так называемого "Вечера творческой молодежи Ленинграда",
состоявшегося в Доме писателя во вторник 30 января с. г. Мы
выражаем мнение большинства членов литературной секции
патриотического клуба "Россия" при Ленинградском
обкоме ВЛКСМ...
Что же мы увидели и услышали?
Прежде всего огромную толпу молодежи, которую не в
состоянии были сдерживать две технические работницы Дома
писателя. Таким образом, на вечере оказалось около
трехсот граждан еврейского происхождения. Это могло быть,
конечно, и чистой случайностью, но то, что произошло в
дальнейшем, говорит о совершенно противоположном.
За полчаса до открытия вечера в кафе Дома писателя были
наспех выставлены работы художника Якова Виньковецкого,
совершенно исключающие реалистический взгляд на
объективный мир, разрушающие традиции великих зарубежных
и русских мастеров живописи. Об этой неудобоваримой
мазне в духе Поллака, знакомого нам по цветным
репродукциям, председательствующий литератор Я. Гордин
говорил всем братьям по духу как о талантливой живописи,
являющей собой одно из средств "консолидации различных
искусств".
Этот разговор, дерзкий и политически тенденциозный, возник
уже после прочтения заурядных в художественном отношении, но
совершенно оскорбительных для русского народа и враждебных
советскому государству в идейном отношении стихотворных и
прозаических произведений В. Марамзина, А. Городницкого, В.
Попова, Т. Галушко, Е. Кумлан, С. Довлатова, В. Уфлянда, И.
Бродского.
Чтобы не быть голословным, прокомментируем выступление
ораторов перед тремя сотнями братьев по духу.
Владимир Марамзин со злобой и насмешливым укором
противопоставил народу наше государство, которое якобы
представляет собой уродливый механизм подавления любой
личности, а не только его, марамзииской, ухитряющейся
все-таки показывать государству фигу даже пальцами ног.
А Городницкии сделал "открытие", что в русской истории,
кроме резни, политических переворотов, черносотенных
погромов, тюрем, да суеверной экзотики ничего не было.
Не раз уже читала со сцены Дома писателя свои скорбные
и злобные стихи об изгоях Татьяна Галушко. Вот она идет по
узким горным дорогам многострадальной Армении, смотрит в
тоске на ту сторону границы на Турцию, за которой близка ее
подлинная родина, и единственный живой человек спасает ее
на нашей советской земле -- это давно почивший еврей по
происхождению, сомнительный поэт О. Мандельштам.
В новом амплуа, поддавшись политическому психозу, выступил
Валерий Попов. Обычно он представлялся как остроумный
юмористический рассказчик, а тут на митинге неудобно было,
видно, ему покидать ставшую родной политическую ниву
сионизма. В коротеньком рассказе о. Попов сконцентрировал
внимание на чрезвычайно суженном мирке русской девушки,
которая хочет только одного -- самца, да покрасивее, но
непременно наталкивается на дураков, спортсменов,
пьяниц, и в этом ее социальная трагедия.
Трудно сказать, кто из выступавших менее, а кто более идейно
закален на своей ниве, но чем художественнее талант идейного
противника, тем он опаснее. Таков Сергей Довлатов. По мы
сейчас не хотим останавливаться на разборе художественных
достоинств прочитанных сочинений, ибо когда летят бомбы,
некогда рассуждать о том, какого они цвета: синие, зеленые
или белые.
То, как рассказал Сергей Довлатов об одной встрече бывалого
полковника со своим племянником, не является сатирой. Это --
акт обвинения. Полковник -- пьяница, племянник -- бездельник
и рвач. Эти двое русских наливаются, вылезают из окна
подышать свежим воздухом и летят. Затем у них возникает по
смыслу такой разговор: "Ты к евреям как относишься? " -- задает
анекдотический и глупый вопрос один. Полковник отвечает: "Тут
к нам в МТС прислали новенького. Все думали -- еврей, но
оказался пьющим человеком!.. "
А Лев Уфлянд* еще больше подливает желчи, плюет на
русский народ. Он заставляет нашего рабочего человека
ползать под прилавками пивных, наделяет его самыми
примитивными мыслями, а бедные русские женщины бродят
по темным переулкам и разыскивают среди грязи мужей.
И в такой "дикой" стороне, населенной варварами,
потерявшими, а может быть, даже и не имевшими человеческого
обличия, вещает "поэтесса" Елена Кумпан. Она поднимается
от этой "страшной" жизни в нечто мистически возвышенное,
стерильное, называемое духом, рожденным ее великим
еврейским народом.
*Сам ты лев. Уфлянда зовут Владимир (прим. автора).
Заключил выступление известный по газетным фельетонам,
выселявшийся из Ленинграда за тунеядство Иосиф Бродский. Он,
как синагогальный евреи, творя молитву, воздевал руки к лицу,
закрывал плачущие глаза ладонями. Почему ему было так скорбно?
Да потому, как это следует из его же псалмов, что ему, видите
ли, несправедливо исковеркали жизнь мы -- русские люди,
которых он иносказательно называет "собаками".
Последний псалом Иосифа Бродского прозвучал, как призыв
к кровной мести за все обиды и оскорбления, нанесенные
русским народом еврейскому народу.
Подведя итоги, нужно сказать, что каждое выступление
сопровождалось бурей суетливого восторга и оптимистическим
громом аплодисментов, что, естественно, свидетельствует о
полном единодушии присутствующих.
Мы убеждены, что паллиативными мерами невозможно бороться
с давно распространяемыми сионистскими идеями. Поэтому мы
требуем:
1. Ходатайствовать о привлечений к уголовной, партийной и
административной ответственности организаторов и самых
активных участников этого митинга.
2. Полного пересмотра состава руководства Комиссии по работе
с молодежью ЛОСП РСФСР.
3. Пересмотра состава редколлепш альманаха "Молодой
Ленинград", который не выражает интересы подлинных советских
ленинградцев, а предоставляет страницы из выпуска в выпуск
для сочинений вышеуказанных авторов и солидарных с ними
"молодых литераторов"
Руководитель литературной секции
Ленинградского клуба Россиян
при Обкоме ВЛКСМ (В. Щербаков)
Члены литсекции (В. Смирнов)
(Н. Утехин)
4. 2. 68.
Стоит ли комментировать этот зловещий, пошлый
и безграмотный документ? Надо ли говорить, что
это -- смесь вранья и демагогии? Однако заметьте,
приемы тридцать восьмого года жизнестойки. Письмо
вызвало чуткую реакцию наверху. Требования "подлинных
советских ленинградцев" были частично
удовлетворены. Руководители Дома Маяковского
получили взыскания. Директора попросту сняли.
"Молодой Ленинград" возглавил Кочурин -- человек
невзрачный, загадочный и опасный.
Единственное, чего не добились авторы, -- так
это привлечения молодых литераторов к уголовной
ответственности. А впрочем, поживем -- увидим...
ПРИМЕЧАНИЕ
Читая это заявление, я, разумеется, негодовал.
Однако при этом слегка гордился. Ведь эти барбосы
меня, так сказать, похвалили. Отметили, что называется,
литературные способности.
Вот как устроен человек! Боюсь, не я один...
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Один наш знакомый горделиво восклицал:
"Меня на работе ценят даже антисемиты! "
Моя жена в ответ говорила:
"Гитлера антисемиты ценили еще больше... "
ПЕЧАЛЬНО Я ГЛЯЖУ...
Язвительное пророчество Анатолия Наймана сбывалось.
Я становился "прогрессивным молодым автором". То
есть меня не печатали. Все, что я писал,
было одобрено на уровне рядовых журнальных сотрудников.
Затем невидимые инстанции тормозили
мои рукописи. Кто управляет литературой, я так и не
разобрался...
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Вера Панова рассказывала.
Однажды ей довелось быть на приеме в Кремле.
Выступал Никита Хрущев. Он как следует
выпил и поэтому говорил долго. В частности,
он сказал:
"У дочери товарища Полянского была недавно
свадьба. Молодым преподнесли абстрактную кар-
тину. Она мне решительно не понравилась... "
Через три минуты он сказал:
"В доме товарища Полянского была, как известно,
свадьба. И вдруг начали танцевать... как его? Шейк!
Это было что-то жуткое... "
И наконец, он сказал:
"Как я уже говорил, в доме товарища Полянского
играли свадьбу. Молодой поэт читал
стихи. Они показались мне слишком заумными... "
Тут Панова не выдержала. Встала и говорит
Хрущеву:
"Все ясно. дорогой Никита Сергеевич! Эта
свадьба явилась могучим источником познания
жизни для вас... "
Естественно, что я подружился с такими же
многострадальными, голодными авторами. Это были
самолюбивые, измученные люди. Официальный неуспех
компенсировался болезненным тщеславием. Годы
жалкого существования отражались на психике.
Высокий процент душевных заболеваний свидетельствует
об этом. Да и не желали в мире призраков
соответствовать норме.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Как-то раз Найман и Губин поссорились.
Заспорили -- кто из них более одинок.
Конецкий и Базунов чуть не подрались.
Заспорили -- кто из них опаснее болен.
Шигашов и Горбовский вообще прекратили
здороваться. Заспорили -- кто из них менее
нормальный.
"До чего же ты стал нормальный! " -- укорял
приятеля Шигашов.
"Я-то ненормальный, -- защищался Горбовскии, --
абсолютно ненормальный. У меня есть справка
из психоневрологического диспансера...
А вот ты -- не знаю. Не знаю... "
Строжайшая установка на гениальность мешала
овладению ремеслом, выбивала из будничной
житейской колеи. Можно быть рядовым инженером.
Рядовых изгоев не существует. Сама их чужеродность --
залог величия,
Те, кому удавалось печататься, жестоко
расплачивались за это. Их душевный аппарат тоже
подвергался болезненному разрушению. Многоступенчатые
комплексы складывались в громоздкую безобразную
постройку. Цена компромисса была непомерно высокой...
Ну и конечно же, здесь царил вечный спутник
российского литератора -- алкоголь. Пили много, без
разбору, до самозабвения и галлюцинаций.
Увы, я оказался чрезвычайно к этому делу
предрасположен. Алкоголь на время примирял меня с
действительностью.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Однажды меня приняли за Достоевского, Это
было так. Я выпил лишнего. Сел в автобус. Отправился
по делам.
Рядом оказалась девушка, и я заговорил с
ней. Просто чтобы не уснуть.
Автобус шел мимо ресторана "Приморский",
когда-то он назывался -- "Иванова". И я, слегка
качнувшись, произнес:
"Обратите внимание, любимый ресторан Достоевского"
Девушка отодвинулась и говорит:
"Оно и видно, молодой человек!., "
Пьяный Холоденко шумел:
"Ну и жук этот Фолкнер! Украл, паскуда,
мой сюжет!.. "
Относился я к товарищам сложно, любил их,
жалел. Издевался, конечно, над многими. То и дело
заводил приличную компанию, но всякий раз бежал,
цепенея от скуки. Конечно, это снобизм, но говорить
я мог только о литературе. Даже разговоры о женщинах
казались мне всегда невыносимо скучными.
По отношению к друзьям владели мной любовь,
сарказм и жалость. Но в первую очередь -- любовь.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Горбовский, многодетный отец, рассказывал-
"Иду вечером домой. Смотрю, в грязи играют дети.
Присмотрелся -- мои... "
Инга Петкевич как-то раз говорит мне:
"Когда мы были едва знакомы, я подозревала.
что ты -- агент! госбезопасности".
"Но почему? " -- спросил я.
"Да как тебе сказать: Явишься, займешь
пятерку -- своевременно отдашь. Странно, думаю.
не иначе как подослали... "
Поэт Охалкин надумал жениться. Затем невесту
выгнал. Мотивы:
"Она, понимаешь, медленно ходит.
А главное -- ежедневно жрет... "
ПОЗВОЛЬТЕ РАСПИСАТЬСЯ
Молодой писатель Рид Грачев страдал шизофренией.
То и дело лечился в психиатрических больницах. Когда
болезнь оставляла его, это был умный, глубокий и
талантливый человек. Он выпустил единственную книжку
-- "Где твой дом", В ней шесть рассказов,
трогательных и сильных.
Когда он снова заболел, я навещал его в Удельной,
Разговаривать с ним было тяжело.
Потом он выздоровел.
Журналист по образованию, Рид давно бросил
