Бутлером, проверяя бумаги и отсчитывая на счетах.
- Очень рад вас видеть, - сказал Гез после того, как я поздоровался и
уселся. Бутлер слегка улыбнулся, и мне показалось, что его улыбка относится
к Гезу. - Вы были у Брауна?
Я отдал ему письмо. Он распечатал, прочел, взглянул на меня, на
Бутлера, который смотрел в сторону, и откашлялся.
- Следовательно, вы устроились, - сказал Гез, улыбаясь и засовывая
письмо в жилетный карман. - Я искренно рад за вас. Мне неприятно вспоминать
ночной разговор, так как я боюсь, не поняли ли вы меня превратно. Я считаю
большой честью знакомство с вами. Но мои правила действительно против
присутствия пассажиров на грузовом судне. Это надо понимать в порядке
дисциплины, и ни в каком более. Впрочем, я уверен, что у нас с вами
установятся хорошие отношения. Я вижу, вы любите море. Море! Когда
произнесешь это слово, кажется, что вышел гулять, посматривая на горизонт.
Море... - Он задумался, потом продолжал: - Если Браун так сильно желает, я
искренно уступаю и перехожу в другой галс. Завтра чуть свет мы снимаемся.
Первый заход в Дагон. Оттуда повезем груз в Гель-Гью. Когда вам будет угодно
перебраться на судно?
- Я сказал, что мое желание - перевезти вещи немедленно. Почти
приятельский тон Геза, его нежное отношение к морю, вчерашняя брань и
сегодняшняя учтивость заставили меня думать, что, по всей видимости, я имею
дело с человеком неуравновешенным, импульсивным, однако умеющим обуздать
себя. Итак, я захотел узнать размер платы, а также, если есть время,
взглянуть на свою каюту.
- Вычтите из итога и накиньте комиссионные, - сказал, вставая, Гез
Бутлеру. Затем он провел меня по коридору и, открыв дверь, стал на пороге,
сделав рукой широкий, приглашающий жест.
- Это одна из лучших кают, - сказал Гез, входя за мной. - Вот
умывальник, шкап для книг и несколько еще мелких шкапчиков и полок для
разных вещей. Стол - общий, а впрочем, по вашему желанию, слуга доставит
сюда все, что вы пожелаете. Матросами я не могу похвастаться. Я взял их на
один рейс. Но слуга попался хороший, славный такой мулат; он служил у меня
раньше, на "Эригоне".
Я был - смешно сказать - тронут: так теперешнее обращение капитана
звучало непохоже на его дрянной, искусственно флегматичный и - потом -
зверский тон сегодняшней ночи. Неоспоримо-хозяйские права Геза начали меня
смущать; вздумай он категорически заявить их, я, по всей вероятности, счел
бы нужным извиниться за свое вторжение, замаскированное мнимыми правами
Брауна. Но отступить, то есть отказаться от плавания, я теперь не мог. Я
надеялся, что Гез передумает сам, желая извлечь выгоду. К великому моему
удовольствию, он заговорил о плате, одном из наилучших регуляторов всех
запутанных положений.
- Относительно денег я решил так, - сказал Гез, выходя из каюты, - вы
уплачиваете за стол, помещение и проезд двести фунтов. Впрочем, если это для
вас дорого, мы можем потолковать впоследствии.
Мне показалось, что из глаза в глаз Геза, когда он умолк, перелетела
острая искра удовольствия назвать такую сумасшедшую цифру. Взбешенный, я
пристально всмотрелся в него, но не выдал ничем своего удивления. Я быстро
сообразил, что это мой козырь. Уплатив Гезу двести фунтов, я мог более не
считать себя обязанным ему ввиду того, как обдуманно он оценил свою
уступчивость.
- Хорошо, - сказал я, - я нахожу сумму незатруднительной. Она
справедлива.
- Так, - ответил Гез тоном испорченного вдруг настроения. Возникла
натянутость, но он тотчас ее замял, начав жаловаться на уменьшение фрахтов;
потом, как бы спохватясь, попрощался: - Накануне отплытия всегда много
хлопот. Итак, это дело решенное.
Мы расстались, и я отправился к себе, где немедленно позвонил Филатру.
Он был рад услышать, что дело слажено, и мы условились встретиться в четыре
часа дня на "Бегущей по волнам", куда я рассчитывал приехать значительно
раньше. После этого мое время прошло в сборах. Я позавтракал и уложил вещи,
устав от мыслей, за которые ни один дельный человек не дал бы ломаного
гроша; затем велел вынести багаж и приехал к кораблю в то время, когда Гез
сходил на набережную. Его сопровождали Бутлер и второй помощник - Синкрайт,
молодой человек с хитрым, неприятным лицом. Увидев меня, Бутлер вежливо
поклонился, а Гез, небрежно кивнув, отвернулся, взял под руку Синкрайта и
стал говорить с ним. Он оглянулся на меня, затем все трое скрылись в арке
Трехмильного проезда.
На корабле меня, по-видимому, ждали. Из дверей кухни выглянула голова в
колпаке, скрылась, и немедленно явился расторопный мулат, который взял мои
вещи, поместив их в приготовленную каюту.
Пока он разбирал багаж, а я, сев в кресло, делал ему указания, мы
понемногу разговорились. Слугу звали Гораций, что развеселило меня, как
уместное напоминание о Шекспире в одном из наиболее часто цитируемых его
текстов. Гораций подтвердил указанное Брауном направление рейса, как сам
слышал это, но в его болтовне я не отметил ничего странного или особенного
по отношению к кораблю. Особенное было только во мне. "Бегущая по волнам"
шла без груза в Дагон, где предстояло грузить ее тремястами ящиков железных
изделий. Наивно и представительно красуясь здоровенной грудью, обтянутой
кокосовой сеткой, выпячивая ее, как петух, и скаля на каждом слове крепкие
зубы, Гораций, наконец, проговорился. Эта интимность возникла вследствие
золотой монеты и разрешения докурить потухшую сигару. Его сообщение
встревожило меня больше, чем предсказания шторма.
- Я должен вам сказать, господин, - проговорил Гораций, потирая ладони,
- что будет очень, очень весело. Вы не будете скучать, если правда то, что я
подслушал. В Дагоне капитан хочет посадить девиц, дам - прекрасных синьор.
Это его знакомые. Уже приготовлены две каюты. Там уже поставлены: духи,
хорошее мыло, одеколон, зеркала; постлано тонкое белье. А также закуплено
много вина. Вино будет всем - и мне и матросам.
- Недурно, - сказал я, начиная понимать, какого рода дам намерен
пригласить Гез в Дагоне. - Надеюсь, они не его родственницы?
В выразительном лице Горация перемигнулось все, от подбородка до
вывернутых белков глаз. Он щелкнул языком, покачал головой, увел ее в плечи
и стал хохотать.
- Я не приму участия в вашем веселье, - сказал я. - Но Гез может,
конечно, развлекаться, как ему нравится.
С этим я отослал мулата и запер дверь, размышляя о слышанном.
Зная свойство слуг всячески раздувать сплетню, а также, в ожидании
наживы, присочинять небылицы, которыми надеются угодить, я ограничился тем,
что принял пока к сведению веселые планы Геза, и так как вскоре после того
был подан обед в каюту (капитан отправился обедать в гостиницу), я съел его,
очень довольный одиночеством и кушаньями. Я докуривал сигару, когда Гораций
постучал в дверь, впустив изнемогающего от зноя Филатра. Доктор положил на
койку коробку и сверток. Он взял мою руку левой рукой и сверху дружески
прикрыл правой.
- Что же это? - сказал он. - Я поверил по-настоящему, только когда
увидел на корме {ваши} слова и - теперь - вас; я окончательно убедился. Но
трудно сказать, в чем сущность моего убеждения. В этой коробке лежат карты
для пасьянсов и шоколад, более ничего. Я знаю, что вы любите пасьянсы, как
сами говорили об этом: "Пирамида" и "Красное-черное".
Я был тронут. По молчаливому взаимному соглашению мы больше не говорили
о впечатлении случая с "Бегущей по волнами, как бы опасаясь повредить его
странно наметившееся хрупкое очертание. Разговор был о Гезе. После моего
свидания с Брауном Филатр говорил с ним в телефон, получив более полную
характеристику капитана.
- По-видимому, ему нельзя верить, - сказал Филатр. - Он вас,
разумеется, возненавидел, но деньги ему тоже нужны; так что хотя ругать вас
он остережется, но я боюсь, что его ненависть вы почувствуете. Браун
настаивал, чтобы я вас предупредил. Ссоры Геза многочисленны и ужасны. Он
легко приходит в бешенство, редко бывает трезв, а к чужим деньгам относится
как к своим. Знайте также, что, насколько я мог понять из намеков Брауна,
"Бегущая по волнам" присвоена Гезом одним из тех наглых способов, в
отношении которых закон терзается, но молчит. Как вы относитесь ко всему
этому?
- У меня два строя мыслей теперь, - ответил я. - Их можно сравнить с
положением человека, которому вручена шкатулка с условием: отомкнуть ее по
приезде на место. Мысли о том, что может быть в шкатулке, - это один строй.
А второй - обычное чувство путешественника, озабоченного вдобавок душевным
скрипом отношений к тем, с кем придется жить.
Филатр пробыл у меня около часа. Вскоре разговор перешел к интригам,
которые велись в госпитале против него, и обещаниям моим написать Филатру о
том, что будет со мной, но в этих обыкновенных речах неотступно
присутствовали слова: "Бегущая по волнам", хотя мы и не произносили их. Наш
внутренний разговор был другой. След утреннего признания Филатра еще мелькал
в его возбуждении. Я думал о неизвестном. И сквозь слова каждый понимал
другого в его тайном полнее, чем это возможно в заразительном, увлекающем
признании.
Я проводил его и вышел с ним на набережную. Расставаясь, Филатр сказал:
- Будьте с легкой душой и хорошим ветром! Но по ощущению его крепкой,
горячей руки и взгляду я услышал больше, как раз то, что хотел слышать.
Надеюсь, что он также услышал невысказанное пожелание мое в моем
ответе:
- Что бы ни случилось, я всегда буду помнить о вас. Когда Филатр
скрылся, я поднялся на палубу и сел в тени кормового тента. Взглянув на звук
шагов, я увидел Синкрайта, остановившегося неподалеку и сделавшего
нерешительное движение подойти. Ничего не имея против разговора с ним, я
повернулся, давая понять улыбкой, что угадал его намерение. Тогда он
подошел, и лишь теперь я заметил, что Синкрайт сильно навеселе, сам
чувствует это, но хочет держаться твердо. Он представился, пробормотал о
погоде и, думая, может быть, что для меня самое важное - обрести чувство
устойчивости, заговорил о Гезе.
- Я слышал, - сказал он, присматриваясь ко мне, - что вы не поладили с
капитаном. Верно, поладить с ним трудно, но, если уж вы с ним поладили, -
этот человек сделает все. Я всей душой на его стороне; скажу прямо: это -
моряк. Может быть, вы слышали о нем плохие вещи; смею вас уверить, - все
клевета. Он вспыльчив и самолюбив, - о, очень горяч! Замечательный человек!
Стоит вам пожелать - и Гез составит партию в карты хоть с самим чертом.
Велик в работе и маху не даст в баре: три ночи может не спать. У нас есть
также библиотека. Хотите, я покажу ее вам? Капитан много читает. Он и сам
покупает книги. Да, это образованный человек. С ним стоит поговорить.
Я согласился посмотреть библиотеку и пошел с Синкрайтом. Остановясь у
одной двери, Синкрайт вынул ключи и открыл ее. Это была большая каюта,
обтянутая узорным китайским шелком. В углу стоял мраморный умывальник с
серебряным зеркалом и туалетным прибором. На столе черного дерева,
замечательной работы, были бронзовые изделия, морские карты, бинокль, часы в
хрустальном столбе; на стенах - атмосферические приборы. Хороший ковер и
койка с тонким бельем, с шелковым одеялом, - все отмечало любовь к красивым
вещам, а также понимание их тонкого действия. Из полуоткрытого стенного
углубления с дверцей виднелась аккуратно уложенная стопа книг; несколько
книг валялось на небольшом диване. Ящик с книгами стоял между стеной и
