разнообразил, потрясая кулаком перед добродушным лицом мистера Пиквика.
В свою очередь мистер Пиквик, в сознании собственной невинности и
правоты, а также раздраженный тем, что столь некстати поставил леди средних
лет в неприятное положение, находился не в обычном для него мирном состоянии
духа. В результате громкие слова произносились еще более громким голосом,
пока, наконец, мистер Магнус не заявил мистеру Пиквику, что тот еще услышит
о нем, на каковое заявление мистер Пиквик с похвальной вежливостью ответил,
что чем скорее он о нем услышит, тем лучше; вслед за сим леди средних лет в
ужасе бросилась вон из комнаты, мистер Тапмен увлек мистера Пиквика, а
мистер Питер Магнус был предоставлен самому себе и своим размышлениям.
Если бы леди средних лет больше общалась с деловым миром или была
знакома с нравами и обычаями тех, кто составляет законы и устанавливает
моды, она бы знала, что такого рода ожесточение - самая безобидная вещь в
природе; но так как она почти всегда жила в провинции и никогда не читала
отчетов о парламентских прениях, то была весьма мало осведомлена в подобных
тонкостях цивилизованной жизни. Поэтому, когда она добралась до своей
комнаты, заперлась и начала размышлять о сцене, которая сейчас произошла, в
ее воображении возникли самые страшные картины кровопролития и
смертоубийства; среди этих картин далеко не самой страшной был портрет в
натуральную величину мистера Питера Магнуса с ружейным зарядом в груди,
несомого домой четырьмя носильщиками. Чем больше размышляла леди средних
лет, тем больше приходила в ужас; в конце концов она решила отправиться к
главному городскому судье с просьбой безотлагательно задержать мистера
Пиквика и мистера Тапмена.
К этому решению леди средних лет была приведена рядом соображений, из
коих главным было то, что она тем самым даст неопровержимое доказательство
своей преданности мистеру Питеру Магнусу и своих забот о его безопасности.
Она слишком хорошо знала его ревнивый характер, чтобы отважиться хотя бы
слегка намекнуть на истинную причину своего волнения при встрече с мистером
Пиквиком, и она верила в силу своего влияния и в способность маленького
человека поддаться ее убеждениям и умерить свою неистовую ревность, если
мистер Пиквик будет удален и исчезнет повод к новой ссоре. Погруженная в
такие мысли, леди средних лет облачилась в капор и шаль и направилась к дому
мэра.
Джордж Напкинс, эсквайр, упоминаемый выше главный судья, был самой
величественной особой, какую мог бы встретить самый быстрый ходок в
промежуток времени от восхода до заката солнца в день двадцать первого июня,
каковой день, согласно календарю, является самым длинным днем в году, что,
естественно, обеспечивает ходоку наиболее продолжительный срок для поисков.
В это именно утро мистер Панкине пребывал в состоянии край него возбуждения
и раздражения, ибо в городе вспыхнул мятеж: приходящие воспитанники самой
большой школы составили заговор с целью разбить стекла у ненавистного
торговца яблоками, освистали бидла и забросали камнями констебля - пожилого
джентльмена в сапогах с отворотами, вызванного для подавления мятежа,
джентльмена, бывшего с юных лет и в течение полувека блюстителем порядка.
Мистер Напкинс восседал в своем удобном кресле, величественно хмурясь и
кипя яростью, когда доложили о леди, пришедшей по срочному, приватному и
важному делу. Мистер Напкинс принял ледяной и грозный вид и приказал
впустить леди, каковое приказание, подобно всем распоряжениям монархов,
судей и прочих могущественных земных владык, было немедленно исполнено, и
мисс Уитерфилд, взволнованная и кокетливая, была введена.
- Мазль! - сказал судья.
Мазль был низкорослый слуга с длинным туловищем и короткими ногами.
- Мазль!
- Слушаю, ваша честь.
- Подайте кресло и удалитесь.
- Слушаю, ваша честь.
- Итак, сударыня, потрудитесь изложить ваше дело, - сказал судья.
- Это очень тягостное дело, сэр, - проговорила мисс Уитерфилд.
- Очень возможно, сударыня, - отозвался судья. Успокойтесь, сударыня!
Мистер Напкинс принял милостивый вид. - И расскажите, по какому делу,
подлежащему вниманию закона, вы сюда явились, сударыня.
Тут судья восторжествовал над человеком, и мистер Напкинс снова принял
суровый вид.
- Мне очень неприятно, сэр, являться к вам с таким сообщением, -
сказала мисс Уитерфилд, - но я боюсь, что здесь состоится дуэль.
- У нас, сударыня?! - воскликнул судья. - Где, сударыня?
- В Ипсуиче.
- В Ипсуиче, сударыня?.. Дуэль в Ипсуиче?! - снова вскричал судья,
пришедший в ужас при этом сообщении. Невероятно, сударыня! Я уверен, что в
нашем городе этого быть не может. Боже мой, сударыня, известна ли вам
энергия наших местных властей? Может быть, вам случалось слышать, сударыня,
как четвертого мая я ворвался на ринг в сопровождении только шестидесяти
констеблей, с риском пасть жертвой разъяренной толпы. Я прекратил кулачное
состязание между мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом. Дуэль в
Ипсуиче, сударыня! Я не верю... не верю, - продолжал судья, рассуждая сам с
собой, - чтобы двое людей взяли на себя смелость замыслить такое нарушение
мира в этом городе.
- К несчастью, то, что я сообщила, слишком верно, сказала леди средних
лет. - Я была свидетельницей ссоры.
- Это дело в высшей степени необычайное, - сказал пораженный судья.
Мазль!
- Слушаю, ваша честь.
- Пошлите сюда мистера Джинкса! Немедленно!
- Слушаю, ваша честь.
Мазль исчез, и бледный, остроносый, полуголодный, оборванный клерк
средних лет вошел в комнату.
- Мистер Джинкс! - обратился к нему судья. - Мистер Джинкс!
- Сэр? - отозвался мистер Джинкс.
- Эта леди, мистер Джинкс, явилась сюда с сообщением о замышляемой у
нас в городе дуэли.
Мистер Джинкс, не зная в точности, как ему поступить, раболепно
улыбнулся.
- Над чем вы смеетесь, мистер Джинкс? - спросил судья.
Мистер Джинкс мгновенно принял серьезный вид.
- Мистер Джинкс, - сказал судья, - вы - болван!
Мистер Джинкс смиренно взглянул на великого мужа и закусил кончик пера.
- Вы можете, сэр, видеть в этом сообщении нечто смешное, но я должен
сказать, мистер Джинкс, что смеяться тут нечего, - сказал судья.
Полуголодный Джинкс вздохнул, словно действительно удостоверился, что
поводов для смеха у него было очень мало, и, получив приказание записать
сообщение леди, потащился к столу и начал записывать.
- Этот Пиквик, как я понял, - дуэлянт? - спросил судья, когда заявление
было записано.
- Вот именно, - сказала леди средних дет.
- А другой скандалист.... Как его имя, мистер Джинкс?
- Тапмен, сэр.
- Тапмен - секундант?
- Да.
- Второй дуэлянт, вы сказали, сударыня, скрылся?
- Да, - ответила мисс Уитерфилд, покашливая.
- Прекрасно! - заявил судья. - Эти два лондонских головореза, явившись
сюда для истребления подданных его величества, воображают, что на таком
расстоянии от столицы рука правосудия слаба и парализована. Они получат
урок! Приготовьте ордера на арест, мистер Джинкс. Мазль!
- Слушаю, ваша честь.
- Граммер внизу?
- Да, ваша честь.
- Пошлите его сюда.
Раболепный Мазль исчез и скоро вернулся в сопровождении пожилого
джентльмена в сапогах с отворотами, главными приметами которого были:
распухший нос, хриплый голос, сюртук табачного цвета и блуждающий взор.
- Граммер! - обратился к нему судья.
- Ваш-шесть?
- В городе спокойно?
- Благополучно, ваш-шесть, - ответил Граммер. Народное волнение немного
улеглось - мальчишки ушли играть в крикет.
- В такие времена, Граммер, нужны энергические меры, - решительно
сказал судья. - Если ни во что не ставят авторитет королевских чиновников,
надо прочесть во всеуслышание закон о мятеже *. Если гражданские власти не в
состоянии защитить эти окна, Граммер, войска могут защитить и гражданскую
власть и окна. Мне кажется, это - основное положение конституции, мистер
Джинкс?
- Разумеется, сэр, - сказал Джинкс.
- Прекрасно, - продолжал судья, подписывая ордера. - Граммер, вы
приведете этих людей ко мне сегодня же. Вы найдете их в "Большом Белом
Коне". Вы помните историю с мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом,
Граммер?
Мистер Граммер покивал головой, давая понять, что никогда он этого не
забудет. Впрочем, он и не мог забыть, поскольку об этом упоминалось
ежедневно.
- А это еще более противоконституционный поступок, - продолжал судья,
еще большее нарушение мира и спокойствия и грубое нарушение прерогатив его
величества. Дуэль - одна из самых бесспорных прерогатив его величества, если
я не ошибаюсь, не правда ли, мистер Джинкс?
- Особо оговоренная в Великой хартии *, сэр, - ответил мистер Джинкс.
- Один из самых блестящих перлов британской короны, отторгнутый у его
величества баронами, если я не ошибаюсь, не так ли, мистер Джинкс? - сказал
судья.
- Совершенно верно, сэр, - ответил мистер Джинкс.
- Прекрасно! - сказал судья, горделиво приосанившись. - Прерогатива не
должна быть попрана в этой части владений короля. Граммер, возьмите
подкрепление я приведите эти приказы в исполнение как можно скорей. Мазль!
- Слушаю, ваша честь.
- Проводите леди.
Мисс Уитерфилд ушла, глубоко потрясенная учеными справками судьи;
мистер Напкинс ушел завтракать; мистер Джинкс ушел в самого себя, ибо это
было единственное место, куда он мог уйти, за исключением дивана, служившего
ему постелью в маленькой общей комнате, которая днем была занята семьей его
квартирной хозяйки; мистер Граммер ушел, дабы исполнением нового поручения
смыть оскорбление, нанесенное ему и другому представителю его величества,
бидлу, утром этого дня.
В то время как подготовлялись эти твердые и решительные меры к
охранению "королевского мира", мистер Пиквик со своими друзьями, ничего не
подозревая о надвигающихся великих событиях, мирно уселись за обед; все были
разговорчивы и общительны. Мистер Пиквик только что начал рассказывать о
своих ночных приключениях, к великому удовольствию учеников, а в особенности
мистера Тапмена, как вдруг дверь открылась и какая-то противная физиономия
просунулась в комнату. Глаза этой противной физиономии в течение нескольких
секунд внимательно осматривали мистера Пиквика и, по всем признакам,
остались вполне удовлетворены своим исследованием, ибо фигура, коей
принадлежала противная физиономия, медленно втиснулась в комнату и предстала
в образе пожилого субъекта в сапогах с отворотами. Чтобы не держать читателя
и далее в неизвестности, скажем коротко: это были блуждающие глаза мистера
Граммера, а фигура была фигурой этого же джентльмена.
Поведение мистера Граммера было профессиональным, но своеобразным.
Первым его актом было запереть изнутри дверь на задвижку, вторым - тщательно
вытереть голову и лицо бумажным носовым платком, третьим - положить шляпу, с
бумажным носовым платком внутри, на ближайший стул, и четвертым - вытащить
из внутреннего кармана сюртука короткий жезл, увенчанный медной короной,
которым он, как мрачное привидение, поманил мистера Пиквика.
Мистер Снодграсс первый нарушил молчание, вызванное общим недоумением.
Сначала он пристально посмотрел на мистера Граммера, а затем выразительно
сказал:
- Это частное помещение, сэр... частное помещение.
Мистер Граммер покачал головой и ответил:
- Для его величества не существует частных помещений, раз мы
переступили порог дома, таков закон. Воображают, будто дом англичанина - его
