несколько пустых любезностей, отвесил низкий поклон и ретировался.
ГЛАВА 7
Когда Пэдуэй вернулся в Рим, то сразу же поспешил узнать, как дела в
газете. С первым номером, вышедшим в его отсутствие, все оказалось в
порядке. 0 втором, только что отпечатанном, Менандрус загадочно молчал, а
затем, с ликующим блеском во взоре, сообщил, что хозяина ждет потрясающий
сюрприз. Так оно и было. Пэдуэй заглянул в пробный оттиск и обомлел. На
первой полосе шел обстоятельный рассказ о взятке, которую Сильверий, новый
папа римский, дал королю Теодохаду, чтобы обеспечить свое избрание.
- Черт побери! Ты спятил?! Надо же было додуматься такое напечатать!
- А что? - пролепетал Менандрус. - Это ведь правда.
- Правда, правда! .. Хочешь, чтобы нас повесили или сожгли на костре?
Церковь и так относится к нам с подозрением. Даже если узнаешь, что
епископ содержит двадцать любовниц, держи язык за зубами!
Менандрус шмыгнул носом, смахнул слезу и громко высморкался в тогу.
- Прости, хозяин, я хотел тебя порадовать... Ты не представляешь
себе, как трудно было раздобыть факты об этой взятке... Между прочим,
такой епископ есть. У него, конечно, не двадцать любовниц...
- Ну и молчи! Слава Богу, номер еще не вышел.
- Вышел, хозяин.
- Что?!
На истошный вопль Пэдуэя в комнату вбежали несколько
рабочих-печатников.
- Джон-книгоноша только что забрал первые сто экземпляров.
Джон-книгоноша едва не умер от страха, когда Пэдуэй, весь в грязи от
многодневного путешествия, галопом пронесся по улице, спрыгнул с лошади и
схватил его за руку. Кто-то заорал: "Воры! Разбойники! На помощь!
Убивают!" - и Мартину пришлось успокаивать сорок разгневанных римлян.
Откуда ни возьмись появился солдат-гот,протолкался через толпу и
требовательно вопросил, что тут происходит. Некий гражданин указал на
Пэдуэя пальцем:
- Я сам слышал, как он пригрозил перерезать несчастному горло, если
тот не отдаст свой кошелек!
Даже арестованный, Пэдуэй не выпускал руки Джона-книгоноши, от испуга
утратившего дар речи. Мартин беспрекословно последовал за готом, но,
удалившись от толпы, увлек солдата в копону, угостил хорошенько его с
Джоном и попытался все объяснить. Гот оставался непреклонен, несмотря на
протесты пришедшем в себя торговца книгами, пока Пэдуэй щедро не одарил
его. Дело было улажено; приходилось только расстраиваться, что кто-то тем
временем успел украсть оставленного на улице коня.
Зажав бесценные газеты под мышкой, Пэдуэй поспешил домой. Домочадцы
восприняли утрату лошади философски.
- Ничего, хозяин, - сказал Фритарик. - Старая кляча все равно и гроша
ломаного не стоила.
Узнав, что первая линия телеграфа через неделю должна заработать,
Пэдуэй приободрился и лихо осушил кружку бренди. После тяжелого дня голова
у него закружилась, и, когда Фритарик затянул свою любимую песню, он
хриплым голосом стал подтягивать:
Земля дрожит,
Когда герои скачут,
И вороны крылами
Солнце прячут,
И копья ныряют
В безбрежное море...
Поганому трусу
Сегодня горе...
Джулия принесла ужин; сам себе удивившись, Мартин игриво шлепнул ее
по мягкому месту.
После сытной еды его потянуло в сон. Фритарик уже дрых без задних ног
на коврике перед входной дверью (что ни в коей мере не помешало бы вору
спокойно хозяйничать в доме), и Пэдуэй поплелся наверх в свою спальню.
Едва он начал раздеваться, как в дверь постучали.
- Фритарик?
- Нет. Это я.
Пэдуэй нахмурился и открыл дверь. В полумрак комнаты, плавно
покачивая широкими бедрами, вплыла Джулия из Апулии.
- Что тебе надо, Джулия?
Девушка посмотрела на него с искренним удивлением.
- Мой господин желает, чтобы я произнесла это вслух? Так не принято!
- Ты о чем?
Она хихикнула.
- А! - догадался Пэдуэй. - Виноват, ошиблись номером... Ну, давай,
давай, пошла отсюда!
Джулия растерялась.
- Хозяин... хозяин не хочет меня?
- Вот именно. По крайней мере, в этом смысле.
Ее губы задрожали, по щекам скатились две крупные слезинки.
- Я тебе не нравлюсь? Ты думаешь, я недостаточно хороша для тебя? ..
- Я думаю, что ты хорошо готовишь. Все, хватит. Спокойной ночи.
Девушка засопела, всхлипнула и вдруг в голос зарыдала:
- Только потому, что я из деревни... ты и не смотрел на меня...
никогда не звал... а сегодня ты был таким милым... я думала... я думала...
У-у-у-у!
- Ладно, ладно, успокойся... Ради Бога, перестань реветь! Садись. Я
дам тебе выпить.
После первого глотка бренди Джулия громко чмокнула губами и вытерла
слезы.
- Хорошо, - блаженно пролепетала она. - Ты хороший. Любовь хорошая,
Мужчине нельзя жить без любви. Любовь... Ах!
Джулия совершила телом змееподобное движение, казалось бы немыслимо
для девушки с ее фигурой. Пэдуэй выпучил глаза и громко сглотнул.
- Дай-ка бутыль, - проговорил он. - Мне тоже надо выпить.
Через некоторое время Джулия вновь подала голос.
- Ну, теперь мы займемся любовью?
- Э-э... скоро. Да, полагаю, скоро. - Пэдуэй икнул. Потом посмотрел
на крупные босые ступни девушки и сдвинул брови, - Только - ик! - еще одну
минуту, моя тяжеловесная дриада. Давай-ка взглянем на твои ноги. - Ее
подошвы были черными. - Нет, не годится, 0, нет, просто исключено, моя
похотливая амазонка. Такие ноги - непер... непреодолимое психологическое
пр... пр-пятствие.
- Чего?
- Омоем нижние конечности, о жрица любви!
- Я не понимаю!
- Неважно, я сам не понимаю... Суть в том, что тебе сперва надо
вымыть ноги.
- Этого требует твоя вера?
- Скажем так. Ч-черт! - Пэдуэй свалил кувшин и чудом поймал его на
лету. - Ну-с, моя царица благовоний...
Джулия хихикнула.
- Ты самый хороший мужчина на свете! В жизни ничего подобного не
слышала...
Пэдуэй разлепил веки и сразу все вспомнил. Самочувствие было
отличное. Он настороженно прислушался к своей совести. Та тоже чувствовала
себя превосходно.
Мартин потянулся и сел, склонившись над девушкой, занимавшей две
трети его не слишком широкого ложа. От резкого движения сползло покрывало
и обнажились большие груди Джулии, а между ними - кусочек ржавого железа,
подвешенный на спускавшейся с шеи веревочке. По ее словам, это - гвоздь из
креста святого Андрея...
Пэдуэй улыбнулся. К перечню простейших механических новшеств, которые
он собирался ввести в быт, еще бы добавить еще пункт-другой. Ну а пока...
Из густой поросли волос под мышкой Джулии появился мохнатый серый
паучок размером с булавочную головку. Светлый на фоне золотисто-коричневой
кожи, он медленно полз...
Пэдуэй вскочил с постели и, весь скривившись от отвращения, торопливо
натянул одежду, забыв даже умыться. В комнате смердело. Рим, должно быть,
притупил его обоняние, иначе он давно заметил бы этот неприятный удушающий
запах...
Проснулась Джулия. Мартин что-то неразборчиво пробормотал и выбежал
за дверь.
Два часа он провел в публичных банях. Вечером робкий стук Джулии
вызвал громкие крики и категорическое приказание убираться прочь и больше
не подходить к его комнате. Девушка подозрительно засопела; тогда Пэдуэй
выскочил на порог.
- Еще раз всхлипнешь, и ты уволена! - рявкнул он и с треском
захлопнул дверь.
Джулия повиновалась, но с тех пор кидала на него по вечерам злобные
взгляды.
Возвращаясь в воскресенье из Ульлиевой библиотеки, Пэдуэй застал у
своего дома безмолвную толпу зевак. Он внимательно оглядел дом и не увидел
ничего такого, что могло бы привлечь внимание.
- Скажи, незнакомец, - обратился Мартин к ближайшему мужчине, -
почему вы так странно смотрите на мой дом?
Мужчина молча окинул его взглядом, и толпа стала медленно - по двое,
по трое - расходиться.
В понедельник не явились два работника. К Пэдуэю подошел Нерва и,
робко кашлянув, сказал:
- Полагаю, тебе следует знать, достойный Мартинус... Вчера, как
обычно, я был на обедне в церкви архангела Гавриила...
- Ну?
- Отец Нарциссий читал проповедь о колдовстве - говорил о людях,
которые прибегают к помощи демонов и пользуются нечестивыми
приспособлениями. Очень странная была служба. По-моему, он имел в виду
тебя, хозяин.
Пэдуэй встревожился. Конечно, нельзя исключить случайности, но он был
уверен: Джулия решила снять с души грех совокупления с колдуном и
исповедалась. Первая проповедь привела верующих поглазеть на логово
нечистой силы. Еще две или три...
Толпы религиозных фанатиков Мартин боялся больше всего на свете -
оттого, безусловно, что их мыслительные процессы разительно отличались от
его собственных. Он вызвал Менандруса и попросил собрать информацию об
отце Нарциссии.
Сведения оказались из рук вон плохи - с точки зрения Пэдуэя. Отец
Нарциссий был одним из самых уважаемых священнослужителей Рима. Честный,
щедрый, справедливый, бесстрашный, без малейшего пятнышка на репутации -
что само по себе делало его выдающимся церковником.
- Джордж, - задумчиво проронил Пэдуэй, - кажется, ты упоминал о
епископе, который содержит любовниц...
Менандрус ухмыльнулся.
- Это епископ Болоньи, хозяин. Один из дружков папы: больше времени
проводит в Ватикане, чем у себя в епархии. У него две содержанки - то
есть, о двух известно достоверно. Ни для кого не секрет, что почти каждый
епископ имеет любовницу. Но сразу двух! .. Отличная выйдет история для
газеты.
- Может быть. Пиши. Сделай ее сенсационной, но не отступай от фактов.
Отпечатай три или четыре пробных оттиска и хорошенько их спрячь.
Чтобы добиться аудиенции у епископа Болоньи, который, по счастью, был
в Риме, потребовалась неделя. Епископ оказался великолепно одетым
вельможей с красивым бескровным лицом. За его слащавой улыбкой угадывался
тонкий извращенный ум.
Пэдуэй поцеловал епископу руку, и после обмена любезностями началась
легкая, ни к чему не обязывающая беседа, Мартин разглагольствовал о благой
деятельности церкви и о своих скромных усилиях способствовать ей при
каждой возможности.
- Вот к примеру... Известно ли Вашему преосвященству о моей
еженедельной газете?
- Да, я читаю ее с удовольствием.
- Надо заметить, что за работниками моими необходим глаз да глаз, ибо
в похвальном рвении собирать новости они иногда совершают ошибки. Я
поставил целью делать газету чистую и целомудренную, достойную войти в
любой дом, чтобы не сопровождало ее даже тени скандала! Хотя порой это
значит, что весь номер приходится писать самому. - Он горестно вздохнул. -
Ах, грешные люди! Поверите ли, Ваше преосвященство, встречаются опусы,
полные клеветы на деятелей церкви! Вот недавно попалась мне чудовищная
выдумка. - Пэдуэй достал пробный оттиск. - Боюсь показывать, дабы
праведный гнев Вашего преосвященства в адрес этого мерзкого плода больного
воображения не обрек меня на вечные муки в адском пламени.
- Не страшись, сын мой. Священнослужителю многое приходится повидать
на своем веку. Только сильные духом способны в наше время посвятить жизнь
Господу.
Епископ прочитал оттиск, и на его ангельское лицо пало печальное
выражение.
- О, несчастные, слабые смертные! Прости им, Господи, ибо не ведают
они, что творят... Назови мне имя того, кто это написал, сын мой, - и я
помолюсь за него.
- Это дело рук некоего Маркуса, - ответил Пэдуэй. - Я немедленно
прогнал его, разумеется. Ибо не потерплю тех, кто не предан Церкви
