вычерченные умелой рукой, верит каждому изгибу, вкусно показывает...
Не то, что Марк - мимоходом, стесняясь - кривули на клочках, может
так, может наоборот...
- И что?
- Я обычный маленький пачкун, к тому же старый и неисправимый.
Аркадий сказал это спокойно, даже без горечи в голосе.
- Так и сказал? - изумился Марк.
- Он мне все объяснил. Никаких чудес. Наука защитила свои устои от
маленького грязнули. А так убедительно было, черт! Оказывается,
проволочка устала.
- Марат технарь, пусть мастер, но страшно узкий. Спросите его об
общих делах, он даже не мычит, он дебил! - Марк должен был
поддержать Аркадия. - К тому же, каждый день под градусом.
- Он уже год как "завязал", строгает диссертацию, хочет жениться. Не
спорьте, я пачкун. Может, все мы такие - мечтатели, бездельники и
пачкуны... Но это меня не утешает. Ладно, давайте пить чай. Хату я
вам завещаю.
Аркадий заварил не жалея, чай вязал рот. - Я понял, - с непонятным
воодушевлением говорил он, - всю жизнь пролежал в окопе, как солдат,
а оказалось - канава, рядом тракт, голоса, мир, кто-то катит по
асфальту, весело там, смешно... Убил полвека, десятилетия жил
бесполезно... К тому же от меня не останется ни строчки! Что же это
все было, зачем? Я не оправдываюсь, не нуждаюсь в утешении, нет...
но как объяснить назначение устройства, износившегося от бесплодных
усилий?!.. Возможно, если есть Он, то Им движет стремление придать
всей системе дополнительную устойчивость путем многократного
дублирования частей? То есть, я - своего рода запасная часть. К
примеру, я и Глеб. Не Глеб, так я, не я, так он... Какова
кровожадность, вот сво-о-лочь! Какая такая великая цель! По образу и
подобию, видите ли... Сплошное лицемерие! А ведь говорил... или
ученики наврали?.. - что смысл в любви ко всем нам... Мой смысл был
в любви к истине. Вам, конечно, знакомо это неуемное тянущее под
ложечкой чувство - недостаточности, незаполненности, недотянутости
какой-то, когда ворочается червь познания, он ненасытен, этот
червяк... А истина ко мне даже не прикоснулась! Она объективная,
говорите, она общая, незыблемая, несомненная для всех? Пусть
растакая, а мне не нужна! Жизнь-то моя не общая! Не объективная!
Кому она понятна, кроме меня, и то... Из тюремной пыли соткана, из
подозрений, страстей, заблуждений... еще несколько мгновений... И
все?.. Нет, это удивительно! Я ничего не понял, вот сижу и вижу -
ну, ничегошеньки! - Аркадий всплеснул руками, чувство юмора
вернулось к нему. - Зачем Богу такие неудачники! Я давно-о-о
догадывался - он или бессердечный злодей, или не всесилен, его
действия ошибками пестрят.
7
Марк слушал, и думал о своем. Ему ясно было, что он погибает, вместе
с этим беднягой, ничуть не лучше его... лишается уважения тех
немногих, кто стоял за спиной, к кому он обращался в трудные минуты
- мать, Мартин... Он становится никем, теряет облик, расплывается
туманным пятном - и вынужден искать новую опору, уже ни на кого не
полагаясь, никому не веря...
- Как выпал в первый раз этот чертов осадок, я с ума сошел, потерял
бдительность, - с жаром продолжал старик. - Представляете -
прозрачный раствор, и я добавляю... ну, чуть-чуть, и тут, понимаешь,
из ничего... Будто щель в пространстве прорезалась, невидимая - и
посыпался снег, снежок, и это все чистейшие кристаллы, они плывут,
поворачиваются, переливаются... С ума сойти... Что это, что? Откуда
взялось, что там было насыщено-пересыщено, и вдруг разразилось?..
Оказывается, совсем другое вещество, а то, что искал, притеснял
вопросами, припирал к стенке, допрашивал с пристрастием - оно-то
усмехнулось, махнуло хвостиком, уплыло в глубину, снова неуловимо,
снова не знаю, что, где... Кого оно подставило вместо себя
неряшливому глазу? Ошибка, видите ли, в кислотности, проволочка
устала... Тут не ошибка - явление произошло, ну, пусть не то, не то,
сам знаю - не то!
Марк с жалостью воспринимал этот восторженный и безграмотный лепет,
купился старик на известную всем какую-нибудь альдолазу или
нуклеазу, разбираться - время тратить, в его безумном киселе черт
ногу сломит, все на глазок, вприкуску, приглядку... А еще бывший
физик! Не-е-т, это какое-то сумасшествие, лучше бы помидоры
выращивал... "А ты сам-то?.." Он будто проснулся, а вчерашняя беда
не испарилась, подчиняясь детскому желанию, снова здесь... "Я сам-то
кто?.." И вдруг неожиданно для себя сказал:
- Я уезжаю, дней на десять, туда, к себе. Дело есть.
- А-а-а, дело... - Аркадий понимающе кивнул, и снова о своем:
- Я тут же, конечно, решил выбросить все, но к вечеру оклемался,
встряхнулся, как пес после пинка, одумался. Ведь я образованный
физик, какой черт погнал меня в несвойственную мне химию, какие-то
вещества искать в чужой стороне? Взяться без промедления за
квантовую сущность живого! Ну, не квантовую, так полуквантовую, но
достаточно глубокую... Или особую термодинамику, там и конь не
валялся, особенно в вопросах ритмов жизни. Очистить от шульцевских
инсинуаций, по-настоящему вцепиться, а что...
Ничего ты не понял, ужаснулся Марк. Но тут же закивал, поддерживая,
пусть старик потешится планами.
8
- Я вам открою еще одну тайну. Домик первая, теперь вторая. -
Аркадий смешком пытается скрыть волнение. - У меня есть рукопись,
правда, еще не дописал. Когда я... ну, это самое... - старик
хохотнул, таким нелепым ему казалось "это самое", а слово "умру"
напыщенным и чрезмерно громким, как "мое творчество". - Когда меня
не станет, - уточнил он, - возьмите и прочтите.
- Как вы ее назвали? - Марк задал нейтральный вопрос, его тронула
искренность Аркадия.
- Она о заблуждениях. Может, "Энергия заблуждений"?.. Еще не знаю.
Энергия, питающая все лучшее... Об этом кто-то уже говорил... черт,
и плюнуть некуда!.. Я писал о том, что не случилось, что я мог - и
не сотворил.
- Откуда вы знаете?..
- Послушайте, вы, Фома-неверующий... Когда-то старик-священник
рассказал мне историю. Он во время войны служил в своей церкви.
Налетели враги, бомбили, сровняли с землей весь квартал, все
спалили, а церковь устояла. Когда он после службы вышел на улицу, а
он не прервался ни на момент, увидел все эти ямы и пожары вместо
жилищ, то ему совершенно ясно стало, что Бог церковь спас. "Мне
ясно" - говорит, глаза светлые, умные - знает. Тогда я плечами
пожал, а теперь точно также говорю - знаю, сделал бы, если б не
случай. Знаю.
- Аркадий... - хотел что-то сказать Марк, и не смог.
9
Они беседовали до глубокой ночи, погас огонь, покрылись белесой
корочкой угли. Аркадий вовсе развеселился:
- Пора мне здесь огурцы выращивать. Чуть потеплеет, сооружу теплицу,
буду на траве колоть дрова, выращу кучу маленьких котяток - и прости
меня наука. Вот только еще разик соберусь с силами - добью раствор,
там удивительно просто, если принять особую термодинамику; я как-то
набросал на бумажке, надо найти... Может, нет в ней таких красот,
как в идеальных да закрытых системах... Обожаю эти идеальные, и
чтобы никакой открытости! Как эти модные американцы учат нас -
расслабьтесь, говорят... Фиг вам! не расслаблюсь никогда, я запреты
обожаю!.. Шучу, шучу, просто система открыта, через нее поток, вот и
все дела, и как никто не додумался!
Марк слушал эту безответственную болтовню, сквозь шутовство
слышалось ему отчаяние. И, конечно, не обратил внимания на
промелькнувшую фразу про потоки, открытые системы... Лет через
десять вспомнил, и руками развел - Аркадий, откуда?.. целое
направление в науке... Но Аркадия уже не было, и той бумажки его, с
формулами, тоже.
Они оделись, вышли, заперли дверь. Сияла луна, синел снег, чернели
на нем деревья. Аркадий в своем длинном маскхалате шел впереди,
оглянулся - с прозрачным щитком на лице он выглядел потешным
пришельцем-марсиянином:
- А-а-а, что говорить, всю жизнь бежал за волной...
Таким он и запомнился Марку, этот веселый безумный старик:
- ... я всю жизнь бежал за волной...
Ч А С Т Ь Т Р Е Т Ь Я
Глава первая
1
Снова поезд толкает в плечо, тронулись, едем с удобствами, не так,
как когда-то... Грохочущие огромные вагоны тащились всю ночь,
надолго замирая у пустынных перронов, посреди поля, где только
фонарь да черная дуга шлагбаума. Несло туалетной вонью, спали на
третьей багажной полке, но чаще сидели всю ночь, читали стихи. И
Марк читал, хотя никогда не понимал суровых ограничений формы - он
во всем искал только смысл...
Наблюдая когда-то за исчезновением кристаллика иода - струйкой дыма,
он решил, что именно так надо жить: исчезнуть без следа,
превратившись в статьи, книжные строчки, дела... Сейчас, как он ни
старался, не мог вспомнить тех нескольких строк в старой книге,
которую ему дали подержать в руках; осталось только ощущение
исчезающей между пальцами мягкости потертых страниц - многие
перелистывали, читали, и забыли, кто такой Мартин. Книга забылась,
зато перед глазами маячила кепка с нелепой пуговкой, висели, не
доставая до пола, ноги в стоптанных башмаках - гений восседал на
высокой табуретке... да в воздухе витали звуки скрипучего голоса,
доносящего несколько обращенных к Марку добрых слов... Мартин
превратился в книжную строчку, которую забыли, и в его, Марка,
память, недолговечную, хрупкую... Жизнь бессмысленна и никчемна,
если тонны, пуды лучших устремлений гниют и пропадают!.. Он вспомнил
мясокомбинат, огромный зал, в начале которого сгрудились тревожно
мычащие коровы, а в другом конце спускают на эстакаду плотно
спрессованные кипы шкур... Теперь он видел в этой картине новый
смысл.
2
И заснул, опустив небритое лицо на чистую салфетку с фирменным
рисунком балтийской чайки.
Его неуклюжие подслеповатые мысли, конечно, покажутся наивными
человеку, стоящему на прочном фундаменте, твердо знающему, кто он
такой и к чему стремится. Хотя я не люблю таких, их вросшую в землю
основательность; в жизни, как в фигурном катании, лучше приземляться
на одну ногу... Мы глубже своего представления о себе. Тем более,
интересней того плоского среза времени, в который нас угораздило
вляпаться благодаря озорному случаю. И совсем не все знатные
пленники, заложники вечности, сколько нас, безымянных, копошащихся
во мраке, отчаянно сбивающих масло из обезжиренного молока. Из
темноты мы растем, из темноты... Какое такое предназначение! Из
столкновений больших случайностей рождается вся эта суета, редкие
искры и густая пыль будней.
Бывает, правда, кому-то повезет - с самого начала знает о себе
нечто, или догадывается?.. Например, что рожден быть зажигальщиком
свечей. Появился... а в мире к тому времени перевелись свечи. Но,
ура! судьба милостиво позволяет проявить себя - вы механик при
машине, и тут свечи, правда, несколько другие... Кто
приспосабливается, кто забывает... А некоторые бросаются всех
убеждать, что надо выкинуть новейшие источники света, вернуться к
свечечке! Этих себялюбцев обычно затаптывают, проходя по своим
делам. А иногда они-таки насаждают свечи, и это ад кромешный...
Наконец, кое-кто создает свой домашний маленький культик, алтарь,
поддерживает горение. Смотришь - свечи снова в цене, а потом и мода,
или даже авангард, который, убегая от банальности, наталкивается на
забытое... Человек глубже мира, хотя поразительно мало знает о себе,
и, что еще поразительней - знать не хочет, а стремится
соответствовать времени и случайным обстоятельствам. Может,
неспроста? - суровые требования к действительности - соответствовать
нашим пристрастиям и наклонностям - слишком уж дорого нам обходятся.
Спокойней и безопасней искать широту в своей глубине, ведь даже
средневековое дитя, закинутое в наше время, нашло бы в нем
какой-нибудь свой интерес... Но некоторых призывать к разумности
бесполезно: и сами ничего не понимают, и жить как все не хотят!
Жизнь наша такова, какой ее себе представляем... Марку жизнь теперь
представлялась узким коридором, отделяющим от широкого поля
возможностей, и он бежит, бежит, уже с отчаянием, теряя надежду, что
хотя бы мелькнет перед ним это поле - в провале, бойнице, домашнем
