гулко залаяла собака, большая, что-то вроде кавказской овчарки, к ней
тут же присоединилась вторая.
Вспыхнул свет мощного фонаря. Слишком яркого и мощного, если это не был
стационарный, подключенный к кислотному аккумулятору прожектор.
- Кто там, чего надо? - послышался раздраженный голос уверенного в себе
человека.
Невнятный ответ с нашей стороны, и тут же хлопнул одиночный пистолетный
выстрел.
То ли человек со двора выстрелил, то ли "гэпэушник". Или нет, сначала я
все-таки услышал яростный лай и хрип собаки, почуявшей и вцепившейся в добычу. И
ночь взорвалась огнем.
Из удобно поставленной машины поле боя было видно отлично. По крайней мере -
мне. автоматы нападающих стреляли почти без пауз. Слышно было, как пули
откалывают щепки от досок забора, с чмоканьем врезаются в стены дома и стволы
деревьев, рикошетят от кирпичного цоколя водокачки. Со стороны дома хлопали
редкие пистолетные выстрелы. Через минуту-другую все стихло.
- После такой артподготовки вряд ли там найдется, с кем проводить
индивидуальную работу, - заметил я. - И наручники с меня вы бы лучше сняли. А то
не дай Бог что случиться, куда я вот такой? - и протянул Кириллову скованные
руки.
- Сними, - сказал он Станиславу, а тот, поворачивая ключ в замке,
поинтересовался:
- А какой вариант вы имеете в виду?
- Тот, что часто случается. Начиная стрелять, не всегда знаешь, чей выстрел
будет последним... И лучше прилечь возле машины, до поры...
- Зря опасаетесь. Все уже кончилось. Теперь нужно поторопиться. Чтобы шум
лишней тревоги не вызывал...
Мы вошли во двор. Поперек дорожки лежал убитый пес, а чуть дальше - человек.
Тоже, похоже, мертвый.
... Дом внутри выглядел как раз так, как и должна выглядеть конспиративная
квартира тайной организации, готовящей государственный переворот.
Прямо в первой комнате, у стен, - несколько ящиков с винтовками, пистолетами и
патронами, какие-то мешки, грудами сваленные красноармейские шинели, связки
сапог. На столе во второй комнате - зеленая коробка полевого телефона, с
уходящим в форточку проводом. Вокруг конторки в углу рассыпаны по полу десятки
серых книжечек партийных билетов РКП, удостоверений личности, еще каких-то
документов. Из опрокинутой чернильницы расплылась по светлой столешнице
фиолетовая лужа.
Если Александр Иванович попытался создать здесь убедительную декорацию, на мой
взгляд, он перестарался.
Зато, пожалуй, так не думали мои сопровождающие. Они воспринимали все за
чистую монету. Звучит, как каламбур, но "монета" тут же и объявилась.
Рассыпавшиеся по дому сотрудники Кириллова с торжествующими возгласами выволокли
на середину комнаты приличных размеров сундук, почти доверху набитый не только
пачками советских денег, но и врангелевскими сторублевками с изображением
Георгия Победоносца, и даже упаковками царских золотых десяток и империалов.
Еще один обитатель этого дома лежал без признаков жизни на ступеньках ведущей
в мезонин лестницы. А двое живых стояли с бледными лицами, подняв руки под
дулами винтовок.
- Ну спасибо, Игорь Моисеевич, разуважили, - громко сказал Станислав
Викентьевич. - Я ведь вам до последнего не верил, а теперь что ж, примите мои
извинения...
Стоявший справа от меня человек с поцарапанной до крови щекой посмотрел на
меня с нескрываемой ненавистью.
- Товарищ Кириллов, тут сейф, - крикнули из-за приоткрытой двери узкой боковой
комнаты, или чулана.
- Сейчас посмотрим... - "чекист" прямо лучился радостью и энтузиазмом. - Что в
сейфе, у кого ключи? - обратился он к пленникам.
Оба промолчали.
- Зря запираетесь, все равно ответить придется...
- Вы не особенно увлекайтесь, - я говорил, старательно понижая голос, чтобы
слышал один Станислав. - Как бы на засаду не нарваться. Трудно поверить, что
такое место - и без надежной охраны.
- А это пусть вас не заботит, все предусмотрено... Лучше покажите, что вы
окончательно определили, на чьей вы теперь стороне...- и протянул мне пистолет.
- Возьмите. Еще раз спросите, согласны они открыть сейф? Если нет - стреляйте в
любого, на ваш выбор. Оставшийся будет сговорчивее.
В такое положение я еще не попадал. Теория теорией, но когда стоишь перед
выбором... Даже ради выполнения задачи взять и выстрелить в безоружного человека
я не был готов. Что бы там ни говорил мне Шульгин.
Ударить сейчас "англичанина" рукояткой в лоб и выскочить в окно? Задание будет
провалено (а может быть и нет? Такой мой шаг тоже предусмотрен?), и неизвестно,
удастся ли мне скрыться под огнем десятка автоматов оцепивших дом "гэпэушников",
или кто они на самом деле есть?
Однако же... Не блефует ли сам Станислав ? Рискнул бы он дать мне в руки
действительно заряженный пистолет, не будучи уверен в моей лояльности? Или он
теперь полностью мне доверяет?
- Ну, чего тянешь? Стреляй, все равно по-вашему не будет! - выкрикнул все тот
же, с залитой кровью щекой и воротником зеленой гимнастерки. И мне показалось,
что он мне подмигнул тем глазом, который Станислав Викеньтьевич не мог видеть. И
даже слегка кивнул.
Черт его знает как быть. Но снова вспомнились слова Шульгина: "Делая абсолютно
все, что скажут. Бежать не пытайся..." Да в конце-то концов, это их игры, не
мои. Может, так у них заведено. Не жалеть ни своих ни чужих жизней ради "общего
дела".
Зажмурившись, я нажал спуск. Пистолет оглушительно в тесном помещении
выстрелил, дернулся в руке. Я открыл глаза. Человек с окровавленной щекой
медленно оползал вниз по стене, прижав руки к животу. Значит, все у них всерьез.
Я тупо смотрел на пистолет, не зная, что еще с ним делать.
- Хорошо. Теперь вы готовы открыть нам сейф? - обратился Станислав ко второму
пленнику. Не обращая внимания ни на упавшего, ни на меня. Тот показал глазами на
дверь. Они вышли, и я видел, как "англичанин" начал выгребать из верхнего
отделения железного шкафа груды бумаг.
А через минуту темнота за окнами снова взорвалась грохотом автоматных
очередей. Но теперь стрельба велась по преимуществу извне, из-за забора, и,
похоже, как раз с колокольни, на которую я обратил внимание как на удобное место
для засады. Неужели люди Кириллова действительно не догадались осмотреть
окрестности?
Стреляли, как я понял по звуку и темпу огня, в основном из компактных
автоматов "АКСУ", тоже по своим характеристикам и качеству исполнения не
принадлежащим нынешней эпохе. Гулкие, пофыркивающие очереди немецких
"рейнметаллов" звучали на сей раз неубедительно.
И если подготовка "чекистов" находилась на уровне не более чем хорошо
обученных пехотинцев Мировой войны, то их сейчас атаковали классные спецназовцы.
