- Лояном и Чанъанью - и всем Северным Китаем. Вслед за хуннами в Китай
проникли тибетцы, сяньбийцы - муюны и табгачи (то-ба) [є34]. После кровавой
борьбы между собою и с китайцами, оттесненными в бассейн Янцзы, тоба
одержали верх и основали могущественную империю, официально принявшую
китайское название - Вэй. Это государство в глазах кочевого населения
степей было китайским, а в глазах китайцев - варварским. По существу же оно
открыло особый ряд пограничных образований, которые нельзя относить ни к
той, ни к другой культуре, хотя все они [є35] состояли из сочетания
китайских и кочевнических элементов. Но это была уже не родо-племенная
держава, а феодальная империя с условным землевладением, закрепощением
свободного населения и раздачей областей за службу.
С 495 г. в государстве Вэй китайский язык заменил тобаский в управлении, а
сяньбийская одежда и прическа были официально запрещены. Однако все эти
меры не примирили покоренное силой оружия китайское население с чужеземной
властью. Будучи слишком слабыми для организации восстания, китайцы проникли
в администрацию и войско. Постепенно фактическая власть сосредоточилась в
руках воевод китайского происхождения, и в 550 г. они упразднили династию
Вэй, члены которой, включая грудных детей, были изрублены на мелкие кусочки
и брошены в Желтую реку. Китай опять стал китайским, но потомки табгачей,
уже забывшие родной язык, продолжали жить вдоль китайской стены, на границе
со степью.
А в степи в это время возникла новая держава, значительно более
могущественная, чем Хунну. Великий тюркский каганат за короткое время, с
550 по 569 г., объединил степи от Желтого моря до Черного и присоединил к
ним Среднюю Азию, впрочем, с согласия населявших ее согдийцев. Согдийцы
богатели за счет караванной торговли шелком, который они переправляли из
Китая в Европу. Как только тюркские ханы прекратили внутренние войны и
грабежи в степи, согдийцы стали их искренними друзьями и помощниками [*32].
Но совершенно иначе отнеслись к образованию тюркского каганата в Китае, где
в 581 г. власть досталась клике шэнь-сийских магнатов-землевладельцев,
вождем которых был Ян Цзянь, основатель династии Суй [*33]. Программой этой
династии стало восстановление былой мощи империи Хань. а следовательно, и
война с тюрками. Словом, повторилась коллизия 1 в., с той лишь разницей,
что вместо межплеменных усобиц китайские лазутчики (Чжан-сунь Шэн, Фэй Гю)
разжигали распри между удельными князьями тюркского правящего рода.
Следующие три века были наполнены событиями, главным содержанием которых
являлась борьба свободолюбивых кочевников против китайской агрессии. Тюрки
общались с многими народами, но ни Византия. ни Иран. ни тем более
сибирские угры [*34] не пытались подчинить их себе. ограничиваясь
установлением дипломатических связей и охраной собственных границ. В свою
очередь тюрки, вступая в вооруженные столкновения с персами или греками,
преследовали экономические и политические цели, связанные с караванной
торговлей. Эти столкновения были исторически неизбежны, потому что,
объединив Великую степь, тюрки приняли на себя политические задачи народов,
вошедших а Великий каганат [є36].
Совершенно иначе сложились отношения тюрок и Китая, где антитюркские
настроения стали с VI в. доминирующей внешнеполитической тенденцией.
Основной задачей китайских феодалов и чиновников стало установление власти
над Азией, что некогда было целью династии Хань. Они не искали
компромиссных решений и не хотели их. Даже крах династии Суй и бедствия,
перенесенные их страной и народом [є37], не заставили китайских феодалов
отказаться от этой безумной затеи. Побежденные в гражданской войне
собственными пограничными войсками, потомками табгачей, установившими
приемлемый на первых порах и для тюрок и для китайского народа режим
династии Тан, они путем интриг и заговоров повернули политику в привычное
русло, чем вызвали восстания Кутлуга Эльтерес-хана [є38] и Ань Лу-шаня
[є39], снова залившие кровью Китай. В последующем веке (764-861 гг.)
китайцы тщетно пытались удержать ключевые позиции в Великой степи и снова
добиться гегемонии. Уйгуры отстояли независимость своей родины, а тибетцы,
взяв китайские крепости в Шэньси, уничтожили самую возможность реванша. И
хотя ни уйгурское ханство, ни тибетская монархия не пережили династии Тан,
китайская агрессия была остановлена.
В этой жестокой борьбе - объяснение мнимой застойности народов Срединной
Азии. Они не уступали европейцам ни в талантах, ни в мужестве, ни в уме, но
силы, которые другие народы употребляли на развитие культуры, тюрки и
уйгуры тратили на защиту своей независимости от многочисленного, хитрого и
жестокого врага. За 300 лет они не имели ни минуты покоя, но вышли из войны
победителями, отстояв родную землю для своих потомков.
Не менее примечательно общее для всех народов Центральной Азии неприятие
китайской культуры. Тюрки имели свою собственную идеологическую систему,
которую они отчетливо противопоставляли китайской. После падения Второго
каганата в Азии наступила эпоха смены веры. Тогда уйгуры приняли
манихейство, карлуки - ислам, басмалы и онгуты - несторианство, тибетцы -
буддизм в его индийской форме, а китайская идеология не перешагнула через
Великую стену.
СТЕПНОЕ ВИЗАНТИЙСТВО
Когда мы произносим слово "Византия" без каких бы то ни было пояснений и
добавлений, то содержание понятия бывает различным. Может оказаться, что
Византия - это Восточная Римская империя, реликт былого величия, на
протяжении тысячи лет катившийся к упадку. Так понимали термин "Византия" и
Гиббон и Лебо [*35]
[*35] называвший это государство Bas-Empire, а также Владимир Соловьев.
Может быть, под этим термином подразумевается греческое царство, возникшее
как антитеза выродившейся античности, имевшее свои собственные ритмы
развития, свои светлые и теневые стороны. Такой видели Византию Успенский,
Кулаковский и Шарль Диль [*36].
А может быть, Византия просто огромный город, средоточие торговли и
образованности, воздвигшийся на берегах голубого моря и окруженный
выжженными горами, где полудикое население веками пасло коз и снимало
оливки и виноград? Это тоже закономерное понимание термина, но мы в нашей
работе хотим использовать его четвертое значение: Византия- культура,
неповторимая и многообразная, выплеснувшая далеко за государственные
границы константинопольской империи. Брызги ее золотого сияния застывали на
зеленых равнинах Ирландии (Иоанн Скотт Эригена), в дремучих лесах Заволжья
(Нил Сорский и нестяжатели) [*37], в тропических нагорьях вокруг озера Цана
(Аксум) [*38] и в Великой Евразийской степи, о которой и пойдет речь.
В таком понимании термина "Византия" не только город Константинополь и
подвластная ему страна, и даже не только халкедонское исповедание, но
целостность, включающая в себя равно православных и еретиков: монофизитов и
несториан, христиан и гностиков (маркионитов и манихеев, о которых тоже
будет упомянуто). То, что перечисленные течения мысли боролись между собою,
не противоречит предложенному значению термина, ибо идейная, да и
политическая борьба - тоже вид связи, форма развития.
Христианская религиозная мысль с самого момента своего возникновения
растеклась на множество струй, из которых большая часть высохла, а
некоторые превратились в мощные потоки. Небольшая группа иудео-христиан,
т.е. евреев, признавших пришествие Мессии, исчезла без следа. Зато
проповедь апостола Павла, обращенная к просвещенным язычникам, обрела
многих неофитов. Эллинов особенно поразила идея, дотоле им чуждая, о
существовании стихии зла, и они начали трактовать ее по-разному: наиболее
образованные и умеющие мыслить последовательно возложили ответственность за
все несправедливости и несчастья мира на особу, его сотворившую, и с
раздражением назвали ее "демиургом", т.е. ремесленником. Они считали, что
демиург - не очень крупный демон, сотворивший мир и человека (Адама) для
того, чтобы Адам жил в неведении и был для него, демиурга, игрушкой. Но
мудрый змей просветил Адама и помог ему добиться свободы, за что демиург
мучит потомков Адама и Евы.
Это течение мысли положило начало гностицизму, религиозно-философской
концепции, рассчитанной на людей мудрых и образованных (гносис - знание).
Можно опустить описание трех главных направлений гностицизма: египетского,
сирийского и маркионитского (от имени христианского гностика Маркиона) - и
остановиться только на изящной концепции персидского мыслителя Мани (III в.
н.э.), объединившего идеи христианские, зороастрийские и даже индийские.
Мани учил, что существует "беснующийся мрак" - пространство вечной тьмы,
имеющей сгустки еще более темные, чем вмещающая их среда. Эти скопления
мрака движутся беспорядочно, как молекулы в броуновском движении, но
однажды они случайно приблизились к краю своего пространства, к границе
"вечного Света" и попытались проникнуть туда, чтобы омрачить "царство
Света". Против них вышел сражаться носитель светлого начала, которого Мани
называет "Первочеловек" и придает ему качество Ормузда. Силы мрака
победили, растерзали "Первочеловека" и облекли тьмой частицы Света, которые
теперь томятся в плену. На выручку этим частицам, т.е. душам, приходил
Христос, а вслед за ним он, Мани, воплощение Святого Духа,
Параклета-Утешителя. Цель их прихода - освобождение душ от материи -
кристаллизованной тьмы; отсюда вытекает, что все материальное, все, что
привязывает человека к миру и жизни, - греховно.
С этой концепцией боролись христиане, утверждавшие, что создатель мира
благ, а мир, созданный им, прекрасен. В противовес возникли монистические
мысли: неоплатонизм, утверждавший, что материя - ничто (мэон), а мир - это
истечение из божественной Плеромы - полноты всего сущего, и христианский
монизм в учении Оригена, проповедовавшего, что после светопреставления и
Страшного суда по милосердию божьему дьявол будет прощен.
Православная мысль к IV в., усвоив отдельные элементы всех перечисленных
концепций, выкристаллизовывалась в особую философему. Но тогда начались
новые затруднения, уже чисто богословского, а не философского характера,
отразившиеся в жестокой борьбе на вселенских соборах.
Появились четыре направления христианской мысли: арианское -
распространившееся среди германских племен, несторианское - наиболее важное
для нашей темы, монофизитское - возникшее как антитеза несторианству, и
халкедонитское [*39] (от места, где происходил IV собор) - ставшее
господствующим исповеданием Византийской империи.
Вулканом вольномыслия в первые века нашей эры был Передний Восток. В начале
IV в. александриец пресвитер Арий выступил с проповедью, что Христос-Логос
меньше своего отца, ибо он сын и, значит, рожден. Архиепископ Александр и
его диакон Афанасий возражали Арию, указывая, что слово "рожден" к
божественной сущности неприменимо, и обвинили его в ереси Павла
Самосатского, учившего, что Христос был человек, осененный божественной
мудростью. Спор быстро перерос в гражданскую войну, причем одни императоры
поддерживали ариан, а другие - православных. Одновременно проповедовали
свои учения гностики, неоплатоники, митраисты, и все боролись против всех.
Не следует думать, что представители этих учений были неискренни в своих
привязанностях к исповеданиям веры. В те времена потребность в
логически-последовательном мировоззрении была очень острой [є40]
[є40] Конечно, не случайно, что наиболее рационалистические и буквалистские
толкования догмы религии были связаны с антиохийской школой, философские -
с александрийской, а эмоционально-эстетические - с константинопольской, где
эллинский элемент среди населения был преобладающим. Но нам нет
необходимости далее останавливаться на перипетиях религиозной борьбы в
Римской империи, а можно сосредоточить внимание на проникновении этой
бурлящей, раскаленной мысли на Дальний Восток и в бескрайние пространства
Великой степи [є41].
