ожидала. Когда раны слишком тяжелы, целебная грязь усыпляет человека,
чтобы ускорить его выздоровление. Но царапины и порезы на руках_- не
смертельные раны. Может быть, у вас есть другие, которых вы мне не
показали?
"Да,- подумал Кавинант, в очередной раз зевая.- Я смертельно болен".
Еще не успев коснуться травы, он уже спал.
Когда он стал медленно просыпаться, первое, что он осознал, были
твердые бедра Лены, служившие ему подушкой. Постепенно он узнал и все
остальное_- тень дерева, щедро разукрашенную бликами заходящего солнца,
аромат сосен, бормотание ветра, густую траву, касающуюся его, словно
колыбель, звук напева, беспорядочное покалывание, появляющееся и
исчезающее в его ладонях, будто атавизм,- но теплота его щеки на колене у
Лены казалась сейчас важнее всего. В данный момент его единственным
желанием было сжать Лену в объятиях и спрятать лицо между ее ног. Он
подавил это желание, прислушиваясь к ее песне.
Мягким и каким-то наивным голоском она пела:
В душе людской, как хрупкое растение,
Таится красота_- чудесное творение...
На свете, между тем, есть разные напасти -
Болезнь, война, злой рок и прочие несчастья.
И все они подстерегают нас,
А случай может каждый час
Отнять у человека мирские все дела,
И мир, и красоту, которая цвела.
И лишь душа, пока она живет,
Хранит цветок, который в ней цветет.
Ее голос как бы укутал его каким-то уютным покрывалом, и ему
хотелось, чтобы это длилось бесконечно. После паузы, полной аромата сосен и
шептания ветерка, Кавинант мягко сказал:
-_Мне это нравится.
-_Правда? Эту песню сочинил Томал-ремесленник для танца, когда он
венчался с Миойран, дочерью Мойран. Но зачастую красота песни зависит от
того, как ее поют, а я не певица. Может быть, сегодня вечером Этиаран, моя
мать, будет петь для подкаменья. Тогда вы услышите настоящее пение.
Кавинант не ответил. Он лежал неподвижно, желая лишь одного_- как
можно дольше покоить голову на этой подушке. Покалывание в ладонях,
казалось, побуждало его обнять Лену, и он лежал, не двигаясь, наслаждаясь
возникшим желанием и сомневаясь, хватит ли у него мужества его
осуществить.
Потом она вновь запела. Мелодия казалась знакомой и в ней
прослеживался шелест темных крыльев. Внезапно Кавинант понял, что
мелодия напоминает ему ту, под которую еще совсем недавно в его мозгу
крутилась песенка о золотом мальчике.
Он шел по тротуару к офису телефонной компании_- название
"телефонная компания" было золотом написано на двери,- чтобы оплатить
свой счет.
Резко оторвав голову от колен Лены, Кавинант вскочил на ноги. Туман
ярости заволок его сознание.
-_Что это за песня?_- требовательно и хрипло спросил он.
Озадаченная, Лена ответила:
-_Никакой песни. Я просто пыталась придумать мелодию. Это плохо?
Выражение ее голоса успокоило Кавинанта_- она говорила так
непринужденно, с таким огорчением, вызванным внезапной вспышкой его
гнева. Ее слова подействовали на него расслабляюще, и туман рассеялся.
"Не имею права,- думал он.- Я не имею права так набрасываться на
нее".
Протянув руки, Кавинант помог девушке встать. Он попытался даже
улыбнуться, но его неуправляемое лицо могло лишь состроить гримасу.
-_Так куда мы теперь пойдем?
Лицо ее вспыхнуло, затем обида постепенно исчезала из ее взгляда.
-_Странный вы, Томас Кавинант,- сказала она.
Криво усмехнувшись, он ответил:
-_Я не знал, что это настолько плохо.
Мгновение они стояли, пристально глядя друг другу в глаза. Потом, к
его удивлению, Лена вспыхнула и отняла свои руки. Когда она вновь
заговорила, в ее голосе слышалось какое-то новое волнение.
-_Мы пойдем в подкаменье. Вы увидите мою мать и отца.
Она весело повернулась и побежала по долине.
В своем беге она была тоненькой, легкой и грациозной, и Кавинант
смотрел на нее, погруженный в размышления о странных новых чувствах,
просыпающихся в нем. У него появилось неожиданное ощущение, что эта
Страна может с помощью каких-то чар помочь ему освободиться от своей
импотенции, обрести какое-то второе рождение, которое останется с ним даже
после возвращения к нему сознания, после того, как Страна и все ее безумные
события потускнеют и перейдут в небытие полузабытого сна. Такая надежда не
подразумевала того, что Страна должна быть настоящей физической
реальностью, независимой от его собственного сознания, бесконтрольных
сновидений. Нет, проказа была неизлечимой болезнью, и если он не умер в
случившемся с ним происшествии, то ему придется смириться с этим фактом.
Но сон мог излечить другие несчастья. Мог. И Кавинант направился вслед за
Леной, покачиваясь на ходу и чувствуя прилив сил в венах.
Солнце уже опустилось достаточно низко, чтобы половина долины
оказалась укрытой тенями. Кавинант увидел, что бегущая впереди Лена
сделала ему знак рукой, и он ускорил шаг, с наслаждением чувствуя под
ногами пружинящий мох. Ему казалось, что он каким-то образом вырос, стал
выше, словно целебная грязь сделала нечто большее, чем просто вылечила его
порезы и царапины. Приближаясь к Лене, он вдруг рассмотрел то, чего не
заметил раньше,- изящество ее ушек, обнажавшихся, когда порыв ветра
взметывал вверх волосы, нежную девичью грудь, тонкую талию и округлые
бедра, вырисовывающиеся под тонкой тканью ее туники. Когда он смотрел на
нее, покалывание в ладонях усиливалось.
Девушка улыбнулась ему, потом продолжила идти вдоль ручья к
выходу из долины. Они двигались друг за другом по извилистой тропе между
отвесными стенами скал, вздымающихся на высоту сотен футов. Тропа была
каменистой, и Кавинанту приходилось все время смотреть себе под ноги,
чтобы не споткнуться. Напряжение от этих усилий сделало путь довольно
долгим, но уже через каких-то двести ярдов Кавинант и Лена вышли к
расщелине, уходящей вверх и вправо от ручья. Они принялись карабкаться к
этой расщелине, а потом вдоль нее. Вскоре дорога выровнялась, потом начала
постепенно понижаться, и спуск оказался довольно длинным. При этом наклон
был достаточно пологим, чтобы Кавинант не мог увидеть цели их путешествия.
Наконец расщелина повернула еще раз и закончилась, оставив Лену и
Кавинанта на склоне горы высоко над речной долиной. Они стояли лицом
прямо на запад, глядя на заходящее солнце. Слева от них из скал вытекала
река и исчезала в равнинах справа. Долину пересекал отрог горной цепи,
переходивший на севере в равнину.
-_Это река Мифиль,- сказала Лена,- а вон там_- подкаменье Мифиль.
Кавинант увидел на восточной стороне реки, к северу от себя, горстку
лачуг.
-_Расстояние до селения не слишком велико,- продолжала Лена,- но
тропинка проходит вверх по долине, а потом назад, вдоль реки. Когда мы
доберемся до нашего подкаменья, солнце уже зайдет. Идемте.
Кавинант испытал неприятное ощущение, глядя вниз со склона горы_-
более чем с двух тысяч футов над долиной,- но он переборол его и пошел
следом за Леной на юг. Склон горы становился все менее крутым, и вскоре уже
тропинка вилась по травянистым откосам среди суровых горных вершин, через
лощины и овраги, среди лабиринтов упавших камней. И по мере того как
тропа понижалась, воздух становился глубже, мягче и делался менее
прозрачным. Запахи тоже постепенно менялись, становились нежнее: сосны и
осины сменились сочным травянистым ковром. Кавинант чувствовал, что он
воспринимает все изменения при спуске до малейших нюансов. В возбуждении
от вновь обретенной остроты восприятия он не заметил, как спуск закончился.
Тропинка скользнула с длинного пологого холма, вышла к реке и устремилась
вдоль нее на север.
В том месте, где тропинка в первый раз выходила к реке, Мифиль
была узкой и бурной, и ее торопливый влажный голос был полон резонансов и
бормотания. Но по мере того, как река устремлялась к равнинам, она
становилась шире и ее течение замедлялось, становилось более задумчивым и
словно говорило само с собой, бормоча что-то низким и глубоким голосом.
Вскоре ее ворчание совсем растворилось в воздухе. Она ушла в сторону в
поисках моря, по пути тихо рассказывая самой себе длинную сказку.
Зачарованный рекой, Кавинант постепенно все более осознавал
успокоительную реальность Страны. Она не была неуловимым сновидением,
ее можно было осязать и обонять_- словом, все подтверждало, что она реальна.
И все же это, безусловно, была иллюзия_- обман его поврежденного при
столкновении с машиной мозга. Но обман этот был до смешного приятным.
Казалось, он доказывал, что Кавинанту не угрожают кошмар и хаос, что эта
Страна понятна и поддается его управлению; что когда он овладеет ее
законами, ее особенностями, то у него появится возможность безопасно
путешествовать по дорогам своего сна, оставаясь все время в здравом уме.
Подобные мысли вызывали у Кавинанта уверенность в себе, даже смелость по
мере того, как он шел, глядя на узкую спину Лены, на ее призывно
покачивающиеся бедра.
Пока Кавинант переживал незнакомые ему эмоции, долина Мифиль
погрузилась в сумрак ночи. Солнце опустилось за горы на западе, и хотя свет
его все еще мерцал на дальних равнинах, тонкая вуаль тьмы быстро сгущалась
в долине. Граница наступающей темноты быстро перемещалась по высокой
горе справа от Кавинанта, карабкаясь, словно жадный прилив по берегам дня.
В наступивших сумерках Кавинант почувствовал, как опасность украдкой
подползает к нему, хотя что именно это за опасность_- он не знал.
Вскоре последняя горная гряда погрузилась во тьму, и сияние равнин
начало меркнуть.
Лена остановилась и, прикоснувшись к руке Кавинанта, указала вниз.
-_Смотрите,- сказала она.- Это подкаменье Мифиль.
Они стояли на вершине пологого длинного холма, у подножия
которого сгрудились строения поселка. Кавинант ясно различал дома, хотя в
некоторых окнах свет лишь едва мерцал. Если не считать большой открытой
круглой площадки в центре селения, подкаменье выглядело несколько
хаотично, словно не так давно оно свалилось с какой-то горы. Однако это
утверждение опровергалось гладкими до блеска каменными стенами и
плоскими крышами. А вглядевшись более внимательно, Кавинант заметил, что
подкаменье на деле было отнюдь не таким уж неорганизованным. Окна всех
строений выходили в центр.
Все строения были одноэтажными, все из камня, с плоскими
каменными плитами вместо крыш; но среди них имелись значительные
различия в размерах и форме_- некоторые были круглыми, другие_-
квадратными или прямоугольными, а некоторые_- настолько неправильной
формы, что больше были похожи на приземистые полые камни, чем на здания.
Пока Кавинант разглядывал подкаменье, Лена сказала:
-_Пять раз по сотне людей Южных Равнин живут здесь_- мастера
учения радхамаэрль, пастухи, скотоводы, фермеры и те, кто занимается
ремеслом. Но только Этиаран, моя мать, училась в лосраате.
Указывая рукой, она добавила:
-_Дом моей семьи_- вон там, ближе к реке.
Шагая рядом, она и Кавинант обогнули подкаменье по краю,
направляясь к ее дому.
Глава 6. Легенда о Береке Полуруком
Тьма сгущалась над долиной. Птицы забрались на ночь в гнезда на
деревьях у подножия гор. Еще некоторое время они пели и звали друг друга, но
их оглушительное щебетание вскоре перешло в спокойное удовлетворенное
бормотание. Проходя мимо домов на окраине подкаменья, Лена и Кавинант
снова услышали, как река в отдалении разговаривает сама с собой. Лена
молчала, словно погруженная в какое-то волнение или тревогу, а Кавинант был
слишком поглощен окружавшими его звуками сумерек, чтобы о чем-то
говорить. Наступавшая ночь, казалось, была полна невидимых свиданий. Так,
молча, они подошли к дому Лены.
Это было прямоугольное строение, по размеру больше всех остальных
домов в подкаменье, но с такими же отполированными до блеска каменными
стенами. Из окон лился теплый желтый свет.
Пока Лена и Кавинант приближались к дому, в одном из его окон
