Произнес тихо, спокойно и вдруг взорвался:
- Сами будем искать! И найдем, черт их побери! Найдем без всякой милиции.
- Гриша, ну что ты кричишь! - укоризненно сказала Ольга. - Расскажи
толком.
- Когда ты идешь в отпуск? - немного успокоившись, спросил он.
Озадаченная таким вопросом, Ольга пояснила, что театр закрывается через
неделю, но она будет свободна уже через три дня, так как не занята в
спектакле, которым закрывается сезон.
- Ты можешь отменить свою поездку на Урал?
- Могу, - все больше недоумевая, ответила Ракитина. - Я, правда, уже
купила туристскую путевку, но ее в любой момент можно сдать обратно.
- Очень хорошо. Тогда мы совершим свадебное путешествие по Таманскому
полуострову.
- Гришенька, - чуть не плача, взмолилась Алка, - расскажи ты толком все
по порядку!
И Проценко рассказал.
...Решетняк провел его к начальнику краевого управления милиции. Кроме
самого хозяина кабинета, здесь сидели еще майор государственной безопасности
и молодая женщина в коричневом форменном костюме с погонами советника
юстиции. Это был тот самый прокурор, с которым Проценко разговаривал по
телефону.
Решетняк представил ей Проценко
- Очень рада, Григорий Анисимович, - познакомиться с вами лично, -
улыбнулась она. - Что же, перейдем прямо к делу.
Хозяин кабинета протянул Проценко лист бумаги.
- Вот здесь, - пояснил он, - напечатан сохранившийся текст посмертного
письма Гудкова. Мы долго обсуждали все возможные версии того, что могло быть
написано еще. То есть, что стерлось в надписи. Чернилами вписан текст,
который нам четверым кажется наиболее правдоподобным. Но далеко не все
пробелы мы заполнили, так как многому не можем найти объяснения.
Проценко прочел:
"Другого выхода нет. Самое ценное удалось спрятать. Клад огромной
ценности, чтобы обнаружить его, ищите решетку. Спрятано на Тамани в местах
нашего лагеря. Ищите решетку. Тогда все станет ясным. Партизаны дарят клад
Родине... коридоре... на берегу Б... долг художника и моего друга Проценко.
Нашедшего книгу прошу сообщить ему о моем завете".
- Значит, вы согласны со мной, что спрятанное нужно искать на Тамани? -
спросил Проценко. Ответил майор государственной безопасности:
- Видите ли, товарищ Проценко, все здесь очень запутанно и непонятно.
Подполковник Решетняк остался при своем мнении: он считает, что искать нужно
в том районе, где погиб Гудков. То есть в хребте Скалистом, в Черных горах
или даже в горах Главного Кавказского хребта. Мы же трое не согласны с ним.
Все-таки факт остается фактом: написано слово "Тамань", К чему оно, если
речь идет о какой-то другой местности?
Проценко считал, что нужно тщательным образом осмотреть на Тамани
временные стоянки отряда Гудкова.
Как он предполагал, решетка, о которой писал Гудков, была звеном
церковного забора. По всей видимости, под этой решеткой хранились
дополнительные указания о том, где искать картины.
Но что означает, упоминаемый в письме "коридор"? Можно было предположить,
что решетка или картины находятся в каком-то коридоре. Тогда надо вести
поиски в городе или поселке. После небольшого пропуска шел текст: "на берегу
Б..."
Григорий Анисимович считал, что это либо берег лимана Большой Кут, либо
берег впадающего в Кизилташский лиман так называемого Бугозского рукава,
старого русла Кубани.
Иначе толковал эти слова подполковник Решетняк, никак не соглашавшийся с
предположением, что Гудков спрятал картины на Тамани. По его мнению, "на
берегу Б" означало на берегу реки Белой. В нижнем или даже хотя бы в среднем
течении Белой Гудков оказаться не мог, следовательно, речь шла о верховьях
реки.
Вот тут-то и была загвоздка: ни на болотистых берегах лимана Большой Кут,
ни на берегах Бугозского рукава, так же как и находящихся на высоте двух с
половиной тысяч метров верховьях Белой, нет и не было никакого жилья.
Где же тогда искать коридор?
Все собравшиеся, кроме Проценко, считали совершенно пустой затеей поиски
на местах многочисленных партизанских стоянок. По их мнению, нужно было
приложить все силы к тому, чтобы как можно быстрее разыскать убийцу Нижника,
который, по всей вероятности, что-то знал о вещах, спрятанных партизанами.
В конце концов художник предложил на свой риск и страх организовать
поиски пропавших картин. А милиция и прокуратура пусть занимаются своим
делом и ищут преступника. Им и карты в руки.
Начальник краевого управления милиции одобрил это предложение.
- Вот что, товарищ Проценко, - сказал он, подумав, - все мы советские
люди, все заинтересованы, чтобы принадлежащие нашему государству культурные
ценности были разысканы. Поэтому давайте искать каждый по-своему. Кто бы ни
нашел - государство, народ выигрывают. Мы будем искать убийцу, но мне бы
хотелось помочь и в ваших поисках.
- Со средствами утрясем, - продолжал полковник. - Я и прокурор - депутаты
краевого совета. Если понадобится, поставим вопрос на исполкоме. Деньги
будут. Я вам дам свою машину, так что подвезете на машине продукты и
снаряжение. Горючим даже снабдим. Подыскивайте людей для экспедиции.
- Хорошо, - согласился Проценко. - А относительно средств, я думаю, что
для такого дела и Союз художников, и краевое управление культуры, и
картинная галерея деньги найдут любые. Да, наконец, и я на днях получил
солидную сумму за свою картину, взятую в Третьяковку.
Пообещав через день сообщить, кого он берет с собой и когда предполагает
выехать, Проценко распрощался.
Они вышли вместе с Решетняком.
- А все-таки, Грицько, напрасно ты едешь на Тамань, - сказал на прощание
Филипп Васильевич: - искать нужно где-то в Скалистом хребте.
- Вы-то, положим, вообще предпочли не искать, - окрысился Проценко. -
Машину дали, и на том спасибо. Ищите уж своих жуликов, а картины как-нибудь
и без вас найдутся.
- Ну, дай бог нашему теляти волка поймати, - спокойно ответил Решетняк. -
Буду только рад, если найдешь.
Обо всем этом и рассказал Проценко Ольге и Алле.
- Конечно, я еду с тобой, Гриша, - выслушав его, сказала Ракитина. - Бог
с ним, с Уралом. Когда-нибудь в другой раз съезжу туда.
- Ты не думав, Оленька, Тамань интересное место. Древнейшие славянские
земли. Тмутараканское княжество... Вообще там есть что посмотреть...
- Да что ты меня агитируешь, чудак! - засмеялась Ракитина. - На Тамани
мне бывать не приходилось, и я с удовольствием поеду, тем более с тобой
вдвоем. Да ведь и машину мне придется вести.
- Как это - вдвоем?.. - не на шутку возмутилась. Алка. - Я тоже еду.
- Ой, прости, мать-атаманша! Не вели казнить; вели миловать. Конечно, ты
тоже едешь. Это лучше всякого лагеря будет.
Аллу извинения Ольги вполне удовлетворили, и она не без заднего умысла
мечтательно проговорила:
- Вот еще если б Шурика Бабенко с собой взять...
- Перестань, пожалуйста, выдумывать глупости! - оборвал ее Проценко. -
Делом будем заниматься, а не играть в казаков-разбойников. Хватит тебя
одной.
К удовольствию Алки, за Шуру вступилась Ольга.
- Не понимаю твоего раздражения, Гриша, - сказала она. - А почему бы не
взять мальчика? Если только мать позволит. Парнишка дисциплинированный,
крепкий. Почему ты думаешь, что в таком деле, как поиски какой-то решетки,
он будет менее полезен, чем я или ты сам? А по-моему, как раз можно взять
Шуру.
- Ну, как знаешь, - махнул рукой Проценко, - только уж избавь меня от
объяснений с его матерью.
- Хорошо, - покорно согласилась Ольга, - я поговорю с ней сама.
Алка ликовала. Она сомневалась, что Магда Феликсовна легко согласится
отпустить от себя сына, но против таких объединенных сил, как Шура, Ольга и
сама Алка, ей вряд ли устоять.
- Кто еще поедет? - спросила Ольга.
- Завтра у нас как раз заседание правления отделения Союза художников, -
ответил Проценко, - я сделаю сообщение о находке иконы Рублева и об
организации поисков других пропавших картин. Я думаю, что желающие принять
участие в поисках найдутся. Нужен один-два человека.
Художники, собравшиеся на заседание, с неподдельным интересом выслушали
рассказ Проценко. До этого они все. уже побывали в картинной галерее и
осмотрели шедевр великого Рублева.
Быстро был решен вопрос об отпуске средств на экспедицию по розыску
пропавших картин.
Поехать с Проценко на Тамань вызвался художник Максим Жмуркин. Проценко
был искренне этому рад.
Жмуркин появился на Кубани года три назад. Пробовал себя в живописи, в
графике, в скульптуре, но все безуспешно. Товарищи объясняли его неудачи
отсутствием хорошей школы. Проценко же был глубоко уверен, что корень зла
просто в отсутствии способностей.
Школы у Жмуркина действительно не было. Он учился до войны в
художественном училище какого-то маленького городка не то в Сибири, не то на
Урале. После войны он в училище не вернулся. Художник Гаев, желчный и
сварливый старик, однажды едко заметил:
- Вам и не стоило, Максим Семенович, возвращаться в училище. Видно, оно
уж очень захудаленькое. Вы о нем никогда и не вспоминаете.
Жмуркин захохотал и совершенно спокойно ответил:
- Вы, товарищ Гаев, раньше только в моих художественных способностях
сомневались, а сегодня и в умственных усомнились? Конечно, учись я в
Репинском институте или в школе Сурикова, так вернулся бы после войны в alma
mater*.
Все засмеялись и долго спорили, что лучше: учиться в слабом училище или
достигать высот мастерства самоучкой, раз уж не удалось попасть в руки
настоящих учителей.
Григорий Анисимович не любил бесталанных людей в искусстве, резонно
считая, что где-либо на другом поприще они были бы более полезны. То, что
Максим Жмуркин бесталанен, для него было очевидно. Тем не менее как человек
он ему нравился. Он был веселым, общительным, никогда не обижался на
критические замечания, даже самые суровые. Крепкий, выносливый, на все руки
мастер, в экспедиции он мог стать незаме-нимым. Кроме того, на фронте он был
шофером и теперь в паре с Ольгой мог бы вести машину. Чтобы отправиться с
Проценко, он даже отказался от очень заманчивой творческой командировки в
Ленинград, кото-рой давно добивался.
- Знаете, Григорий Анисимович, - уговаривал он Проценко после заседания,
- давайте больше никого не брать с собой. Вы, я, Ракитина да двое ребятишек.
Вполне достаточно. Зачем обязательно много народу? В машине не уместимся. Да
и чем меньше людей, тем порядку больше.
Проценко не возражал.
Шура Бабенко, как и следовало ожидать, встретил известие о том, что его
берут в экспедицию на Тамань, восторженно. Кто в пятнадцать лет не мечтает о
путешествиях? А тут даже не просто путешествие, а поиски таинственного
клада.
Однако мать не разделяла его восторгов. Услышав о предполагаемой поездке,
она запретила Шуре выходить из дома и пошла объясняться с Проценко.
Григория Анисимовича она не застала, и ее натиск выдержала Ольга. Магда
Феликсовна говорила, что не допустит, чтобы ее мальчика сбивали с толку. Он
должен провести лето в санатории, а не в каких-то лиманах, где он
обязательно простудится, заболеет малярией, ревматизмом и воспалением
легких.
Не теряя самообладания, Ольга начала терпеливо убеждать Магду Феликсовну.
Алла лучше Ракитиной знала мать Шурика и поэтому не питала надежды на
успех переговоров. Она незаметно выскользнула из комнаты и бросилась к Шуре.
Он был настроен самым решительным образом.
- Алка, нужно достать рублей десять денег. У меня нет, а мать не даст.
- Зачем? - деловито справилась Алла.
- Пошлю телеграмму отцу. Он поможет.
- Пиши, - распорядилась Алла. У меня есть десять рублей.
