пережитки представлений, не укоренившихся в народе. Первым последствием
распадения царства оказалось то, что гурхан Чжулху и Инанч Бильгэ Буку-хан
начали вместе самостоятельную политику, чем парализовали друг друга и
развязали руки своим многочисленным врагам.
Силы кара-киданьского гурхана были полностью скованы необходимостью
удерживать Среднюю Азию, где в это время усилился Хорезм. Эта страница
истории написана достаточно подробно [є5], и на ней мы не будем
останавливаться [*94].
Вернемся к найманам. Западная граница их была надежно прикрыта Алтаем. С
кыпчаками, обитавшими западнее Алтая, найманы установили добрососедские
отношения, и оба народа не беспокоили друг друга. Гораздо сложнее были
отношения на востоке. Центральную часть Монголии населяли кераиты,
принявшие несторианство еще в 1007-1008 гг. История их до XII в. совершенно
не освещена источниками. Первого зафиксированного историей хана - Маркуза
(Марк), носившего титул - Буюрук-хан [є6], легендарная генеалогия выводит
из потомства праматери монголов - Алан-гоа [є7]. Не будем отвлекаться,
проверяя, насколько соответствует легенда истории, для нас важно лишь то,
что кераиты считали себя близкими родственниками монголов. После смерти
монгольского Хабул-хана, прадеда Чингисхана [є8], Маркуз возглавил
кочевников для борьбы с чжурчжэнями, но судьба обошлась с ним предельно
жестоко. Его захватили в плен татары и выдали чжурчжэням. Маркуз погиб,
будучи прибит гвоздями к "деревянному ослу". Датируется это событие началом
50-х годов XII в. [є9].
У Маркуза было два сына: Хурчахус-Буюрук-хан, видимо, возглавил собственно
кераитов, а второй, носивший титул "гурхана" [є10], - союз кераитов с
монголами, потому что с этого времени у монголов появился собственный
государь - Хутула-хаган. Хурчахус умер около 1171 г. [є11], а его
наследник, Тогрул (Тоорил), ознаменовал вступление на ханский престол тем,
что казнил своих дядей. Это вызвало возмущение в народе, и "гурхан" сверг
своего племянника, который обратился за помощью к монголам. Есугэй-баатур,
отец Чингиса, возглавлявший в то время объединение монгольских племен,
пришел на помощь к изгнанному принцу и восстановил его на престоле. Гурхан
бежал на южную окраину Гоби, к тангутам [є12], и там получил от тангутского
правительства место для поселения своих сторонников.
В этом на первый взгляд незначительном эпизоде отразились две линии,
оказавшие влияние на ход исторических событий: государственная,
определенная общеазиатской политикой, и личная, связанная с характером
Тогрула, кераитского хана. Поскольку только сочетание обоих направлений
анализа может прояснить картину исторической действительности, придется
расчленить их и разобрать поочередно.
Около 1170 г. для всех степняков, способных соображать и оценивать
обстановку, было ясно, что над их родиной нависла грозная опасность.
Неукротимые чжурчжэни, основав империю Кинь, т.е. "Золотую", стремились к
тому же, что 500 лет спустя осуществили их потомки, маньчжуры, - к
владычеству над Азией. Но то, что без большого труда осуществили маньчжуры
в XVII в., использовав влияние ламаистской церкви, с которой они
сотрудничали, в XII в. встретило мощное сопротивление несторианской церкви,
уже испытавшей ужас китайских гонений (около 1000 г.). Поэтому все
кочевники, за исключением татар, были настроены против проникновения
чжурчжэней в степь. Даже монголы, отнюдь не христиане, активно поддерживали
несторианский блок. Этих сил было бы достаточно, чтобы остановить
агрессора, тем более что главные силы чжурчжэней увязли в Китае, но в самой
степи возникли помехи, благодаря которым идея активной обороны осталась
неосуществленной.
Разберемся в ситуации. Казалось бы, естественным вождем, вокруг которого
могли бы сплотиться кочевые и оседлые христиане, был кара-киданьский
гурхан, но Елюй Даши умер, а его наследники оказались в русле политики,
направляемой уйгурским купеческим капиталом [є13]
Для уйгуров конфликт с Китаем, какое бы правительство там ни
свирепствовало, был смерти подобен, потому что они богатели за счет
транзитной, караванной торговли и в случае конфликта не получили бы
необходимых им товаров. Поэтому-то они направили удар кара-киданей на своих
мусульманских конкурентов, на Среднюю Азию, и не финансировали их попыток
обратить оружие на восток.
Еще сложнее было положение в Тангуте. Долголетняя война с Китаем стала
традицией вражды, но появление мощной чжурчжэньской армии и слишком
свободное обращение чжурчжэней с договорными обязательствами вынуждали
тангутское правительство пересмотреть ситуацию и поддержать
античжурчжэньские силы как на юге, в Китае, так и на севере, в степи.
Потому-то и был принят ими кераитский гурхан, т.е. претендент на
командование объединенными силами кочевников. Но в самом тангутском царстве
не было единой точки зрения, и сторонник союза с Китаем был казнен по
требованию чжурчжэней в 1168 г., хотя его противники не добились союза с
империей Кинь (Цзинь), против империи Сун и монголов [є14].
Но больше всего мешал объединению кочевников тот самый племенной строй,
который они изо всех сил отстаивали. И тут пора перейти к личным симпатиям
и антипатиям степных вождей, от которых зависела свобода их народов. Ведь
каждый из них, вне зависимости от того, понимал он общую ситуацию или нет,
имел собственные интересы и хотел только, чтобы они совпадали с
общественными. В противном же случае, особенно когда дело шло о жизни,
никто не жертвовал собой, точнее, не давал сопернику убить себя лишь ради
того, чтобы абстрактная степная свобода не стала через десяток-другой лет
жертвой чжурчжэньского властолюбия. Таков был и Тогрул (Тоорил).
НАЙМАНЫ И КЕРАИТЫ
Биография Тогрула сложилась крайне тяжело. В семилетнем возрасте его
захватили в плен меркиты, и ханский сын толок просо в меркитских ступках,
потому что пленников было принято использовать как домашнюю прислугу.
Однако его отец сумел напасть на меркитов и спасти сына. Шесть лет спустя
Тогрул вместе с матерью попал в плен к татарам и пас там верблюдов, но на
этот раз, не дождавшись помощи из дому, бежал сам и вернулся домой. Уже эти
два факта указывают, что в кераитской ставке было неблагополучно. Дважды
пленить ханского сына враги могли только при попустительстве ханских
родственников и вельмож. Это отчасти объясняет ту злобу, которую Тогрул
стал испытывать к своим дядям, злопамятность, повлекшую их казнь.
Свергнутый снова с престола в 1171 г., он обрел свои права лишь при помощи
монгольского вождя Есугэй-баатура, но тут же лишился единственного друга,
который в том же году был отравлен татарами. Даже из этих кратких сообщений
видно, что в кераитской ставке племенное единство было давно утрачено, а
власть держалась на копьях дружинников, направляемых доброй или злой волей
своих вождей. Цементировало же распадающийся на части народ только
вероисповедание, ибо кераиты были окружены с севера язычниками монголами, а
с юга буддистами тангутами. Когда же на западе возникло единоверное
найманское ханство, ситуация еще более обострилась.
Враги Тогрула получили точку опоры. С позиций понимания морали и долга,
самоочевидных в XII в., никто не мог упрекнуть кераитских вельмож за
сочувствие христианскому хану, врагу ненавистных чжурчжэней. В среде
кераитов возникла оппозиция Тогрулу, и Инанч использовал ситуацию в своих
политических целях: заключил союз с сильными северными племенами: ойратами,
жившими на склонах Западных Саян, и меркитами, обитавшими на южных берегах
Байкала. По-видимому, ему удалось привлечь в коалицию даже татар, успевших
поссориться с чжурчжэнями и завести дипломатические отношения с онгутами,
или "белыми татарами", потомками храбрых шато, кочевавших у китайской
стены, между Ордосом и Хинганом.
Тогрул оказался в изоляции и был вынужден искать поддержку у монголов, но
этот народ переживал тяжелую эпоху распада и не представлял уже единого
целого. Большая часть монголов, руководимая родом тайджиутов, находилась в
дружбе с найманами и не спешила на помощь незадачливому кераитскому хану.
Но другая часть, сплотившаяся вокруг сына Есугэй-баатура, Тэмуджина,
принявшего в 1182 г. титул Чингисхана, поддержала Тогрула. Причины столь
неожиданного оборота событий настолько существенны, что нам придется
провести специальный анализ социальных сдвигов, которые их породили. Пока
же ограничимся констатацией того факта, что Тогрул и Тэмуджин пошли даже на
то, чтобы заключить временный союз с Алтан-ханом, как они называли
чжурчжэньского императора, переводя китайское наименование империи Кинь
(совр. чтение Цзинь) на монгольский язык.
В 1183 г. союзники использовали бедственное положение татар, на которых
напали регулярные войска чжурчжэней, чтобы отучить этих грабителей от
постоянных набегов. Тэмуджин и Тогрул ударили по отступавшим татарам, убили
их вождя, разделили пленных и вдобавок получили в виде благодарности за
помощь китайские звания, принятые в чжурчжэньской империи Кинь [є15]. С
этого времени Тогрул стал ваном, а так как слово "ван" - царь - было
кочевникам непонятно, то они прибавили к нему известное слово "хан". Так
получился титул Ван-хан, что европейцами воспринималось как "царь Иван"
[є16] [*95].
Как могли реагировать на это найманы? Только крайне отрицательно! Вместо
христианского союза кочевников, направленного против насильников и
захватчиков чжурчжэней, создался прочжурчжэньский монголо-кераитский блок,
причем оба правителя, Ванхан и Чингисхан, действовали вопреки воле своих
народов. Так, сразу после победы над татарами Чингисхан истребил сильный и
многочисленный род Джурки за то, что они не участвовали в походе, опоздав к
назначенному месту встречи.
Действительно, это была расхлябанность, но монголы не были приучены к
строгой дисциплине и полагали, что смертная казнь целого племени за ее
нарушение - наказание, несоразмерное преступлению. Однако целых 18 лет
напуганные монгольские племена не трогали орду Чингисхана.
Некоторое время в ставке Ванхана было спокойно, но найманские интриги
сделали свое дело. В 1194 г. младший брат его, Эркехара, бежал и передался
найманам, объяснив свое поведение страхом за жизнь. Очевидно, это был вождь
пронайманской партии, потому что Инанч-хан немедленно послал войско в
кераитские кочевья. Никаких боев не возникло; никто не поднял копья против
интервентов в защиту своего хана. Ван-хан, видимо зная настроение народа,
собрал кучку верных людей, тоже не ждавших от найманов добра, и бежал
вместе с ними в Тангут осенью 1196 г. [є17].
Тангутский царь отнесся к кераитскому хану сочувственно. Он снабдил его
пищей и отправил через Уйгурию, т.е. единственной безопасной дорогой, к
кара-киданям. Несмотря на всю мягкость гурхана Джулху, через год Тогрулу
пришлось бежать, причем даже трудно вообразить, что он. будучи гостем,
натворил. В 1197 г. Тогрул снова появился в Тангуте, но, поскольку его
спутники, изголодавшиеся после перехода через пустыню, начали грабить
население, тангуты спровадили гостя обратно и северные степи, куда он
пришел, имея всего пять дойных коз и одного верблюда, из которого он точил
кровь, чтобы не умереть с голоду.
Но тут судьба опять улыбнулась изгнаннику. Сын его старого друга и его друг
- Чингисхан выехал ему навстречу, накормил его и осенью 1198 г. водворил на
престол его отца и деда. Этим Чингисхан упрочил союз с кераитами, потому
что благодарность была одним из качеств кочевников, моральным
категорическим императивом.
Однако многие из сподвижников Тогрула относились к нему весьма отрицательно
и выражали это не стесняясь. По доносу хан узнал о поносных речах и повелел
арестовать участников разговоров. Их привели к нему, но хан ограничился
тем, что укорил виновных в неверности и плюнул каждому из них в лицо. Потом
их отпустили, но один из недовольных, младший брат хана, успел бежать к
найманам и был там хорошо принят. Итак, в степи образовалось два центра:
монголо-кераитский и наймано-меркито-монгольский, ибо часть монголов и
