тем усерднее к нему вели знахарей.
Иекония из Неаполя оказался маленьким толстячком, подвижным и
энергичным, и походил скорее на расторопного торговца, чем на мудрого
мага.
- Положись на меня, бесподобный Мартинус! Сперва небольшое заклинание
для отпугивания слабых духов. - Он извлек из недр своей одежды кусок
папируса и зачитал фразу на непонятном языке.
- Ведь не больно, а? Предоставь все старому Иеконии, он знает, что
делает!.. Теперь положим под подушку этот амулет, вот так. Ну, разве тебе
уже не лучше? А теперь посмотрим твой гороскоп. Ты только назови дату и
час своего рождения...
Черт побери, подумал Пэдуэй, каким образом разъяснить этому прыгучему
шарлатану, что он родится через тысячу семьсот семьдесят три года? Его
терпение лопнуло. Отбросив последние остатки самообладания, Мартин
приподнялся в постели и хрипло закричал:
- Дерзкий нечестивец, ужель ты не знаешь, что пред тобой - один из
наследных хранителей Печати Соломона? Что единым словом я разбросаю твои
несчастные планетки по небосводу и небрежным жестом потушу светило? И ты
еще заикаешься о моем гороскопе?!
Глаза мага вылезли на лоб.
- Астарот! Баал-Мардук! - взвыл Пэдуэй, - Сгинь, жалкий червь! Посмей
только рот открыть, и я поражу тебя самой страшной из проказ! Твои глаза
загноятся, пальцы отвалятся сустав за суставом...
Но Иекония уже выскочил за дверь. Слышно было, как он перепрыгивал
через три ступеньки кряду, затем упал, покатился кубарем по лестнице и
вылетел на улицу.
Пэдуэй усмехнулся и сказал Фритарику, прибежавшему на шум:
- Встань у входа с мечом и всем говори, что Веккос велел никого ко
мне не пускать. Никого, слышишь'?! Даже если явится сам Святой Дух, чтобы
духу его здесь не было!
Фритарик поспешно заступил на пост. Через несколько минут он робко
заглянул в комнату:
- Хозяин, я нашел одного гота, который лечит эльфов прострел. Может,
привести...
Пэдуэй издал душераздирающий стон и натянул на голову покрывало.
Наступил апрель 536 года. В декабре генерал Велизарий покорил
Сицилию. Мартин узнал об этом спустя несколько недель. Все силы и помыслы
посвятив печатному станку, четыре месяца он выходил из дома только по
самым важным делам. И до сих пор почти никого в Риме не знал, хотя
познакомился с библиотекарем и коллегами Томасуса: Эбенезером-евреем и
Варданом-армянином.
Когда станок был готов, Пэдуэй собрал работников и обьявил:
- Полагаю, вы понимаете, что сегодня у нас день особый. Фритарик
выдаст каждому по маленькой бутылке бренди; уходя домой, заберете. И тот,
кто первым уронит молоток на медные буквы, будет немедленно уволен.
Надеюсь, не уронит никто, потому что вы отлично поработали, и я вами
горжусь. Все.
- Прекрасно, прекрасно, - произнес Томасус, - я ни на йоту не
сомневался, что ты построишь свою машину, всегда был уверен в твоем
успехе. Что собираешься печатать? "Историю готов"? Префект будет очень
доволен.
- Нет, на это уйдут месяцы, особенно если учесть, что мои люди -
новички. Я начну с азбуки.
- Отличная мысль! Однако, Мартинус, прими совет: положись на
помощников, отдохни! У тебя такой вид, словно ты месяц не высыпался.
- Вообще-то, так оно и есть. Но какой отдых, без меня все
остановится! Кроме того, надо обеспечить реализацию, заинтересовать
учителей, воспитателей... Все приходится делать самому. И есть еще одна
идея.
- Что?! Снова замыслил какую-то дикую...
- Спокойней, спокойней, Томасус, держи себя в руках. Я хочу печатать
еженедельную сводку новостей.
- Послушай, Мартинус, не зарывайся. На тебя ополчится вся гильдия
писцов! .. И вообще, рассказал бы ты о себе побольше. Самый загадочный
человек в городе! Меня все спрашивают...
- Ну так говори, что ты в жизни не встречал никого занудливее.
В Риме оказалось около сотни писцов. Возможную неприязнь с их стороны
Пэдуэй нейтрализовал хитрой уловкой: нанял их всех в качестве репортеров,
предложив несколько сестерций за интересную информацию о текущих событиях.
Когда пришло время собирать материал для первого номера, Мартин
обнаружил, что необходима строжайшая цензура. Например, одна из полученных
заметок была такого содержания:
"Наш безнравственный и развратный городской правитель Гонорий был
преследуем в среду утром по Широкой дороге юной девой с мясницким тесаком.
Так как трусливого негодяя не обременяла даже видимость одежды, он легко
оторвался от погони. Это уже четвертый скандал за месяц, вызванный
аморальным поведением градоначальника. По слухам, группа разгневанных
отцов, чьих дочерей Гонорий обесчестил, взывает к королю Теодохаду с
мольбой найти на него управу. Впрочем, надо надеяться, в следующий раз,
когда за гнусным распутником будут гнаться с ножом, Гонорию не спастись."
Да, подумал Пэдуэй, кому-то наш славный правитель явно не по душе...
Но как бы ни правдиво были изложены события, в Риме еще не приняли закона
о свободе печати, и ничто не защитит издателя от знакомства с городской
камерой пыток.
Поэтому в первом восьмиполосном выпуске о девах с мясницкими тесаками
ничего не говорилось. Там была масса безобидной информации, короткая поэма
- творение писца, возомнившего себя вторым Овидием, - написанная Мартином
передовица, в которой он выражал надежду, что римлянам его газета
покажется полезной и интересной, и небольшая статья, также написанная
Мартином, о нравах и повадках слонов.
Пэдуэя переполняло чувство гордости, когда он разворачивал шуршащие
страницы пробного оттиска, и даже обилие опечаток не испортило ему
настроения, В заметке о горожанине, смертельно раненном грабителями на
Соляной дороге, заурядное наречие превратилось в непристойное слово. Но
при тираже в двести пятьдесят экземпляров правку нетрудно внести пером и
чернилами.
Мартин вдруг задумался о важности собственной роли в этом мире. Ведь
это его могли зарезать на Соляной дороге! .. Тогда не было бы печатного
станка, не было бы никаких изобретений, которые еще предстояло сделать, -
жди, пока к ним приведет естественный ход неторопливого технического
прогресса...
Пэдуэй назвал газету "Римское время" и пустил ее в продажу по десять
сестерций. К его удивлению, тираж разошелся мгновенно, а потом еще долго
Фритарик отгонял от дверей опоздавших.
Каждый день писцы приносили свежую информацию, Пухлый розовощекий
молодой человек вручил Мартину заметку, начинающуюся с крупно выведенного
заголовка:
"КРОВЬ НЕВИННОЙ ЖЕРТВЫ НА РУКАХ ЧУДОВИЩНОГО ЗЛОДЕЯ
ГОНОРИЯ, НАШЕГО ГОРОДСКОГО ПРАВИТЕЛЯ.
Из достоверных источников стало известно, что Аврелий
Гальба, на прошлой неделе распятый за убийство, был мужем
женщины, которой давно и безуспешно домогался похотливый
козел Гонорий. Во время суда над Гальбой многие отмечали
шаткость улик..."
- Эй! - воскликнул Мартин. - Не ты ли автор другой заметки: о Гонории
и деве?
- Я, - гордо сказал писец. - Почему ее не опубликовали?
- Интересно, вышел бы тогда следующий номер моей газеты?
- О, признаться, я не подумал...
- Что ж, учти на будущее. Эту историю тоже нельзя использовать. Но ты
не огорчайся, она хорошо сделана: хлестко, завлекательно... Откуда у тебя
информация?
Писец улыбнулся.
- Прислушиваюсь к тому, что люди говорят. А что не слышу я, слышит
моя жена. Женщины обожают поболтать за игрой в триктрак.
- Чертовски жаль, что я не смею вести колонку городских слухов! -
посетовал Пэдуэй. - У тебя задатки настоящего газетчика. Как твое имя?
- Георгий Менандрус.
- Грек?
- Мои родители греки; я - римлянин.
- Хорошо, Джордж, надолго не пропадай. Когда-нибудь мне понадобится
толковый помощник.
Пэдуэй нанес конфиденциальный визит хозяину сыромятни.
- Когда нужна следующая партия? - спросил дубильщик.
- Через четыре дня.
- Невозможно. К этому времени у меня будет только пятьдесят листов,
причем впятеро дороже.
- Почему?! - ахнул Мартин.
- Твой первый заказ практически исчерпал все городские запасы. Все,
что было у меня и что я сумел купить. В Риме не осталось шкур и на сто
листов, Да и готовить их долго...
- А если расширить твою мастерскую, можно выйти на две тысячи листов
в неделю?
Дубильщик покачал головой.
- Перерезать всех коз в Центральной Италии?,.
Пэдуэй был вынужден признать свое поражение. Восковку, по сути,
делали из отходов сыромятного производства. Крупный заказ попросту
взвинтит цены. Хотя в Древнем Риме наука "экономика" была неизвестна,
закон спроса и предложения действовал там с такой же неумолимостью.
Значит без бумаги все-таки не обойтись. И,второй выпуск газеты сильно
задержится.
Пэдуэй отправился к валяльщику: велел измельчить несколько фунтов
белой материи и изготовить самое тонкое полотно, о котором когда-либо
слышали. Валяльщик послушно изготовил нечто похожее на исключительно
толстую и рыхлую промокашку. Пэдуэй терпеливо настоял на более тщательном
измельчении, потребовал прокипятить массу перед валянием и прогладить
после. Выходя из мастерской, он заметил, как валяльщик многозначительно
постучал себя по лбу. Но в результате неоднократных проб и ошибок
получилась бумага столь же годная для письма, как туалетная.
Настал кульминационный момент. Капля чернил разбежалась по бумаге с
резвостью туристов, обнаруживших у костра гадюку. Пэдуэй тяжело вздохнул и
попросил валяльщика изготовить еще десять полотен, добавляя в варево
разные широкораспространенные вещества: мыло, оливковое масло... Тут
валяльщик пригрозил бросить дело. Мартину с трудом удалось его уломать -
пообещав существенно повысить расценки. Наконец, к огромному облегчению
заказчика и мастера, добавки клея решили проблему.
К выходу второго номера газеты Пэдуэй уже не волновался из-за
нехватки бумаги. Иная мысль заняла освободившийся было участок мозга,
ответственный за беспокойство: что делать, когда разразится Готская война?
В его истории она двадцать лет терзала Италию. Каждый мало-мальски
значительный город был по крайней мере единожды осажден или захвачен; Рим
потерял до половины своих жителей в битвах и эпидемиях. Если повезет
выжить, можно стать свидетелем завоевания Италии лангобардами и полного
уничтожения римской цивилизации... Все это чудовищно препятствовало его
планам.
Несмотря на попытки встряхнуться, Пэдуэем овладела тоска. Возможно, в
мрачном настроении виновна была и погода: два дня подряд лил дождь, и все
в доме пропиталось влагой. От сырости помог бы огонь - но на улице было
слишком жарко. Мартин предался хандре и уныло смотрел в окно на печальный
пейзаж.
Из такого состояния его вывел Фритарик, приведший в комнату коллегу
Томасуса, Эбенезера-еврея - благодушного, хрупкого на вид старца с длинной
белой бородой.
Эбенезер отжал бороду, стянул через голову плащ и спросил:
- Куда его, чтобы не накапать, драгоценный Мартинус? Ах, благодарю!
Шел по делу и решил заглянуть, если не возражаешь. Томасус говорил, что у
тебя очень интересно.
Пэдуэй был рад возможности отвлечься от мрачных мыслей и с
удовольствием показал старику свое хозяйство.
Эбенезер задумчиво посмотрел на Мартина из-под густых бровей.
- Теперь я верю, что ты из чужого края. Из чужого мира даже! Взять
хотя бы твою арифметику - она изменила всю систему банковского учета...
- Что?! - воскликнул Пэдуэй. - Откуда тебе известно?..
- Как! - удивился Эбенезер. - Томасус продал секрет мне и Вардану.
