голове. Противная дрожь била меня.
"Надо успокоиться и взять себя в руки. Рэд умный. Он что-нибудь
придумает."
При мысли о Рэде мне стало легче. "Ничего, как-нибудь обойдется."
Свалившись от усталости на топчан, я незаметно уснула.
Сколько я спала не знаю.
Утро или ночь.
Пробуждение было ужастно. Мучила нестерпимая жажда. Во рту пересохло,
язык стал деревянным, распух, и заполнил весь рот.
В голове бродили обрывки смутных мыслей, но я никак не могла
сосредоточиться.
С трудом поднимаюсь и делаю насколько движений. Все-таки хоть
какое-то движение.
Осматриваю камеру. Голые стены, железная дверь, покрытая толстым
слоем ржавчины, неровный пол... И тишина, могильная тишина.
Мне становится жутко, невыносимо жутко. Лучше что угодно, чем эта
страшная картина. Мне вспоминаютя заживо замурованные. Где-то я читала об
этом.
Хотя бы какой-нибудь звук!
Постучать в дверь?.. Но мои маленькие кулачки не производят никакого
шума. Дверь даже не дрожит, как в каменную стену.
Пытаюь кричать, мой голос тут же глохнет в этом каменном гробу...
Не знаю сколько прошло времени, но мне делается все страшнее и
страшнее. Боже мой! Так можно сойти с ума! И эта тусклая лампочка,
бросающая мертвенный свет, который, кажется, ощутимо давит на все твое
существо...
Но что это? Тишину нарушает какой-то звук... Сначала еле слышный сто
н... Или у меня галюцинация слуха? Но нет, стон становится все сильнее и
сильнее, громче. Откуда он слышится - непонятно. Как он проникает через
эти стены?...
Но стон все громче и громче... И вот дикий нечеловеческий крик
проникает в мой мозг, леденит кровь, останавливает дыхание!... Что это?
Страшный кошмарный сон или жуткая действительность?
А крик все продолжается. Невыносимая мука слышится в этом крике. Я
сжимаю голову руками, зажимаю уши, но крик пронизывает все мое существо,
заставляет вибрировать и натягиватья каждый мой нерв и кажется, я не
выдержу и сама закричу от ужаса...
Шатаясь, добираюсь до топчана и в изнеможении падаю на наго.
Но вот я слышу чей-то хриплый стон, какое-то бульканье, будто кто-то
давится и все смолкает. Наступает мертвая тишина.
Что же это было? Что за кошмар? Ведь кричал, безусловно, человек. И в
то же время, мысль не допускала возможноти, что бы человек так страшно
кричал. Что с ним делали? Очевидно что-то страшное. Все мое тело покрылось
липким, холодным потом. Меня трясло как в лихорадке. Мысли, одна страшнее
другой, проносилиь у меня в голове. Еще одно такое испытание и я сойду с
ума...
Внезапно, возле двери что-то загрохотало. С протяжным скрипом
отворилась дверь и в проеме возникла фигура человека.
С ужасом смотрела я как человек вошел в камеру и остановился у
порога. Лицо его было закрыто капюшоном и лишь прорезы для глаз зловеще
чернели и вызывали непонятный страх.
- Выходите, - произнес скрипучий голос по-японски.
"Вот и дождалась..." - мелькнула у меня мысль.
Поеживаясь и вся дрожа, я вышла в коридор.
Человек в капюшоне прошол вперед и мы двинулись по слабо освещенному
коридору. Шли мы довольно долго и за все время человек не сказал ни слова
и ни разу не оглянулся.
Коридор кончился и мы стали подниматься по лестнице. Один пролет,
другой, третий и снова коридор.
Но не успели мы пройти и двух десятков шагов, как оказались в тупике.
Кругом были стены, окрашенные в серый цвет.
Человек остановился и повернулся ко мне. Волна страха пробежала по
моему телу, вызывая слабость и чувство полной обреченности. Еле держась на
ногах, я плотно прижалась к холодной стене чтобы не упать.
Мой тюремщик пристально взглянул на меня сквозь свой странный капюшон
и, подойдя ко мне вплотную, едва различимым шопотом сказал мне что-то.
Шопот был так тих, что я не расслышала слов и уже было открыла рот чтобы
переспросить, но японец быстро зажал мне рукой рот и снова я улышала
шопот:
- Иди! И молчи о бумажке. Потребуй свидания с Рэдом. Не бойся! Ты им
нужна. Очень нужна и они тебя не убьют. Главное ,что бы не было, молчи!..
Встретишь человека с рассеченным подбородком - ему верь.
С жадностью слушала я каждое слово, будившее у меня надежду а он
торопливо продолжал шептать мне в ухо:
- Ничего не бойся. Терпи, чтобы не случилось. Криков не бойся -
запись на пленку. Понимаешь? Главное, добиться встречи с Рэдом и ни слова
о записке. Помни, всюду и везде есть мирные люди.
При последних словах он крепко сжал мне руку. - На! Возьми это и
хорошенько спрячь!
У меня в руке оказался маленький, обоюдо острый кинжал.
Японец снова зашептал:
- Береги его. Действуй только в крайнем случае. И еще раз помни -
мирные люди есть везде.
Он замолчал и торопливо, но тихо отошел к противоположной стене.
От изумления я оцепенела и только ощущение кинжала в руке доказывало,
что все это правда.
Мое сердце забилось быстрее. Значит, не все еще потеряно.
Переход от смерти к жизни был так резок, что некоторое время я еще не
могла полностью осознать случившегося. Машинально я спрятала кинжал в
складки своего кимоно, вся дрожа от волнения.
Мой спутник замер, выжидая минуту, когда я успокоюсь и, вслед за тем,
сделал мне предостерегающий жест рукой.
Внезапно, прямо передо мной часть стены упала в угол, обнаружив
скрытую за ней маленькую, железную дверь.
Мой спутник нажал какую-то кнопку, глухо задребезжал по ту сторону
звонок, послышалось щелканье запоров и дверь отворилась. За дверью стояла
такая же мрачная фигура, в капюшоне, скрывавшем лицо.
- Что так долго? - проворчала фигура.
- Она еле жива от страха. Всю дорогу пришлось тянуть за руку.
- Там еще не то будет! - зловеще парировал объяснение моего спутника
новый тюремщик.
- Смотрите! Разрыв сердца бывает и от страха!.. А если она... - мой
спутник многозначительно показал на лоб.
- Знаем! Меньше болтай!
Мой новый тюремщик втолкнул меня в новое помещение, дверь
захлопнулась и неопределенный шум и глухое гудение возвестили о том, что
опустившаяся часть стены вновь поднялась, плотно закрыв то место, где
находилась дверь.
Единственный человек, вселивший в меня надежду, оказался по ту
сторону. Снова я предоставлена самой себе. Надеятся было больше не на
кого.
Я осмотрелась. Коридор был светлый и сухой. По полу стелился
прорезиненный мат, делавший шаги совсем не слышными. Несколько масивных
железных дверей с небольшими зарешетчатыми окошечками выходили в коридор.
"Очевидно тюрьма", - подумала я и замедлила шаги у одной из дверей, в
которой совсем не видно было окошечка.
Мой проводник тот час грубо толкнул меня в плечо.
- Иди, иди! Чего стала? Французская проститутка.
При этих словах меня охватила злоба с такой силой, что мне захотелось
воткнуть ему в грудь кинжал.
"Убить, а потом открыть все эти железные двери и выпустить
заключенных!" - мелькнуло у меня в голове, - "Ну, а если там никого нет? А
где ключи? А куда бежать?.."
Искушение убить проводника ослабевало, но все с большей силой ощущала
я муки жажды. Да и голод давал себя чувствовать так, что тошнота
подступала к горлу.
"Скоро ли конец всем этим мукам?" - думала я, ощущая новый прилив
злости. - "Погодите, желтые дьяволы, я еще покажу вам, что значит
французская девчонка!"
Но вот после нескольких переходов и лестниц мы очутились в помещении,
похожем на камеру и на кабинет одновременно. Вся обстановка этой
полукамеры состояла из небольшого письменного стола, пары стульев, сейфа в
углу и широкой деревянной скамьи под стеной. Окон не было. Под потолком
горела яркая лампа.
- Садись! - тюремщик кивнул на скамью.
Усталая от бесконечных переходов и переживаний ни о чем не думая, я с
облегчением опустилась на скамью... и в тот же миг с прозительным криком
вскочила... Вся скамья была усеянна тонкими иголками, мыступавшими на
полтора-два сантиметра над поверхностью и заметные лишь при внимательном
осмотре.
Конвоир захохотал во все горло.
- Отдыхай, отдыхай! Или перина плохая? Ничего, переспишь пару ночей -
привыкнешь.
Кровь бросилась мне в голову и в складках кимоно я нащупала рукоятку
кинжала. Еще мгновение и свершилось бы непоправимое.
Но дверь отворилась и в этот момент в помещение вошол пожилой японец
в очках, в отлично пригнаной военной форме, с кожанной папкой под мышкой.
- Все шутишь? - и неожиданно нанес ему сильный удар по щеке.
"Капюшон" мгновенно вытянулся в струну.
- Еще раз повторится, сам сядешь сюда! - офицер показал на скамейку.
- Господин... - начал было "капюшон ", но офицер прервал его:
- Пшол вон!
Тюремщик щелкнул каблуками и выскочил за дверь. - Простите,
мадмуазель! Здесь произошло недоразумение.
Бросив папку на стол и пододвинув к нему стулья, он вежливо
предложил:
- Садитесь, пожалуйста. Не бойтесь! Стул самый обыкновенный.
- И скамья у вас тоже самая обыкновенная, - со злостью сказала я.
Ягодицы у меня горели, и вовсе не хотелось садиться на какой-то стул.
- Еще раз приношу свои извинения, - сказал офицер. - Солдат будет
наказан.
- Дайте мне воды, - попросила я. - С тех пор, как я нахожусь у вас, у
меня во рту не было ни капли воды.
- И, очевидно, ни куска хлеба, - подхватил офицер. - Это наше
упущение! Сейчас мы все поправим. Присядьте, пожалуйста!
Сквозь свои толстые очки он сочувственно взглянул на меня. Однако, я
очень хорошо понимала его мнимое сочувствие.
"Еще издевается, скотина," - подумала я. - "Ну, погоди!"
- Я хочу пить, - как бы не слыша слов японца, повторила я.
Офицер нажал кнопку, находившуюся на столе, и в ту же минуту
показался "капюшон".
- Ужин для мадмуазель! - приказал офицер.
Несколько томительных минут прошло в полном, тягосном молчании.
Наконец, на столе показался, прекрасно сервированный сытый ужин.
Бутылка вина, и особенно графин холодной прозрачной, чистой воды, привлек
мое внимание прежде всего.
Я протянула руку к графину.
- Одну минуточку! - остановил меня офицер, убирая графин, - сперва -
небольшой уговор. Будете отвечать на вопросы или нет?
Не мигая он глядел на меня сквозь толстые стекла своих очков.
Злость помогала мне выдержать его взгляд.
- Я в ваших руках и ничего не могу поделать. Бороться у меня нет сил,
- вяло проговорила я.
Стекла очков блеснули.
- Я хочу пить. У меня язык не ворочается.
Офицер кивнул головой и налил мне полный стакан чистой, холодной
воды.
О, с каким наслаждением я пила! Ничего вкуснее воды для меня не
существовало. Я выпила один стакан, другой... Какое блаженство! Ах, если
бы я еще могла сесть...
Потом наступила очередь жаренной рыбы, салата, икры, холодного
бифштекса - все я ела торопливо, с жадностью с удовольствием.
Офицер молча наблюдал за тем, как я ем, и казалось, считал каждый
кусок.
Когда я насытилась, офицер молча нажал кнопку, и явившийся солдат
быстро убрал все со стола.
Приятное состояние сытности разлилось по всему телу и очень
захотелось присесть... но, увы, это было невозможно.
Офицер раскрыл папку, уселся поудобнее и приготовился писать, перед
ним лежал лист чистой бумаги и он внимательно смотрел на меня.
Я молчала. Пауза затягивалась. "Что то будет!?" - подумала я.
- Итак, будем молчать, мадмуазель? - прервал, наконец, затянувшееся
молчание офицер. - Не советую. Мы умеем развязывать языки... И не
вздумайте, что только этим... - он кивнул на скамью. - Это только детская
