Привстал Баратынский:
-- Сергей, Дмитрий Васильевич готовил группу, он руководит
непосредственно операцией. Все учтено, вплоть до прикрытия акции. Я
координируюсь с Ремеслуком и его соколами. Контроль над обеими базами --
"Заветами Ильича" и "Дубками" надо устанавливать одновременно.
Оставалось только согласиться. Конечно, лучше, если бы с самого начал
Ремеслук доверил мне "сыграть" группу Баратынского, притереть людей друг к
другу. Но если эту роль отвели Самохвалову -- руководству виднее. Хотя,
честно говоря, я не подозревал, что мне предстоит поучаствовать в операции в
роли боевика.
Ладно, понять Ремеслука и Баратынского тоже можно: в таких делах каждый
на учете и людьми не раскидываются.
-- И еще, Сергей Иванович...
Ничто в самохваловской манере говорить и держаться не напоминало о
выпитом.
-- Для нас этот бой -- быть может, самый важный из всех, которые были.
Как говорил генерал Лебедь, не к ночи он будь помянут, -- за Державу обидно!
В общем, если бы не были уверены в себе -- не расслаблялись бы.
... Пусть слова про Державу первым сказал не Лебедь, а Луспекаев (опять
же -- "Белое солнце пустыни!"), главное -- в другом. За два с лишним часа,
пока продолжалось странное застолье, я убедился, что этим людям (не говорю о
себе) предстоит действительно самый важный бой. Бой, который они не имеют
права проиграть.
Я слушал их тосты-истории и вслушивался в себя. Всех нас роднило,
пожалуй, одно: каждый из присутствовавших был солдатом эпохи проигранных
войн. От Афганистана до Чечни. Все мы так или иначе участвовали в войнах,
начатых маразматичными старцами и нефтяными магнатами, кремлевскими
кокотками и придворными фаворитами. Все эти войны были проиграны бездарными
полководцами, сданы в угоду интересам очередных толстосумов и политиканов.
У каждого из нас была когда-то своя война, но сегодня -- одна на всех.
Единственная, которую мы считали достойной и справедливой: война за право
быть хозяином на своей земле, за свою униженную и опущенную страну, а не за
некое абстрактное государство, не умеющее, да и не желающее защищать своих
граждан.
... Если вдуматься... кем сочли бы нас офицеры былых поколений, будь
они хоть "белыми", хоть "красными"! Что они сказали бы, услышав последний
тост, произнесенный в эту ночь?..
Как было у них? За что воевали они?
..."За веру, царя и отечество!"... "За Русь святую!"... Или: "За власть
Советов!"... "За Родину, за Сталина!"...
Шли годы, менялись лозунги, но суть оставалась, на самом деле, прежней.
И мы пришли к ней же. Но мы росли, взрослели в другое время. Во время, когда
не слагалось од и не служилось молебнов во славу русского оружия... Когда
верность своей стране стала чуть ли не пороком, а предательство возвели в
ранг высшей доблести и добродетели.
И потому наш последний, общий тост-девиз звучал грубо и не лирично:
-- ЗА ВСЮ Х...НЮ!
Мы воздадим за всю х... ню -- вам, пришельцы. За всю грязь, кровь и
подлость, которую вы принесли с собой в чужую для вас, не принадлежащую вам
землю.
ГЛАВА 17
Незабываемое, наверное, зрелище со стороны: боевой вертолет,
ощерившийся пулеметами и ракетными установками, с Красным Крестом и надписью
"Неотложная медицинская помощь" на борту, медленно поднимается в воздух со
двора спецклиники и зависает над ночным, спящим Чертаново.
Ворота больницы открываются, и на пустынную московскую улицу
вываливается, отчихиваясь неотработанным топливом, "шестьдесят девятка".
Танк, в отличие от "мирного" вертолета, имеет самый что ни на есть
воинственный вид. Он окрашен в сочно-зеленый цвет, на башне его довольно
умело намалеваны полумесяц и девиз -- "На Крэмль!"
Увидев в первый момент эти художества, я решил, что бойцы Баратынского
переусердствовали от избытка эмоций. А все оказалось проще: ушлый Ремеслук,
пользуясь своими обширными связями, раздобыл для экипажа справки о том, что
"шестьдесят девятка" -- всего лишь муляж для кино, направляющийся ныне на
съемки чеченской эпопеи Невзорова "Чистилище-2".
Не знаю, как это удалось полковнику, но справки скрепляли такие
солидные печати и подписи, что беспрепятственный проход по Москве и
пригородам танку был гарантирован.
Итак, к трем ноль пяти утра я и все шестнадцать бойцов Баратынского,
полностью экипировались и заняли места в машинах согласно расчету. Юрий
Викторович, как и говорил, остался в офисе мичуринской клиники
координировать операцию с Ремеслуком.
Самохвалов, командир группы, занял кресло пилота "Акулы", я уселся
рядом с ним. Ветеран Вьетнама надел наушники и показал, чтобы я сделал то же
самое. Остальные парни с большей или меньшей степенью комфорта разместились
в утробе "борта".
Васильич пощелкал клавишами на приборном пульте, и наша "Неотложка",
пару раз дернувшись, взмыла вверх. Выше, выше... Я посмотрел вниз: маленькие
человечки под нами оседлывали "тэшку", еще можно было разглядеть, что головы
наездников украшали зеленые повязки. По всей видимости, для того, чтобы в
случае проверки ВАИ или ППС, бойцы полностью соответствовали киношному
антуражу.
"Акула" застыла в воздухе, ее довольно сильно потряхивало. Повисев так
с десяток секунд, она норовисто дернула носом к земле и, задрав хвост, резво
взяла с места. Да-а, все-таки прав я: пить не надо, тем более, перед самой
операцией! Как иначе объяснить, что Самохвалов, налетавший свою первую сотню
часов еще в небе Куангбиня, дергал сейчас машину, словно какой-нибудь
приготовишка с ускоренных пилотских курсов?
-- Непривычно немного... Одно дело теория, другое -- практика, --
пробурчал в наушниках самохваловский бас, -- Не над Чертаново же было
тренировочные полеты совершать!
-- Сейчас, сейчас... все будет тип-топ...
Спокойствие и уверенность "вьетнамца" передались машине. "Вертушка", из
принципа дернувшись еще разок, подчинилась воле пилота. Через полчаса мы
зависли невдалеке от цели. Весь полет Самохвалов переговаривался с экипажем
танка, и только минут за пять до подлета установил режим радиомолчания.
К цели "Акула" и танк подкрались почти одновременно, и теперь
"шестьдесят девятка", затаившаяся в перелеске возле "Заветов Ильича", ждала,
когда Васильич подойдет поближе и распесочит своими НУРСами минное поле.
-- Иншалла! -- нарушил наконец тишину Самохвалов, дав сигнал к началу
атаки, и бросил "борт" к самому краю предполагаемого минного поля.
... Боевик, дежуривший на базе за пультом электронного перехвата,
быстро среагировал на неожиданно оглушительный шум винтов и чье-то
приветствие. Он сразу нажал аларм-кнопку, подав сигнал тревоги и поднимая
весь лагерь в ружье...
-- ЕСТЬ ЗАХВАТ ЦЕЛИ, БЛ...!
Радостный вопль Ремеслука, раздавшийся в наушниках, заставил меня
вздрогнуть.
-- А-а, "тамагочи" ремеслуковская! -- хмыкнул Васильич и нажал на
гашетку.
Один за другим три НУРСа пропахали землю у пионерлагеря, но взрывов
раздалось на порядок больше. Это детонировали мины -- "ловушки", МОН-200,
усиленные артиллерийскими снарядами.
Раз, два, три... Очередные три НУРСа расчистили коридор перед лагерем.
В него, выскочив из леска, лихо ломанулась "шестьдесят девятка". Самохвалов
бросил вертушку вверх...
Я щелкнул кнопкой ДТТ на пульте. ДТТ -- десантный телескопический трос
-- довольно непривычная для меня штука американского, кажется, производства.
По пять тросов с каждого борта приготовились принять десантников, о чем
сообщила надпись, вспыхнувшая на пульте: "система активирована". Самое
классное в этом штатовском ДТТ -- материал, которым покрыты тросы --
десантироваться можно, не перебирая руками, а просто соскальзывая вниз на
землю, не боясь обжечь руки. Выигранные секунды -- спасенная жизнь.
-- ЕСТЬ ЗАХВАТ, БЛ...! -- снова проорал в наушниках электронный
Ремеслук.
Теперь Самохвалов поливал из крупнокалиберных пулеметов склад ГСМ и
"чеховскую" казарму. Парни в "вертушке" подобрались, приготовились вступить
в бой сразу после огневой обработки точек.
Я едва успел взглянуть вниз, увидеть мечущиеся в огне тени боевиков,
как пилот рванул машину вверх. Под нами громыхнуло. "Вертушка" не успела
набрать высоты и пламя, поднявшееся от взорванного склада ГСМ, опалило ее
белый борт. Ударная волна тряханула "неотложку", подбросила вверх...
-- А ну-ка, еще разок, ребята... Чтоб вам работы поменьше было!
Самохвалов снова бросил вертолет на цель, спустил гашетку...
-- Спасибо за использование нашей установки! -- проверещал в наушниках
кокетливый женский фальцет, -- Магазины пусты. Патроны закончились.
-- Хренов "говорун", -- ругнулся Васильич, -- Ну, вперед, ребята, с
Богом!
Мы вывались из вертушки. Внизу полыхал пожар. Вот когда пригодились
"сферы": они защитили лица от огня.
Пятеро во главе с вымпеловцем Сенниковым устремились к казарме
боевиков... Танк-ветеран уже вовсю утюжил "чехов", отчаянно оборонявших
бомбоубежище-казначейство... Наша пятерка быстро рассыпалась по территории
лагеря. В обязанность нам вменили подчистку объекта после работы танкового
десанта и сенниковских парней, ликвидацию стихийно вспыхивающих очагов
сопротивления.
-- "Один в поле", "Один в поле", объект "ноль" -- прошипело в моем ухе.
Послание означало, что группе, штурмующей духовское казначейство, срочно
нужна поддержка. Я и еще трое парней откинули "сферы" и, нацепив ПНВ-89 --
приборы ночного видения, бросились к бомбоубежищу.
Метрах в ста от казначейства стоял танк и хищно поводил в стороны
пушкой, контролируя возможные мишени. "Тэшка" была сейчас, однако,
практически беспомощна: любым выстрелом, пулеметной очередью можно задеть
своих, смешавшихся с последними защитниками бомбоубежища. Теперь все решал
непосредственный контакт.
Что и говорить, преимущество было на нашей стороне. Численный перевес
ничего не дал "чехам", его быстро свел на нет шквальный огонь "вертушки" и
танка. Теперь духи, не успевшие оснаститься "ночниками", ослепленные и
обожженные, медленно, но верно сдавали позиции одну за другой.
-- Черный-один, объект под контролем, -- прокашлялся наушник.
Парни Сенникова взяли казарму.
-- Черный-ноль, понял -- отозвалась "вертушка" руководителя группы.
-- Зубр-один, объект под контролем!
-- Черный-ноль, понял!
Ребята под командой "альфовца" захватили и контролировали то, что
осталось от склада боеприпасов и ГСМ.
Наше вмешательство в штурм казначейства окончательно сломило "чехов",
последние двое легли прямо на пороге бомбоубежища, так и не успев
воспользоваться своими "борзами". Ворвавшись по трупам ко входу
казначейства, мы закинули внутрь с десяток шумовых гранат. Обычные не
использовали: очень уж не хотелось, чтобы хоть часть складированных там
денег пострадала.
На удивление, из самого бункера не раздалось ни стона: видимо, духи и в
казарме, и в бомбоубежище с самого начала атаки поддались стадному инстинкту
и вывалили наружу. Нам повезло. Окопайся они на подземных этажах казармы,
займи грамотную оборону в бункере -- и выкурить их было бы непросто.
-- Черный-два... Один в поле... объект под контролем.
-- Черный-ноль, понял.
Через минуту "Черная Акула" опустилась на территории бывшего
пионерлагеря "Заветы Ильича". Со стороны складов, казармы и от нас к
руководителю группы Самохвалову побежали трое, чтобы скоординировать
дальнейшие действия и уточнить число потерь.
