вверх или вниз. Цветные узоры немногочисленных стенных гобеленов здесь так
поблекли, точно их приводили в порядок не чаще, чем все остальное, здесь
находившееся. Очень многие из ламп, висевших по стенам, не были зажжены,
отчего большая часть коридора оставалась погруженной во мрак. Эгвейн
казалось, будто она тут одна-одинешенька, только где-то вдали мелькало
что-то белое, - видимо, послушница или одна из служанок торопилась исполнить
некую службу. Туфли девушки, постукивая цокающими каблуками по каменным
плитам пола, черным и белым, ничем не покрытым, пускали по залу долгое эхо.
Не следовало, пожалуй, здесь продолжать неотвязные размышления о Черных Айя
- неуютное местечко.
Но вот перед Эгвейн оказалось то самое, о чем упомянула в своем
распоряжении Верин. Похоже, это была та самая дверь, - она располагалась
возле одной из высоких площадок, украшенная темными деревянными панелями,
рядышком с пропыленным гобеленом, на котором восседающий на коне король
принимал капитуляцию другого короля. Имена обоих властителей Верин называла
- умерли они за сотни лет до того дня, когда родился Артур Ястребиное Крыло;
Верин, казалось, знала всю историю назубок. Но вот имена королей Эгвейн
запомнить не сумела, не могла она произнести и названия тех давно
исчезнувших стран, которыми правили властители. Для нее от всей истории в
данном случае сохранилось лишь то, что умещалось на гобелене, - как теперь
понимала девушка, описанном Верин очень точно.
Зал, отвечавший эхом на звуки ее шагов, представлялся Эгвейн еще более
пустым и угрожающим, чем минуту назад. Она постучала в дверь и на цыпочках
вошла в комнату, едва услышав рассеянно сказанное: "Кто там? Войдите!"
Сделав пару шагов по комнате, Эгвейн в изумлении остановилась. По стенам
тут и там простирались длиннющие полки, оставлявшие голой лишь ту
перегородку, где была дверь во внутренние покои, да стеллаж, увешанный не в
один слой картами ночного неба. Эгвейн припомнила наименования некоторых из
узнанных ею созвездий: Пахарь и Воз-с-Сеном, Лучник и Семь Сестриц, но иные
сонмы звезд не были ей знакомы. По всему помещению лежали, валялись, торчали
куда-то засунутые мимоходом книги, грамоты, свитки, повсюду среди россыпей
бумажных груд громоздились, наползая друг на друга, самые причудливые и
непонятные предметы. По углам виднелись необычные фигурки из металла и
стекла, имеющие странную конфигурацию и неясное назначение, шары соединялись
с трубками, круги, помещенные внутри таинственных окружностей, соседствовали
с украшающими стол черепами и всевозможными костями, которые и описать-то
словами было трудно. Нечто напоминавшее чучело бурой совы, размером не
больше ладони Эгвейн, восседало на предмете, похожем больше всего на
выцветший череп белой ящерицы, только таковым он быть не мог никак: череп
оказался длиннее, чем рука Эгвейн от локтя до запястья, а торчащие изогнутые
зубы были с палец девушки. Подсвечники, расставленные по чьей-то вольной
прихоти безо всякого порядка, бросали свет на одни бумаги и оставляли в тени
другие, и становилось страшно, не загорятся ли ценные документы. Сова
подмигнула девушке так внезапно, что Эгвейн отпрянула.
- Ах да! - проговорила Верин. Она восседала за столом, на коем царил не
меньший беспорядок, удерживая в руке с осторожностью некую разорванную
страницу. - Вот наконец и ты! - Заметив, как Эгвейн украдкой покосилась на
сову, она добавила рассеянно: - Она держит в страхе здешних мышей. Чтоб не
жевали мои карты и бумаги. - Жестом обведя всю комнату, переполненную
бумажными драгоценностями, она вспомнила о странице у себя в руке. - А вот
это, кстати, любопытная рукопись! Розел из Эссама утверждала, будто после
Разлома сохранилось более сотни страниц, а кому было знать, как не ей, ведь
писала она об этом спустя всего двести лет... Но до нашего времени уцелела,
насколько мне известно, всего одна эта страничка. И вероятно, одна только
эта копия! Розел писала, что рукопись на страницах своих несет секреты,
знание которых не дало бы миру спать по ночам спокойно и сладко, потому она
и старалась не говорить о них открыто. И вот, пытаясь расшифровать
упомянутые тайны, я перечитала сию страницу уже тысячу раз подряд...
Некрупная сова вновь воззрилась на Эгвейн. Девушка старалась не смотреть
на нее.
- О чем же там говорится, Верин Седай? - спросила она учтиво.
Верин сморгнула так же значительно и внезапно, как ее сова.
- О чем говорится? Сей текст есть дословный перевод оригинала, учти это,
но звучит он почти так, словно бард его декламирует Возвышенным Слогом.
Слушай же! "Сердце Мрака. Ба'алзамон. Имя, что таится внутри имени,
закутанного в покров имени. Тайна, что сокрыта внутри тайны, упрятанной под
пологом тайны. Предавший Надежду. Ишамаэль предает всю надежду. Правда горит
и опаляет. Надежда рушится перед правдой. Ложь наш щит. Кто может выстоять
против Сердца Мрака? Кто может встать лицом к лицу с Предавшим Надежду? Душа
Тени, Душа Тени, он есть..." - Верин вздохнула и умолкла. - На сем текст
обрывается. Что ты думаешь обо всем этом?
- Не знаю, - проговорила Эгвейн. - Но мне это не нравится!
- Но почему это должно тебе нравиться, дитя мое? Любить слова ты должна -
либо понимать их? Почти сорок лет я положила на изучение бесценной страницы,
но до сих пор не могу ее разгадать! - Верин бережно положила страницу в
папку из жесткой кожи с шелковой подкладкой, а папку небрежно запихнула в
груду бумаг. - Но тебя я призвала не из-за этой страницы. - Она пошарила по
столу, бормоча что-то себе под нос, то и дело схватывая груду книг или
рукописей, чтобы бумаги не просыпались на пол. Наконец она подступила к
Эгвейн, тонкой рукой прижимая к своей груди стопку страниц, перевязанных
шнурком со множеством узелков. По страницам разбегались паутинно тонкие, еле
различимые письмена. - Вот, дитя мое! Здесь все известное нам о Лиандрин и
женщинах, с нею ушедших. Их имена, возраст, из каких они Айя, где родились.
Все, что мне удалось разыскать в наших записях. Здесь указано даже, каковы
были их достижения при обучении и чему они уделяли большее внимание. Здесь
скоплено также все, что мы сегодня знаем о тер'ангриалах, ими унесенных из
Башни, но таких сведений очень немного. В основном их описания. Не знаю, все
ли собранное мною пригодится. Разбираясь в документах, я так и не поняла,
могут ли хоть какие-то сведения принести нам пользу.
- Быть может, в этом сумеет разобраться одна из нас, - сказала Эгвейн. Но
тут же девушку испугала внезапно поднявшаяся в груди волна подозрения. Но не
припрятала ли она какие-нибудь из сокровенных бумаг? Ей казалось, будто
Амерлин доверяет Верин лишь потому, что обязана ей верить. А вдруг сама
Верин - Черная Айя? Эгвейн заставила себя прогнать эту мысль Весь путь от
самого Мыса Томан до Тар Валона девушка проделала вместе с Верин, и теперь
она отказывалась допускать, будто эта толстенькая ученая дамочка может
оказаться Пособником Тьмы. - Я доверяю вам, Верин Седай!
Доверяю, но можно ли ей доверять?
И вновь Айз Седай чуть удивленно заморгала, глядя на Эгвейн, но затем,
вскинув голову, она отбросила от своего сознания те мысли, которые явились к
ней.
- Перечень, который я тебе передаю, может оказаться для нас полезен, а
может обернуться пустой тратой бумаги. Но разговор о нем - не единственная
причина, по которой я тебя пригласила. - Верин, передвигая на своем столе
какие-то вещи, пристально воззрилась на Эгвейн, одновременно выстраивая в
штабеля какие-то бумаги, дабы освободить место на столе. - От Анайи я знаю:
ты можешь оказаться Сновидицей. Последней из Сновидиц четыреста семьдесят
три года тому назад была Корианин Недеал, и по сохранившимся с той поры
записям мне понятно: вряд ли ее можно было по праву называть Сновидицей.
Если у тебя имеется сей Талант, то это будет чрезвычайно интересно.
- Анайя меня действительно проверяла, Верин Седай, но она так и не смогла
определить, предсказал ли хоть один из моих снов будущее.
- Из того, что делает Сновидица, вещие сны, дитя мое, всего лишь часть.
Причем самая малая. Анайя же полагает, будто развивать способности девушек
нужно со всею возможною осторожностью, не спеша, а я считаю, что такой
подход излишне медлителен. Вот, смотри-ка! - Через освобожденное на столе
пространство Верин прочертила пальцем по пыльному пчелиному воску ряд
параллельных линий. - Представим себе: линии эти представляют собой миры,
которые могли бы существовать в случае, когда в главных, поворотных точках
Узора были выбраны иные решения и события пошли бы по-другому.
- Те миры, которых можно достичь при помощи Портальных Камней, -
вспомнила Эгвейн, дабы показать, сколь внимательно она слушала лекции Верин
по пути в Тар Валон от Мыса Томан. Но какое отношение имеет все это к тому,
Сновидица она или нет?
- Очень хорошо! - одобрила Верин. - Но Узор может представлять собой еще
более сложный рисунок, чем этот, дитя мое. Создавая Узор Эпохи, Колесо
собирает в общую ткань наши жизни, но сами Эпохи тоже вплетаются в Кружево
Эпох, в Великий Узор. Кому же по силам постичь все, если сейчас мы
рассмотрели едва лишь десятую часть всей мировой ткани? В Эпоху Легенд
некоторые твердо верили, будто существуют еще и другие миры, которых нам
трудней достичь, чем добраться до миров Портальных Камней, если в такое
возможно поверить, - миры, лежащие приблизительно так. - И Верин прочертила
еще несколько линий, пересекая ими первоначальный узор. Некоторое время она
внимательно разглядывала их. - Основа и уток ткани, - проговорила она. - Но
Колесо Времени способно соткать и еще более обширный Узор миров. -
Выпрямляясь, Верин вытерла свои пальцы. - Вот это, как видишь, ни здесь, ни
там! Во всех этих мирах, какими бы ни были те или иные их разновидности,
некоторые вещи остаются неизменными. Одна из них такова: во всех мирах
Темный заключен в узилище.
Как бы против собственной воли, Эгвейн подошла поближе к столу, чтобы
взглянуть на линии, начерченные Верин.
- Во всех мирах? - спросила она. - Но как так может быть? Вы утверждаете,
что Отец Лжи существует в каждом из миров? - Мысль о существовании множества
Темных заставила ее содрогнуться.
- Нет, дитя мое! - отвечала Верин. - Во всех мирах в одно и то же время
пребывает лишь один Создатель. В то же время есть только один Темный, также
существующий одновременно во всех мирах. Если же он освободится из той
тюрьмы, которую Создатель устроил в одном мире, то Темный будет освобожден
во всех мирах. До тех пор пока Темный в одном из миров остается узником, он
остается узником и во всех иных мирах.
- Но в этом, по-моему, нет никакого смысла! - запротестовала Эгвейн.
- Это парадокс, дитя мое! Темный является воплощением парадокса и хаоса,
разрушителем разума и логики, нарушителем равновесия, ниспровергателем
порядка.
В этот миг сова вдруг взмахнула крыльями и бесшумно перелетела на полку
позади Айз Седай, на лысой макушке белого черепа. Мигая то и дело, она
сверху разглядывала двух женщин. Едва войдя в комнату, Эгвейн обратила
внимание на сей череп, на его вытянутое рыло и рога, изогнутые над сводом, и
смутно удивилась, стараясь припомнить, какой породы баран имеет столь
огромную голову. Теперь девушка приметила округлость черепа и высоту лба.
Это был не бараний череп. Это был череп троллока.
И девушка с отвращением вздохнула.
- Верин Седай, но какое же отношение имеет все это к тому, Сновидица я
или нет? - спросила она. - Темный прочно связан с Шайол Гул, я и в мыслях
допустить не могу, чтобы он вырвался!
