Она дошла с ним до маленькой лестницы, ведущей в "комнату священни-
ка":
- Вот здесь ваша ванная. А теперь прямо наверх.
- "Комната священника"?
- Да. Но привидений в ней нет.
Она встала у окна:
- Вон тут, видите, ему по ночам спускали с крыши еду. Вид красивый,
правда? А весной, когда все цветет, еще лучше.
- Замечательный!
Он стоял рядом с ней у окна, и Динни видела, как его побелевшие от
напряжения пальцы сжимают каменный подоконник. Волна горечи захлестнула
ее. Сколько раз она мечтала о том, как будет стоять здесь бок о бок с
Уилфридом! Она прислонилась к оконной нише и закрыла глаза. Когда, она
их открыла, Дорнфорд, не отрываясь, смотрел на нее. Губы его дрожали,
руки, заложенные за спину, были стиснуты. Девушка направилась к двери:
- Я велю принести и распаковать ваши вещи. Кстати, ответьте мне: вы
сами уплатили издержки?
Он вздрогнул и отрывисто рассмеялся, словно его внезапно перенесли из
трагедии в комедию.
- Я? Нет. Мне и в голову не пришло.
- Вот как? - опять повторила девушка. - Обед еще не скоро, вы успее-
те.
И она сошла вниз по маленькой лестнице.
Верить ему или нет? А какая разница? Она должна была задать вопрос,
он должен был ответить. "Еще одну реку, переплывем еще одну реку!.."
Раздался шум второго автомобиля, и девушка побежала в холл.
XXXVIII
В эту странную субботу, когда всем, кроме Майкла и Флер, было не по
себе, Динни, прогуливаясь с Флер по саду, неожиданно получила ключ к
разгадке тайны.
- Эм говорит, - начала Флер, - что ваши ломают себе голову, кто упла-
тил издержки. По ее словам, вы лично подозреваете Дорнфорда и вам тяжело
чувствовать себя обязанной ему.
- Ничего удивительного. Это все равно как сознавать, что ты задолжала
портнихе.
- Дорогая моя, - сказала Флер, - строго по секрету признаюсь вам:
заплатила я. Роджер пришел к нам обедать и стал сокрушаться, как непри-
ятно направлять счет людям, у которых нет лишнего пенса. Я посоветова-
лась с Майклом и послала Роджеру чек. Мой отец составил себе состояние
адвокатурой, так что все получилось тем более кстати.
Динни вытаращила глаза.
- Видите ли, - продолжала Флер, беря Динни под руку, - после того как
правительство конвертировало заем, мои облигации вскочили на десять
пунктов, так что, даже уплатив девятьсот с лишним, я все равно уже на
пятнадцать тысяч богаче, чем была, а курс все повышается. Я рассказала
вам только потому, что боялась, как бы это не помешало вам выйти за
Дорнфорда. Скажите откровенно, помешало бы?
- Не знаю, - помрачнела Динни. Она в самом деле не знала.
- Майкл говорит, что давно не встречал такого настоящего человека,
как Дорнфорд, а у Майкла острое чутье на людей. Знаете, - Флер останови-
лась и выпустила руку девушки, - я удивляюсь вам, Динни. Вы рождены быть
женой и матерью, - это слепому видно. Конечно, я помню, что вы пережили,
но ведь прошлое мертво и не встанет из могилы. Я-то знаю, - я ведь пере-
жила то же самое. Нужно думать о настоящем и будущем, то есть о нас са-
мих и наших детях. Особенно это нужно вам, потому что вы - воплощение
традиции, преемственности и всякого такого. Не позволяйте воспоминаниям
портить вам жизнь. Простите меня, дорогая, но ваш случай абсолютно ясен:
либо сейчас, либо никогда. А слово "никогда" применительно к вам - слиш-
ком грустная перспектива. Я, конечно, почти лишена морального чувства, -
заключила Флер, нюхая розу, - но зато у меня много здравого смысла, и я
терпеть не могу, когда чтонибудь пропадает даром.
Динни, растроганная взглядом этих карих глаз с необыкновенно яркими
белками, долго молчала, прежде чем ответить.
- Будь я католичкой, как он, я не колебалась бы.
- Монастырь? - иронически подхватила Флер. - О нет! Моя мать католич-
ка, и все-таки - нет. А вы к тому же и не католичка. Нет, дорогая,
единственное решение - семейный очаг. Другое было бы ошибкой. А совмес-
тить оба нельзя.
Динни улыбнулась:
- Мне остается лишь просить прощения за то, что я доставляю людям
столько хлопот. Как вы находите эту Анжель Перне?
За весь субботний вечер Динни не пришлось больше поговорить с Дорн-
фордом: он агитировал соседних фермеров. Но после обеда, когда она вела
счет за четырех игроков, заложивших русскую пульку, он подошел и встал
рядом с ней.
- В доме ликование, - бросила она, приписывая Флер девять очков. -
Как фермеры?
- Самонадеянны.
- Неужели?
- Это еще больше осложняет дело.
- Такая уж у них манера держаться.
- Чем вы занимались сегодня, Динни?
- Собирала цветы, гуляла с Флер, играла с Катом, возилась со
свиньями... Пять на тебя, Майкл, и семь на них. Вот уж подлинно христи-
анская игра: делай партнеру то, что хочешь получить от него.
- Русская пулька! - задумчиво протянул Дорнфорд. - Странно слышать
такое название от людей, еще отравленных религией.
- Кстати, если вы собираетесь завтра к мессе, то до Оксфорда рукой
подать.
- А вы со мной поедете?
- О да! Я люблю Оксфорд и только раз слышала мессу. Езды туда минут
сорок пять.
Он посмотрел на нее таким же взглядом, каким спаниель Фош встречал ее
после долгого отсутствия:
- Значит, в четверть десятого на моей машине...
На другой день, когда она уселась с ним рядом в автомобиле, он спро-
сил:
- Опустить верх?
- Пожалуйста.
- Динни, это прямо как сон!
- Хотела бы я, чтобы мои сны были такими же легкими, как ход у вашей
машины.
- Вы часто их видите?
- Да.
- Приятные или дурные?
- Обыкновенные - всего понемногу.
- А бывают повторяющиеся?
- Один. Река, которую я не могу переплыть.
- А, знаю. Другие видят экзамен, который никак не выдержать. Сны -
безжалостны: они нас выдают. Были бы вы счастливы, если бы смогли во сне
переплыть реку?
- Не знаю.
Они помолчали, затем он сказал:
- Эта машина новой марки: скорости переключаются совсем подругому. Но
вы, наверно, не интересуетесь автомобилями?
- Я просто ничего в них не понимаю.
- А ведь вы несовременны, Динни.
- Да. У меня все получается хуже, чем у других.
- Кое-что у вас получается лучше, чем у любого другого.
- Вы имеете в виду мое умение подбирать букеты?
- И понимать шутку, и быть такой милой...
Динни, убежденная, что за последние два года она была чем угодно,
только не милой, не ответила и сама задала вопрос:
- В каком колледже вы были, когда учились в Оксфорде?
- В Ориеле.
И разговор опять иссяк.
Сено было уже частично сметано в стога, но кое-где оно еще лежало на
земле, наполняя летний воздух благоуханием,
- Боюсь, - неожиданно признался Дорнфорд, - что мне расхотелось идти
к мессе. Мне так редко удается побыть с вами, Динни. Поедем лучше в
Клифтон и возьмем лодку.
- Да, погода такая, что грех сидеть в помещении.
Они взяли влево, миновали Дорчестер и возле Клифтона выехали к склону
извилистой реки. Вышли из машины, наняли плоскодонку, немного проплыли и
пристали к берегу.
- Отличный пример того, как осуществляются благие намерения, - усмех-
нулась Динни. - Намечаем одно, а получается совсем другое, правда?
- Конечно. Но иногда так даже лучше.
- Жаль, что мы не прихватили с собой Фоша. Он готов ездить в чем
угодно, только бы ему сидеть у кого-нибудь в ногах и чтобы его посильнее
трясло.
Ни здесь на реке, где они провели около часа, ни потом они почти не
разговаривали. Дорнфорд словно понимал (хотя на самом деле не понимал),
что в этой дремотной летней тишине, на воде, то залитой солнцем, то за-
тененной деревьями, он становится девушке гораздо ближе, чем раньше.
Динни действительно черпала успокоение и бодрость в долгой лени этих ми-
нут, когда слова были не нужны, а тело каждой порой вбирало в себя лето
- его благоухание, гул и неспешный ритм, его беспечно и беспечально па-
рящую зеленую душу, чуть слышное колыхание камышей, хлюпанье воды и
дальние зовы лесных голубей, доносящиеся из прибрежных рощ. Теперь она
понимала, насколько права была Клер: с Дорнфордом в самом деле можно
молчать.
Когда они вернулись в поместье, Динни почувствовала, что ей не часто
выпадали на долю такие же молчаливые и отрадные утра, как это. Но она
видела по глазам Дорнфорда, что между его словами: "Благодарю, Динни, я
замечательно провел время", - и его подлинными переживаниями - огромная
дистанция. Его умение держать себя в узде казалось ей прямотаки
сверхъестественным. И, как всегда бывает с женщинами, сочувствие скоро
сменилось у нее раздражением. Все, что угодно, - только не эта вечная
принужденность, идеальная почтительность, терпение и бесконечное ожида-
ние! Если все утро она провела с ним вместе, то всю вторую половину дня
старалась избегать его. Глаза Дорнфорда, смотревшие на нее с грустью и
некоторой укоризной, только усиливали раздражение Динни, и она изо всех
сил притворялась, что ничего не замечает. "Экая вредная!" - сказала бы
ее старая няня шотландка.
Пожелав ему спокойной ночи у лестницы, она с искренней радостью заме-
тила, какое растерянное у него лицо, и с не меньшей искренностью обозва-
ла себя скотиной. Она ушла к себе в странном смятении, злясь на себя, на
него, на весь мир.
- А, черт! - пробормотала она, нащупывая выключатель.
Тихий смех заставил ее вздрогнуть. Клер в пижаме курила, забравшись с
ногами на подоконник.
- Не зажигай, Динни. Иди сюда и посиди со мной. Давай подымим в окно.
Три настежь распахнутые рамы смотрели в ночь, простертую под синим
ворсом неба, на котором трепетали звезды. Динни выглянула в окно и спро-
сила:
- Где ты пропадала с самого завтрака? Я даже не заметила, как ты вер-
нулась.
- Хочешь сигаретку? Ты что-то нервничаешь.
Динни выдохнула клуб дыма.
- Да. Я сама себе противна.
- То же было и со мной, - тихо отозвалась Клер, - но теперь стало
легче.
- Что ты для этого сделала?
Клер снова рассмеялась, и смех прозвучал так, что Динни немедленно
задала вопрос:
- Ездила к Тони Круму?
Клер откинула голову, обнажив белую шею:
- Да, дорогая, я побывала у него вместе с нашим фордом. Мы подтверди-
ли правоту закона, Динни. Тони больше не похож на обиженного сиротку.
- О! - сказала Динни и снова повторила: - О!
Голос у сестры был такой теплый, томный, довольный, что щеки девушки
вспыхнули и дыхание участилось.
- Да, как любовник он лучше, чем как друг. До чего же всеведущ закон,
- он знал, чем мы должны стать. А в коттедже у Тони после ремонта очень
мило. Только надо переделать камин на втором этаже.
- Значит, вы теперь поженитесь?
- Как можно, дорогая! Нет, сперва поживем в грехе. Потом посмотрим, а
пока что приятно проведем время и все хорошенько обдумаем. Тони будет
приезжать в город в середине, а я к нему - в конце недели. Словом, все
как по закону.
Динни рассмеялась. Клер внезапно выпрямилась и обхватила руками коле-
ни:
- Я давно уже не была так счастлива. Нехорошо мучить людей. Женщина
должна быть любимой, - она в этом нуждается. Да и мужчина тоже.
Динни высунулась в окно, и ночь постепенно охладила ей щеки. Прекрас-
ная, глубокая, темная ночь! Она задумчиво простерлась над землей, смяг-
чая все контуры. Из звенящей тишины донеслось далекое жужжание, стало
властным гулом бегущего мимо автомобиля. Дини увидела, как фары его на
мгновение сверкнули за деревьями и снова исчезли во мраке. Жужжание на-
чало замирать, и вскоре опять наступила тишина. Пролетел мотылек; с
кровли, кувыркаясь в неподвижном воздухе, плавно спустилось белое голу-
биное перышко. Клер обвила рукой талию сестры:
- Спокойной ночи, старушка. Потремся носами.
Оторвавшись от созерцания ночи, Динни обняла стройное тело в пижаме;
щеки сестер соприкоснулись и взволновали обеих теплотой своей кожи: для
