пансионе до тех пор, пока звезды не обозначат благоприятный для вас расклад.
Гуляйте, купайтесь, ходите на охоту, читайте книг, в меру сил и желания
участвуйте в общественных работах... Пожалуйста.
Второй - мы можем переправить вас в любую точку земного шара и снабдить
документами и средствами для достойной жизни по выбранному вами сценарию... в
том числе и помочь разработать сам этот сценарий, поскольку вы не слишком хорошо
ориентируетесь в наших реалиях... - он опять сделал паузу, подлил себе и мне еще
вина. Такого вкусного и ароматного хереса я не пил, пожалуй, никогда в жизни.
Почвы у них здесь, что ли, другие или утраченная в нашей реальности технология?
Я видел, что он еще не исчерпал набор вариантов, и молчал, ожидая, что еще мне
будет преложено.
Увидев, что я не изъявляю пылкого энтузиазма, Шульгин сказал как бы
разочарованно: - Наконец, уважая права личности, мы можем предоставить вам
полную и абсолютную свободу на угодных вам условиях...
- А совсем уже наконец? - решил я прекратить затянувшуюся игру.
Новиков посмотрел на меня одобрительно.
- Такому энергичному и склонному к авантюрам человеку, как ты, вряд ли
пристало пассивно ждать у моря погоды. Поэтому последнее предложение -
присоединиться к нам и вступить в ряды "Братства" как полноправному члену.
- Это предполагает серьезные ограничения мое свободы, обряды посвящения,
"омерту", суровую расплату за предательство и тому подобное? - поинтересовался
я, имея представление о порядках в тайных обществах, от, сицилийской мафии до
"белых призраков Ньянмы", японских "якудза" и китайских триад.
Новиков засмеялся, а господин Кирсанов впервые посмотрел на меня с
профессиональным интересом. Возможно, он как раз и является кем-то вроде
"хранителя обряда", или проще - начальника службы внутренней безопасности.
- Естественно, кое-какие правила у нас есть. Но они не более суровы, чем
обычаи офицерской кают-компании или устав респектабельного "Хантер-клуба". Пытки
раскаленным железом, закапывание в землю живьем, отрубание конечностей в
программу не входит.
- Что касается предательства, - добавил ровным, хорошо поставленным (наверное,
и поет недурно) голосом Павел Кирсанов, - его опасность сведена к минимуму. Вы
никого там, где придется работать, не знаете, вас никто не знает, и предложить
достойную цену мало кто сможет, поскольку у вас и так будет все... Разве что
вопрос о жизни и смерти встанет, да и то мы вас из большинства мыслимых ситуаций
почти наверняка вытащим... - тут я ему поверил. Новиков в одиночку сумел меня
спасти от совершенно неминуемой смерти, а тут их вон сколько, не считая
известного количества "братьев" низших ступеней посвящения. Которые, разумеется,
в такой организации быть должны.
- Вот разве, осмотревшись, вы вдруг собственную игру затеять решите, -
продолжил своим ровным голосом Кирсанов, - так и тогда речь будет идти не о
репрессиях, как форме мести, а просто вы автоматически перейдете на другую
сторону, с которой поступать должно сообразно обстановке...
- Как видишь, Игорь, даже Павел Васильевич ничем особенно страшным не
угрожает. А он человек суровый, мы все его в той или иной мере остерегаемся... -
Если это была шутка, то никто на нее соответствующим образом не отреагировал.
А новиков продолжил после короткой паузы:
- Так что решение можешь принимать в здравом уме и безмятежном состоянии
духа...
Мне показалось, что он этими словами на что-то мне намекает.
Наша беседа, весьма для меня интересная, начала несколько затягиваться, хотя и
была очень познавательна. Но я понимал, что за два три или три часа все равно
узнать достаточно и о новом, загадочном пока для меня мире, и о подлинных целях
"Андреевского Братства" нереально. Я не хотел связывать себя какими бы то ни
было обязательствами, а то же время полностью отстраниться от происходящего и
пассивно ждать, как сложиться наша с Аллой судьба, не считал для себя возможным.
Я же репортер в конце концов, а сейчас в руки идет совершенно невероятный
материал. И неважно, удастся ли когда-нибудь опубликовать его в моем журнале или
продать информационным агентствам. Это вопрос второй.
Поэтому я ответил осторожно и обтекаемо, мол, в принципе я, конечно готов, тем
более, что чувствую себя Андрею обязанным, и все, что от меня зависит, сделаю
для блага и пользы моих вновь обретенных друзей. И в то же время хотелось бы
поглубже вникнуть в...
- Ради Бога, - немедленно согласился Шульгин. - Неделю, две - сколько угодно
можешь размышлять, пресс заодно почитаешь, учебник истории для десятого класса,
еще что-нибудь. Мы не торопим. Заодно советую принять к сведению - если пока не
дошло, - мы не альтруисты профессиональные, не организация типа "Конец
вечности", где серьезные дяди с насупленными бровями, надуваясь от собственной
важности, делают жутко ответственные дела, не "Союз пяти" или там "девяти", не
брежневское Политбюро даже, а просто компания сравнительно добродушных циников.
Гарун-аль-Рашиды и графья Монте-Кристо после завершения обязательной программы.
Мы не переделываем мир в духе утопистов-коммунистов, а просто живем в
предложенных обстоятельствах, стараясь, чтобы жизнь соответствовала нашим
романтическим идеалам. Мы из последних "шестидесятников", это тебе тоже сразу не
понять, но позже узнаешь и это, но те, кого так называли, отличались
своеобразным взглядом на проблемы морали и истории. Мы считали, что коммунисты
не должны были победить в нашей стране - и мы исправили ошибку истории. Власть
же как таковая нам не нужна вообще...
- Не совсем так, - вставил Берестин. - Вернее, не нужна как самоцель или даже
как род занятий... Но в случае необходимости... Если угодно, задача, которую мы
сейчас решаем, - это спасение нынешней, едва возникшей цивилизации. Для
собственного удовольствия. Раньше мы были наивнее и считали, что каждый человек
что-то кому-то должен. Вот Андрей, - Александр Иванович изобразил уважительный
полупоклон в сторону Новикова, - совсем недавно считал, что уничтожить
пришельцев-аггров - наш священный долг перед человечеством. Теперь он слегка
изменил точку зрения. Мы все наконец просто поняли, что нам - здесь
присутствующим и кое-кому еще - надо иметь место, в котором возможно жить в
соответствии с некими принципами.
Ну вот на этой конкретной Земле. Эрго - мы защищаем собственную среду обитания
от всех, кто может ей навредить. Совпадает это с интересами какой-то части
человечества - слава Богу. Нет - на нет и суда нет...
- Есть особое совещание, - без улыбки добавил Новиков. И снова я не понял,
очевидно, содержащегося в этой фразе не слишком веселого юмора. Это начинало
утомлять. Язык у нас вроде бы один и тот же, и люди мы близкие по возрасту и
образованию, а вот общаемся как иностранцы. В лучшем случае. Разрыв в сто
тридцать лет, причем прожитых на разных исторических линиях. Боюсь, мне придется
здесь труднее, чем я себе вообразил. Однако - посмотрим... За мной тоже
кое-какой жизненный опыт и больше века научного и культурного прогресса
человечества.
Глава 7
... Время в последние дни ощутимо изменило свой темп. Нет, я сейчас не о
времени как о составляющей так называемого пространственно-временного
континуума, я об обыкновенном, обыденном времени, ход которого обозначают
обыкновенные часы, хотя бы такие, как те, что висят на стене у нас в гостиной и
каждые полчаса издают мелодичный многотональный звон. Столько стремительных,
подчас смертельно опасных событий было спрессовано в этом времени совсем
недавно, они наслаивались и опережали друг друга постоянно, не давая
"остановиться, оглянуться", даже осознать как следует происходящее. И вдруг...
Все сразу замедлилось, почти замерло вокруг. Длинными-длинными стали часы и даже
минуты, солнце будто ползло теперь по небу с вдвое большей скоростью, события
как бы вообще перестали происходить, разговоры, и те из коротких, энергичных,
чрезвычайно насыщенных информацией стали никаким...
Оттого и мое повествование ощутимо потеряло темп, перечитывало последние
страницы и не совсем понимаю, стоит ли вообще фиксировать внимание на массе
скучных мелочей, раз уж не чего-то по-настоящему острого. Тоже мне, очередной
Марсель Пруст. Хотя... Историческая ценность труда, подобного моему, отнюдь не
определяется количеством побегов и выстрелов на единицу бумажной площади. Когда
начнутся вновь динамичные события, не знаю, как кому, а лично мне будет
интересно проследить, что именно им предшествовало в этой короткой, словно бы
никчемной паузе. И бытовые подробности, кончено, будут представлять интерес для
моих читателей в том, "настоящем", мире.
Как увлекательно читать в дневниках Стенли: "Первым делом мы со слугой
отправились в магазин братьев Брукс, где приобрели для намеченной экспедиции...
(далее следуют три страницы перечисления припасов с непременным указанием цен на
каждый). Весьма успокаивающее и познавательное чтение.
... Для прогулок по окрестностям форта нам с Аллой предоставили в пользование
небольшой открытый автомобильчик неизвестной мне ранее марки "Виллис". Зеленый,
почти квадратный, на четырех колесах с ребристыми шинами. Оснащенный бензиновым
двигателем внутреннего сгорания. Управлялся он тонким рулевым колесом из
пластмассы цвета хаки, тремя педалями и тремя рычагами, не считая всяких мелких
кнопок и тумблеров.
Избыточно сложная конструкция, но обучился я довольно быстро, поскольку
основные принципы вождения были те же, что и на наших машинах. Труднее всего
поначалу пришлось с переключением передач. Выжать педаль сцепления, сбросить
газ, выключить предыдущую передачу, включить следующую, отпустить сцепление,
снова прибавить газ... Да еще и загадочная "перегазовка" в определенных случаях.
Умели же предки создавать себе из ничего проблемы. Как сказал Андрей, "чтобы
затем их героически их преодолевать". Но ничего, часа через три я смог уже
довольно сносно перемещаться в пространстве со скоростью до тридцати миль в час.
Кстати сказать, ездить здесь особенно было некуда. Километр брусчатки по
поселку, еще три с половиной километра щебенчатой дороги до ровного плато,
покрытого редкими деревьями и альпийским лугом, а там слабо накатанные колеи по
густой жесткой траве к югу и к северу, пока не упрешься в непроходимые скальные
завалы. Спокойной езды два часа максимум. Ширина плато немногим более двух
километров. С одной стороны обрыв к океану, с другой - стена, прорезанная
многочисленными расселинами, в которые на машине не заедешь. Только пешком или
верхом на лошадях. Одним словом - "затерянный мир" Конан-Дойла.
Но красота вокруг изумительная, совершенно необыкновенная. Чистейшей синевы
небо вверху и такой же океан до горизонта. Причудливые нагромождения плит то
серого, то розового камня, словно окаменевшие груды книг из библиотеки
сказочного исполина, поднимающиеся на невероятную высоту. Свисающие с них в
беспорядке плети совершенно субтропических лиан всех оттенков зеленого цвета...
А еще дальше - долина гейзеров со столбами шипящего пара высотой
десять-пятнадцать метров, оловянные пятна пресных и лаково-черные - грязевых
озер, на поверхности которых то и дело вспухали и лопались со своеобразным, ни
на что не похожим звуком пузыри, испускающие густой запах сероводорода... И
вдобавок над морем, куда ни поглядишь, парили огромные черные кресты -
королевские альбатросы... Нет, всего, что мы там с Аллой видели, - не
пересказать. Интересно, только, в какую сумму вылилась покупка этого "поместья"
у новозеландского правительства? И только ли в денежной форме выражалась эта
плата?
За минувшие сутки после первой и, пожалуй, самой важной беседы никто нас
больше деловыми разговорами не беспокоил. По просьбе Аллы Новиков переселил нас
в другой домик, у самого края обрыва, так что теперь из окон гостиной и спальни
был виден не узкий фьорд, а открытый океан. Алла моя, вволю пообщавшись с
женщинами, с которыми она нашла гораздо более общий язык, чем я с мужчинами,
