Агнесса дернула было за повод, но вдруг заметила, что к ней мчится
толпа детишек. Босые, полуголые, они окружили ее голосистой стайкой,
выпрашивая подарки. Молодая женщина, словно зачарованная, глядела на
грязные, замурзанные личики, горевшие румянцем, на поцарапанные, покрытые
пылью множества дорог, но крепкие ножки, на стройные и юркие фигурки. Острая
зависть ножом полоснула по сердцу. Сердито крикнув, она рванула коня и
помчалась прочь, ненавидя весь мир, ненавидя цыганят, словно это они отняли
здоровье у ее Иренэ.
Сегодня эта встреча невольно всплыла в памяти Агнессы. Теперь молодая
женщина пожалела, что не бросила детишкам пригоршню мелких монет - ведь у
нее тогда были с собой деньги! - и с чувством стыда подумала о том, какое у
нее стало злое и несправедливое сердце. Не таким оно было прежде, нет! Это
жизнь так жестоко поглумилась над нею. Служанка Аделы и Петра, забава
Карлоса, пешка в руках падре и Нунке! Все они обманывали ее, обкрадывали,
заманивали фальшивыми посулами.
На кончике языка вертится еще одно имя. Даже мысленно его страшно
произнести - такое это богохульство. Но и она тоже обманула Агнессу. Лучшая
из лучших. Наикротчайшая. Мать всех обездоленных. Верно, слишком высоко ты
поселилась на небесах, раз не услышала горячей мольбы, не увидела брошенного
к твоим ногам материнского сердца.
Агнессе становится страшно от собственных дерзких мыслей. Нет, она не
имеет права осуждать мадонну! Упаси боже, она не хотела этого! Просто сердце
изболелось, пересохло от муки, как ручей в жару. Осталось одно русло без
живительной влаги.
Как хочется с кем-нибудь поделиться своими сомнениями, иметь рядом
человека, который мог бы развеять тоску, дать совет в трудную минуту. На
падре Агнесса больше не возлагает надежд - она уже давно догадывается, что
не любовь и справедливость несет он заблудшим.
Странно понимает милосердие падре. Когда Агнесса еще жила в Мадриде, в
самом начале ее деятельности по созданию школы, ей как-то довелось увидеть,
как из одной тюрьмы перегоняли в другую большую группу арестованных. Пепита,
сопровождавшая хозяйку, вскрикнула - среди арестованных она увидела своего
племянника и нескольких односельчан. Агнесса, как могла, успокоила старуху,
пообещав, что похлопочет о них перед падре Антонио. Ведь односельчане Пепиты
были добрыми католиками! Но падре к Агнессиной просьбе отнесся с непонятной
враждебностью. "Это такие, как они, искалечили вашу дочь, - крикнул он
гсрдито. - Это они, как плевелы, засоряют ниву господню!" Как ни умоляла
Пепита, как ни плакала, а падре и пальцем не пошевельнул, чтобы облегчить
судьбу несчастных.
Занятая своими горестями, Агнесса вскоре позабыла об этом случае. А
сейчас он возник в памяти так, словно все это произошло вчера. Перед глазами
встали иссушенные солнцем и ветрами морщинистые лица, натруженные руки,
согбенные спины. Сколько таких несчастных!.. Может быть, и ее родителей вот
так же гоняли из тюрьмы в тюрьму за какую-то пустячную провинность, а то и
вовсе без вины, до тех пор, пока они не погибли в дороге или в темном, сыром
каземате?
Всадница совсем отпустила повод, и Рамиро покосился на нее влажным
синеватым глазом, не понимая, как себя вести: идти ли ему шагом, бежать ли
рысью, мчаться галопом? Конь закинул голову и тихонько заржал.
Словно проснувшись, Агнесса легонько треплет его по шее.
- Пора домой, Рамиро! - говорит она печально.
Солнце огромным шаром нависло над горизонтом Надо спешить. Спустившись
с горы возле таверны, Агнесса гонит коня по шоссе. Сегодня оно, как обычно,
безлюдно. Асфальтированная дорога, ровная и гладкая, извивается, словно
гигантская сытая змея, голова которой уже вползла в ворота бывшего
монастыря.
Что происходит сейчас за его высокими стенами? Почему оттуда иногда
доносятся выстрелы? Ни Нунке, ни падре Антонио, ни Воронов, ни все те, кто
изредка посещает одинокую виллу, никогда не разговаривают с Агнессой об
этом. Ее дело подписывать счета, в которых она ничего не смыслит, время от
времени под диктовку падре отвечать на письма, которые она, откровенно
говоря, зачастую вовсе не читает. Большей частью содержание письма
пересказывает все тот же падре. За что-то ее благодарят, за что-то хвалят,
обещают всяческую поддержку.
Как трудно все это понять ей, одинокой женщине, которую капризная
судьба еще в детстве вырвала из привычного окружения трианцев и швыряла по
жизни до тех пор, пока не забросила сюда, в этот богом и людьми забытый
угол.
ДУМБРАЙТ ИНСПЕКТИРУЕТ
На следующее утро после разговора со Шлитсеном Фреду принесли
отпечатанную на машинке "легенду" - биографию человека, в которого он должен
временно перевоплотиться. Фред взглянул на первую страничку и прочел: "Сомов
Игнатий Васильевич". Перевернул последнюю: на ней стояла цифра "182". Итак,
придется выучить наизусть сто восемьдесят две страницы текста, чтобы знать
малейшие подробности из жизни Сомова.
Кто же он такой?.. Лейтенант 119 гренадерского полка... фольксдойч.
Пока хватит! С чтением можно подождать... Фред швырнул папку с легендой
в угол, чтобы она не мозолила глаза.
Как все осточертело! Григорий Гончаренко стал Комаровым, потом Генрихом
фон Гольдрингом, теперь ненавистным Фредом Шульцем, который тоже должен
перевоплотиться в какого-то Игнатия Сомова. И все это за четверть века
жизни. Почему именно ему на долю выпала такая судьба?
Уже на первом курсе института иностранных языков он мечтал о серьезной
научной работе. Его оружием должно было стать слово - самый прекрасный дар
природы. Казалось бы, одна из самых мирных профессий! И вот именно
лингвистические наклонности послужили причиной резкого поворота его судьбы.
Вместо толстых фолиантов, древних рукописей, он должен теперь изучать
биографию Игнатия Сомова!
И изучать надо! Как ни вертись, а надо. Ибо пока это единственный путь,
которым можно выбраться из террариума, расположенного вблизи Фигераса, куда
он так неожиданно попал.
Отлично, что удалось разрушить стену недоверия Шлитсена. Этот толстяк
мог значительно осложнить дело, надолго запереть Фреда в стенах бывшего
монастыря. Кстати говоря, надо пристально осмотреть не только самую школу,
но и всю ее территорию. Неизвестно, как еще сложатся обстоятельства.
Возможно, придется бежать непосредственно отсюда или во время пути...
Куда же придется ехать? Кажется, к папке с легендой приложена какая-то
карта?
Конечно, вот она! Ага, Бавария... Что говорил мне о ней когда-то
Бертгольд? Верно, что-то интересное, иначе смутное воспоминание о каком-то
разговоре не сохранилось бы в памяти до сих пор. Так, так, вспомнил: именно
население Баварии Гитлер собирался переселить на Украину! Неплохое местечко
выбрал фюрер для баварцев... да только из замашки вышла промашка... Еще
помнится, Бертгольд говорил, что на баварских землях предполагают создать
заповедники, и в связи с этим там запрещено всякое строительство... Жаль, не
расспросил тогда поподробнее...
А может, не придется ехать в Баварию, а удастся удрать где-нибудь по
дороге? Проверить, нет ли хвоста, и улепетнуть... Хвост, верно, все же
прицепят... Если не Нунке, то Шлитсен обязательно приставит какогонибудь
паршивенького агентишку, чтобы сопровождал до самой Баварии, а там передал
другому... Надо быть начеку...
О том, как он попадет к месту назначения, тоже не было сказано ни
слова. Может быть, самолетом? Это скверно. Лучше бежать во Франции, там
найдутся друзья, которые помогут.
А пока надо приниматься за изучение легенды...
...Полтора дня Фред изучал биографию Сомова, все подробности, делающие
ее правдоподобной. И только сдав экзамен самому себе, позвонил Шлитсену.
- Я готов.
Заместитель Нунке немедленно вызвал его к себе.
- Выучили? - строго спросил он.
- Да.
- Как звали вашу бабушку по матери?
- Эльза.
- Когда вы попали в плен?
- Шестнадцатого сентября сорок первого года, под Киевом.
- Самое любимое блюдо вашего отца?
- Сластены.
- Чем отличался ваш учитель в сельской школе?
- Он немного заикался, а если выпивал хоть рюмку, говорил так, что его
трудно было понять.
- Номер полка, в котором вы служили?
- Я был в отдельном саперном батальоне.
Два часа продолжался этот своеобразный экзамен. Фред отвечал лаконично
и четко, силясь скрыть от въедливого Шлитсена усталость. Наконец тот изрек:
- Теперь я уверен, что вы вызубрили легенду. Где она?
Фред протянул напечатанный текст и карту.
- Надеюсь, никаких записей вы не делали?
- Я не желторотый!
- Отвечайте четко и ясно: записей не делали?
- Нет. Эти "азы" мне известны - разведчик не имеет права ничего
фиксировать.
- Хорошо, кажется, все. Пойдемте на веранду!
Закрыв дверь, Шлитсен аккуратно защелкнул задвижки и подошел к круглому
столику. Под большой салфеткой стояло два прибора и бутылка вина.
- Выпьем за ваш, а также наш успех! - проговорил он, торжественно
поднимая бокал. - Простите, может быть, вы не любите сухое вино, но я пью
только его и только тогда, когда совершенно уверен в успехе операции.
- Это завуалированный комплимент?
- Комплименты говорят барышням. Разведчику начальник, посылая его на
задание, должен говорить правду.
- Даже в том случае, если вы не совсем уверены, как будет выполнено
задание?
- Тогда бы я не поднял этот бокал. Да, да, у нас, старых зубров,
съевших зубы на своем деле, есть чутье. Вы способны справиться и справитесь
с порученной вам миссией. Но хочу предупредить: не будьте легкомысленны. Моя
вера в успех не означает, что задание легкое. Имейте в виду: среди тех, кто
не хочет возвращаться в Россию, наверняка есть советские агенты. Будьте
осторожны - они не станут церемониться с вами.
- Разрешите спросить?
- Пожалуйста.
- В какой срок я должен уложиться?
- Самое большое в месяц.
- А если возникнут непредвиденные осложнения и я не смогу справиться в
назначенный срок?
- Обязаны справиться! Заместитель начальника лагеря вам поможет.
Неожиданно на веранду быстро вошел Нунке. Поздоровавшись, он бросил на
стол перед Шлитсеном какую-то телеграмму. Тот удивленно поглядел на шефа и
пробежал глазами текст.
- Что это значит?
Нунке пожал плечами, ничего не ответив. Сочтя, что он лишний, Фред
попросил разрешения удалиться.
- Подождите, вы будете еще нужны, - остановил его Нунке.
- Если господин Шлитсен разрешит, я пройду в кабинет.
- Пожалуйста...
В кабинете Фред устроился в самом дальнем углу, но дверь осталась
полуоткрытой.
- Почему телеграмма из Никарагуа? - донесся голос Шлитсена.
- Очевидно, шеф переехал туда... В телеграмме сообщается, что этот
Думбрайт позавчера вылетел в Италию. Если и дальше будет лететь, то не
сегодня-завтра прибудет сюда.
- Герр Нунке, сама фамилия Думбрайт вам ничего не говорит?
- Дорогой коллега! Если кто-либо приезжает, со специальной миссией в
такую школу, как наша, так это не врач, не учитель, не духовник, а птица
такого же полета, как и мы с вами, только рангом повыше. А у разведчика
может быть столько же фамилий, сколько волос на голове.
- Ну, что же, ждать придется недолго. Поглядим, что за фрукт этот
Думбрайт.
- Боюсь самого худшего, - раздраженно произнес Нунке. - Смена
резиденции шефа означает и смену ветра. Как бы он не запродал нас всех
вместе со школой.
- Неужели вы думаете?..
- Об этом потом...
Разговор на веранде оборвался. Нунке и Шлитсен пошли в кабинет.
