меня дорогой. Я так давно тебя не видела!
На Хэммерсмитском мосту к Флер вернулось самообладание, которого
внешне она и не теряла. Ока легко болтала на легкие темы, давая Джону
время привыкнуть к ее близости.
- Я езжу туда каждый день к вечеру, делаю там, что нужно, а рано ут-
ром возвращаюсь в город. Так что до Доркинга я всегда могу тебя довезти.
Почему бы нам не видеться изредка? Мы же друзья, Джон?
- Наши встречи не особенно-то способствуют счастью, Флер.
- Милый мой, что такое счастье? Если можно без вреда наполнить свою
жизнь, почему не делать этого?
- Без вреда?
- Рафаэлит считает, что у тебя жуткая совесть, Джон.
- Рафаэлит нахал.
- Да, но умный нахал. Ты и правда изменился, у тебя раньше не было
этой морщинки между глазами, и челюсть стала очень уж мощная. Послушай,
Джон, милый, будь мне другом, как говорится, и давай больше ни о чем не
думать... Всегда с удовольствием проезжаю Уимблдонский луг - за него еще
не взялись. Ты купил эту ферму?
- Почти.
- Хочешь, поедем через Робин-Хилл? Посмотрим на него сквозь деревья.
Может, вдохновишься, напишешь поэму.
- Никогда больше не буду писать стихов. С этим покончено.
- Глупости, Джон. Тебя только нужно расшевелить.
Правда, я хорошо веду машину? Ведь я только месяц как выучилась.
- Ты все хорошо делаешь, Флер.
- Говоришь, точно тебе это не нравится. Ты знаешь, что мы никогда с
тобой не танцевали до этого вечера в Нетлфолде? Доведется ли еще ког-
да-нибудь потанцевать?
- Вероятно, нет.
- Джон-оптимист! Ага, улыбнулся! Смотри-ка, церковь! Тебя тут крести-
ли?
- Меня вообще не крестили.
- Ах да. Ведь это был период, когда к таким вещам относились серьез-
но. Меня, кажется, два раза мучили - и в католическую веру, и в англи-
канскую. Вот я и получилась не такая религиозная, как ты, Джон.
- Я? Я не религиозен.
- А по-моему, да. Во всяком случае, у тебя есть моральные устои.
- В самом деле?
- Джон, ты мне напоминаешь вывески на владениях американцев: "Стой. -
Гляди. - Берегись. - Не входи!" Ты, наверно, считаешь меня ужасно легко-
мысленной.
- Нет, Флер. Куда там! Ты имеешь понятие о прямой, соединяющей две
точки.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ты знаешь, чего хочешь.
- Это тебе рафаэлит сообщил?
- Нет, он только подтвердил мою мысль.
- Ах, вот как? Не в меру болтлив этот молодой человек. Он развивал
тебе свою теорию, что женщине нужна чужая душа, а мужчина довольствуется
телом?
- Развивал.
- Он прав?
- Обидно с ним соглашаться, но, пожалуй, отчасти и прав.
- Ну, так я тебе скажу, что теперь есть сколько угодно женщин, кото-
рые держат свою душу при себе и довольствуются чужими телами.
- Ты из их числа. Флер?
- Может быть, еще что спросишь? Вон Робин-Хилл! Источник песен и ска-
заний о Форсайтах стоял среди деревьев, серый и важный; заходящее солнце
косо освещало фасад, зеленые шторы были еще спущены.
Джон вздохнул.
- Хорошо мне здесь жилось.
- Пока не явилась я и не испортила все.
- Нет, это кощунство.
Флер дотронулась до его плеча.
- Ужасно мило с твоей стороны, Джон, голубчик. Ты всегда был милый, и
я всегда буду любить тебя - совершенно невинно. Роща хороша. Гениальная
мысль, осенила бога - создать лиственницы.
- Да. Холли говорит, что дедушка больше всего любил здесь рощу.
- Старый Джолион - тот, который не женился на своей возлюбленной, по-
тому что у нее была чахотка?
- Этого я никогда не слышал. Но он - был чудесный старик, мои родите-
ли его страшно любили.
- Я видела его карточки. Пожалуйста, не отрасти себе такого подбород-
ка, Джон. У всех Форсайтов они такие. Подбородка Джун я просто боюсь.
- Джун редкий человек.
- Ой, Джон, до чего ты благороден!
- Это плохо?
- Просто придает всему невероятную серьезность в мире, который того
не стоит. Нет, Лонгфелло можешь не цитировать. Ты, когда вернешься, ска-
жешь Энн, что ехал со мной?
- А почему бы нет?
- Я и так доставляю ей неприятности, правда? Можешь не отвечать,
Джон. Но, по-моему, это нехорошо с ее стороны. Мне так мало нужно, и
твоя позиция так надежна.
- Надежна? - Флер показалось, будто он прикусил это слово, и минуту
она была счастлива.
- Сейчас ты похож на львенка. У львят есть совесть?
Рафаэлиту будет над чем поработать. И все-таки мне думается, не такая
у тебя совесть, чтобы сказать Энн. Зачем ее расстраивать, если у нее
природная склонность ко всяким волнениям? - По молчанию, бывшему ей от-
ветом, она поняла, что сделала ошибку. На этот раз осечка, как говорят в
детективных романах.
И через Эпсом и Ледерхед они проехали молча.
- Ты все так же любишь Англию, Джон?
- Больше.
- Что и говорить - страна замечательная.
- Ни за что не применил бы к ней это слово - великая и прекрасная
страна.
- Майкл говорит, что ее душа - трава.
- Да, и если у меня будет ферма, я до этой души доберусь.
- Не могу вообразить тебя настоящим фермером.
- Ты, верно, вообще не можешь вообразить меня чемнибудь настоящим.
Дилетант!
- Не говори гадостей. Просто у тебя, по-моему, слишком тонкая органи-
зация для фермера.
- Нет. Я хочу работать на земле - и буду.
- Это у тебя, наверно, атавизм, Джон. Первые Форсайты были фермерами.
Мой отец хочет свезти меня посмотреть, где они жили.
- Ты ухватилась за эту мысль?
- Я не сентиментальна; ты разве это не понял? Интересно, ты хоть
что-нибудь во мне понял? - И, склонившись над рулем, сказала тихо: - Ах,
почему мы должны разговаривать в таком тоне!
- Я говорил, что ничего не выйдет.
- Нет, Джон, изредка я должна тебя видеть. Это не страшно. Время от
времени я хочу и буду с тобой встречаться. Это мое право.
Слезы выступили у нее на глазах и медленно покатились по щекам. Джон
дотронулся до ее руки.
- Флер! Не надо!
- Теперь я тебя высажу в Норт-Доркинге, и ты как раз поспеешь на пять
сорок шесть. Вот мой дом. В следующий раз я тебе его непременно покажу.
Я стараюсь быть умницей, Джон; и ты должен мне помочь... Ну, вот и прие-
хали! До свидания, Джон, голубчик, и не расстраивай изза меня Энн, умо-
ляю!
Жесткое рукопожатие, и он ушел. Флер повернула прочь от станции и
медленно поехала назад по дороге.
Она поставила машину в гараж и вошла в "Дом отдыха". Еще не кончилось
время летних отпусков, и там отдыхали семь молодых женщин, умучившихся
на службе у Петтера. Поплина и им подобных.
Они сидели за ужином, и до слуха Флер доносилось веселое жужжанье. У
этих девушек ничего нет, а у нее есть все, кроме того единственного, что
ей больше всего нужно. Прислушиваясь к их говору и смеху, она на минуту
устыдилась. Нет, она бы с ними не поменялась, а между тем ей казалось,
что без этой одной вещи и жить нельзя. И пока она обходила дом, расстав-
ляла цветы, отдавала распоряжения на завтра, осматривала спальни, снизу
долетал смех, веселый и безудержный, и будто дразнил ее.
V
ОПЯТЬ РАЗГОВОР В АВТОМОБИЛЕ
Джон был не столь высокого мнения о себе, чтобы спокойно дать любить
себя одновременно двум хорошеньким и милым молодым женщинам. Из Пулборо,
где он теперь каждый день оставлял машину Вэлз, он поехал домой с пе-
чалью в сердце и путаницей в мыслях. Его шесть свиданий с Флер, с тех
пор как он вернулся в Англию, шли по линии какого-то мучительного
crescendo [33]. Танцуя с ней, он понял ее состояние, но все еще не по-
дозревал, что она сознательно его преследует, а собственные его чувства
не становились ему яснее, сколько бы он ни копался у себя в сердце. Ска-
зать ли Энн о сегодняшней встрече? - Много раз тихо и мягко она давала
ему понять, что боится Флер. К чему множить ее страхи, когда на то нет
реальных оснований? Идея портрета принадлежит не ему, и только в течение
ближайших дней он может еще встретиться с Флер. После этого они будут
видаться два-три раза в год. "Не говори Энн, умоляю". Ну как после этого
сказать? Ведь должен же он в какой-то мере уважать желания Флер. Она не
по своей воле отказалась от него; не полюбила Майкла, как он полюбил
Энн. Он так ничего и не придумал, пока ехал в Уонсдон. Когда-то мать
сказала ему: "Никогда не лги, Джон, лицо тебя все равно выдаст". И те-
перь, хоть он и не сказал Энн, ее глаза, всюду следовавшие за ним, заме-
тили, что он что-то от нее скрывает. Простуда ее вылилась в бронхит, так
что она еще не выходила из своей комнаты, и безделье плохо действовало
ей на нервы. Сейчас же после обеда Джон опять пошел наверх и стал ей чи-
тать вслух. Он читал "Худшее в мире путешествие", а она лежала на боку,
подперев рукой лицо, и смотрела на него. Дым топящегося камина, запах
ароматических лекарств, монотонное гудение собственного голоса, повест-
вующего о похождениях яйца пингвина, - все усыпляло его, и наконец книга
выпала у него из рук.
- Поспи, Джон, ты устал.
Джон откинулся на стуле, но не уснул. Он твердо знал, что у этой де-
вочки, его жены, есть выдержка. Она умела молчать, когда ей было больно.
Наблюдая за ней, он видел: она поняла, что находится в опасности, и те-
перь - так ему казалось - выжидала. Энн всегда знала, чего хочет. Ей
присуща была настойчивость, не усложненная, как у Флер, современными ве-
яниями; и решимость у нее была. Юные годы на родине, в Южной Каролине,
она прожила просто и самостоятельно; и, не в пример большинству амери-
канских девушек, не слишком весело. Ее больно поразило, что не она была
его первой любовью и что его первая любовь до сих пор его любит: это он
знал. Она с самого начала не скрыла, что тревожится, но теперь, по-види-
мому, заняла выжидательную позицию. И еще Джон не мог не знать, что,
несмотря на два года брака, она и теперь сильно в него влюблена. Он слы-
шал, что девушки-американки редко знают человека, за которого выходят
замуж, но порой ему казалось, что Энн знает его лучше, чем он сам. Если
так, что она знает? Что он такое? Он хочет с пользой прожить свою жизнь;
он хочет быть честным и добрым. Но, может, он все только хочет? Может,
он обманщик? Не то, чем она его считает? Мысли были душные и тяжелые,
как воздух в комнате. Что толку думать! Лучше и правда поспать! Он прос-
нулся со словами:
- Алло! Я храпел?
- Нет, но вздрагивал во сне, как собака.
Джон встал и подошел к окну.
- Мне что-то снилось. Хороший вечер. Лучшее время года - сентябрь,
если погода ясная.
- Да, я люблю осень. Твоя мама скоро приедет?
- Не раньше, чем мы устроимся. Она, по-моему, считает, что нам без
нее лучше.
- Маме всегда, наверно, кажется, что она de trop [34], когда на самом
деле этого нет.
- Лучше так, чем наоборот.
- Да. Не знаю, смогла бы я тоже так?
Джон обернулся. Она сидела в постели, смотрела прямо перед собой,
хмурилась. Он подошел и поцеловал ее.
- Не раскрывайся, родная! - и натянул одеяло.
Она откинулась на подушку, смотрела на него - и опять он спросил се-
бя, что она видит...
На следующий день Джун встретила его словами:
- Так Флер была здесь вчера и подвезла тебя? Я ей сегодня сказала
свое мнение на этот счет.
- Какое же мнение? - спросил Джон.
- Что нельзя начинать все снова-здорова. Она избалована, ей нельзя
доверять.
Он сердито повел глазами.
- Оставь, пожалуйста, Флер в покое.
- Я всегда всех оставляю в покое, - сказала Джун, - но я у себя дома
и должна была сказать, что думаю.
- Тогда мне лучше прекратить сеансы.
- Нет, Джон, не глупи. Сеансов прекращать нельзя ни тебе, ни ей. Ха-
ролд вконец расстроится.
- А не его, Харолда!
Джун взяла его за отворот пиджака.
- Я совсем не то хотела сказать. Портреты получатся изумительные. Я
только хотела сказать, что вам не надо здесь встречаться.
- Ты сказала это Флер?
- Да.
Джон рассмеялся, и смех его прозвучал жестко.
