оставалось сомнений в том, что на Атаманском - главной базе отряда Гудкова -
никакого тайника нет,
- Пойдем завтракать, - нарушил тягостное молчание Кулибаба, - да и о
шкурах нужно позаботиться, а то пропадут.
- Вы идите, а я еще поищу, - сказал Жмуркин и стал снова выстукивать
стволы и копать землю.
Возня с охотничьими трофеями немного развлекла участников экспедиции.
Только Проценко, раздосадованный первой неудачей, был хмур и, отойдя в
сторону, уселся на полусгнивший ствол поваленной бурей ивы. Он думал о том,
что же делать дальше. Где искать?
Ракитина и ребята обступили Кулибабу, который, ловко орудуя охотничьим
ножом, снимал с кабана шкуру.
В это время, бормоча что-то себе под нос, Христофор Ферапонтович
заканчивал потрошить утку.
- Ну-ка, хлопчики, эвон под ивой накопайте глины, - скомандовал он.
Ребята повиновались.
- А зачем глина? - поинтересовался Васька. - Утку жарить, - пожалуй, даже
с некоторым удивлением ответил Петяшка: неужели, дескать, таких простых
вещей не знаешь!
По виду Васьки нетрудно было догадаться, что он ничего не понял, но
спрашивать не стал, чтобы Петяшка не зазнался,
Христофор Ферапонтович спустился к воде, тщательно промыл утку. Потом
развел глину и, к удивлению Васьки, начал обмазывать ею чистенькую тушку
птицы.
- А разве так можно? - усомнился Васька. - А я думал, что так только
индейцы жарят, Я читал...
- В каких книжках? - заинтересовался Петяшка.
- Эх, ты! - торжествовал на этот раз Васька. - Не знаешь! У Майн Рида, у
Купера.
Обмазанную глиной утку Майборода положил на землю, засыпал слоем сухой
глины, а сверху развел костер.
Лаврентий Кулибаба принес кусок грудинки, ничем не отличавшейся от
домашней свинины. Майборода нарезал мясо кабана на небольшие куски, сложил
их в котелок, крепко посолил, положил туда два стручка красного перца и
повесил над костром.
Лаврентий Кулибаба, Петяшка и вызвавшаяся им помогать Ольга сняли шкурки
с хауса и птиц.
Наконец Христофор Ферапонтович объявил, что полдник готов. Подошел
Жмуркин. Подсел поближе Проценко.
Сначала ели жаренку. Впрочем, ели не все. Ольга Ракитина, Жмуркин и
Васька, никогда не пробовавшие кавказской пищи, взяв по ложке, долго
отдувались, пили воду и второй раз лезть в котелок не отважились.
- Ну и перец! - вытирал выступившие слезы Васька. - Словно горячий примус
проглотил!
К их счастью, утка была без перца, а то бы сидеть им голодными.
- Пища богов! - зажмурился от удовольствия Васька, проглотив первый кусок
охотничьего блюда. - Никогда не ел ничего вкуснее.
Шкуры хауса, кабана и птиц были обработаны, свернуты в аккуратные трубки.
В таком виде они бу-дут отравлены в город, а там препараторы превратят их в
чучела для музея.
Делать на Атаманском было нечего.
- Ну, Грицько, - предложил Кулибаба, - пошли на другие острова. Их тут
богато. До вечера на трех-четырех побываем,
Проценко несколько минут молчал, задумчиво смотря куда-то вдаль. Потом он
снял очки, обвел всех взглядом добрых близоруких глаз и неожиданно сказал:
- Нет, дядя Лаврентий, мы больше никакие острова осматривать не будем.
Надо отправляться в горы Скалистого хребта и искать там.
Жмуркин недоверчиво хмыкнул. Проценко обернулся к нему.
- Я все думал, почему записка адресована именно мне. И вот я догадался, о
какой решетке идет речь. Решетка - это шифр. У меня дома хранится одно
письмо, вернее записка Натальи Гудковой, которая написана этим шифром.
- А ключ к шифру, - оживился Жмуркин, - ключ есть?
- Есть и ключ.
Следование экспедиции по намеченному маршруту прервалось.
НОВАЯ ПРОПАЖА, НОВАЯ НЕОЖИДАННОСТЬ
Проценко выдвинул ящик письменного стола, вытащил объемистую папку и
начал перебирать лежащие в ней бумаги. Не найдя того, что искал, он
просмотрел их снова. Затем стал перелистывать с лихорадочной поспешностью и
снова торопливо выдвигать один за другим ящики стола.
- Украли! - растерянно обведя взглядом обступивших его участников
экспедиции, проговорил он. - Нет ни письма, ни ключа к шифру. Украли.
- Кто мог украсть? - зло закричал Жмуркин. - Ищите. Вы сами куда-нибудь
засунули! Некому красть.
Ольга что было силы сжала руку Жмуркина выше локтя:
- Нельзя так волноваться. Очевидно, украл бумаги тот самый Ванька Каин,
который взял и "Трех мушкетеров".
Жмуркин что-то пробормотал, извинился, нервно закурил.
Проценко подошел к телефону и набрал номер Решетняка.
- Филипп, - сбиваясь заговорил он, - у меня новое несчастье... Я нашел
решетку. Ну, то есть не решетку, а ключ к решетке. Но у меня украли шифр. А
ты, видимо, прав, искать надо в горах, а не на Тамани. Но как быть?
- Откуда ты говоришь? - спокойно перебил его Решетняк.
Узнав, что экспедиция в полном Составе вернулась обратно, Решетняк минуту
помолчал, обдумывая что-то, а потом предложил:
- Вот что: детей оставь дома, а вы все приезжайте ко мне. Тут на месте и
решим, как быть дальше...
- Вот всегда так - как до интересного дойдет, так нашего брата по шапке!
- сетовал Васька, после того как взрослые уехали.
Алла и Шура разом, как по команде, вздохнули.
- А там небось что-нибудь новое, - продолжал ворчать Лелюх, - события
развиваются.
Сам того не подозревая, Васька Лелюх на этот раз оказался провидцем.
В подъезде краевого управления милиции Проценко и его спутников встретила
с заранее приготовленными пропусками Анечка Колесникова.
- Вас просили зайти в комнату двадцать четыре, к завхозу, - обратилась
она к Жмуркину, - там нужно что-то с машиной уточнить. Перерегистрация
знаков, что ли. Вы прямо сейчас зайдите. Как раз и Филипп Васильевич
отлучился.
Разыскав комнату двадцать четыре, Жмуркин без стука толкнул дверь.
Особенно церемониться с завхозом он не собирался.
За столом сидели Решетняк и какой-то майор. На диванчике около стены
расположились два молодых человека в штатском.
- Входите, - повелительно произнес Решетняк, а когда опешивший Жмуркин
сделал несколько шагов вперед, насмешливо добавил: - Что-то вы робки стали,
Коршун.
Жмуркин отпрянул к двери, но только что сидевшие на диване молодые люди
оказались уже позади него. Один из них сдавил запястье правой руки Жмуркина,
а второй быстро и ловко выхватил плоский пистолет из заднего кармана его
брюк.
- Значит, Ваньку Каина из этого пистолета прикончили?
- Я не понимаю вас, - пробормотал Жмуркин. - Кого вы называете Коршуном?
Какое отношение ко мне имеет Ванька Каин?
Решетняк в упор посмотрел на него и сказал:
- Чтоб вы не думали, что я вас беру "на пушку", сюда приведут вашего
друга, который рассказал уже все. Давайте, Потапов.
Один из державших Жмуркина молодых людей выглянул в коридор и крикнул:
- Введите арестованного!
Жмуркин не отрываясь смотрел на дверь.
Два конвоира пропустили впереди себя невысокого, плотного человека с
коротко остриженными черными волосами, сильно тронутыми проседью.
- Слягавил, Князь! - бросился к нему с поднятыми кулаками Жмуркин.
Но Потапов успел схватить его за руки.
- Поганый болтун! - в бешенстве заорал арестованный, и его глаза налились
кровью. - Подвяжи язык!
- Уведите, - кивнул Решетняк конвоирам на арестованного, которого Жмуркин
назвал Князем. - Опростоволосились, Коршун. Думаю, больше вам запираться не
к чему. Знакомьтесь - майор Сомов, Поведет следствие по вашему делу.
Ничего больше не добавив, Решетняк вышел и направился к себе в кабинет.
Подавленное настроение Проценко невольно передалось Ольге. Они сидели с
убитым видом.
Решетняк весело посмотрел на них и спросил:
- Почему такое уныние?
Не поднимая головы, Проценко глухо ответил.
- Несчастье, Филипп. Этот мерзавец Ванька Каин, оказывается, украл вместе
с "Тремя мушкетерами" одно письмо Натальи, а в нем...
Решетняк не дал ему докончить:
- Если ты говоришь о шифрованном письме и ключе к шифру, то их взял я, а
не Ванька Каин.
- То есть как? - изумился Проценко.
- Сейчас, сейчас, - засмеялся подполковник. - Этакий нетерпеливый народ!
Все по порядку расскажу.
- Нужно подождать Жмуркина, - остановил его Проценко, - он больше всех
переживал.
- Пожалуй, Жмуркина ждать не стоит, - улыбнулся Решетняк, - я его только
что арестовал. Кстати, и фамилия его не Жмуркин.
- Как? За что? Не может быть!
- Придется запастись терпением, - ответил Решетняк, - нам пока еще тоже
не все ясно, но думаю, что уже сегодня многое прояснится. Я уверен, что
вечером смогу вам кое-что рассказать. Приходите ко мне сюда в двадцать один
ноль ноль. Сейчас же прошу извинить меня, дорогие друзья, надо принять
участие в допросе Жмуркина и еще одного его приятеля...
ТАЙНА "ТРЕХ МУШКЕТЕРОВ"
В девять часов вечера Проценко и Ольга снова были в кабинете Решетняка.
Филипп Васильевич представил им немолодого майора милиции:
- Знакомьтесь - старший следователь Степан Степанович Сомов. Вот он нам и
расскажет то, что ему известно о Жмуркине, об убийстве Ваньки Каина и о
тайне "Трех мушкетеров".
Майор Сомов опустился в кресло, подождал, пока рассядутся его слушатели,
и начал неторопливый рассказ.
...Вскоре после окончания войны в один из исправительных трудовых лагерей
на Урале поступил новый заключенный. Фамилия его была Коршунов, звали его
Максим. Осужден он был сроком на пять лет за мошенничество.
Попав в тюрьму, Коршунов не утратил своего веселого, общительного нрава.
Он был дисциплинирован, хорошо работал, а по вечерам развлекал заключенных
то пением, то забавными рассказами о своих мошеннических проделках, которыми
начал заниматься чуть ли не с десятилетнего возраста. Но чаще всего в
свободное время Максим рисовал на листке бумаги углем или карандашом
портреты своих товарищей по заключению. Портреты эти в лагере имели большой
успех. Многие удивлялись тому, как Коршунов - в лагере его звали "Коршун" -
ловко и быстро добивается в рисунке портретного сходства.
- Чего ж вы хотите, - улыбался он, слыша возгласы одобрения, - я ведь в
художественном училище занимался. Как раз бы в конце сорок первого окончил,
да война помешала.
В этом лагере отбывал наказание заключенный по кличке "Князь".
Утверждали, что он действительно происходит из семьи каких-то кавказских
князей.
С первых же дней пребывания в лагере Коршунов заметил, что уголовники
боятся немолодого, неразговорчивого Князя и сносят от него любые
притеснения. А он с ними не церемонился: отбирал передачи, заставлял вместо
себя убирать барак, нередко, срывая зло, награждал оплеухами и пинками.
Других заключенных, не уголовников, Князь открыто презирал и ни в какие
сношения, с ними не входил.
Тем удивительнее показалось всем, что этот злобный, скрытный человек
начал водить дружбу с Максимом Коршуном. Князь явно ухаживал за Коршуном,
открыто пытался приблизить его к себе. Он всячески старался почаще
оставаться с Коршуном один на один и подолгу о чем-то с ним разговаривал.
Юркие проныры-карманники однажды решили подслушать, о чем же ведутся эти
оживленные беседы. Удивлению их не было предела: Князь интересовался
картинами. Втихомолку лагерники много смеялись.
Интерес матерого бандита к живописи удивлял и Коршунова, но в конце
концов он решил, что у каждого человека может проснуться интерес к
искусству, даже в самом преклонном возрасте.
Князь же внимательно приглядывался к Коршунову, расспрашивал о "деле", за
которое тот попал в лагерь. Наконец он понял, что Коршун для него "свой" и
таиться перед ним нечего.
- Слушай, Коршун, правду говорят, что есть такие картины, которые
десятки, а то и сотни тысяч стоят?
