чтото его собственное, что-то, наконец, снова его неотъемлемо-домашнее,
то, ради чего стоит иметь собственность, чтото действительно реальное.
Крепко прижимая ее к себе и стараясь отгородить от других. Сомс чувство-
вал себя довольным. Толпа шумела вокруг них, ела бутерброды, стряхивала
крошки; мальчишки, взобравшись на платаны, болтали, как мартышки, броса-
лись сучьями и апельсинными корками. Время уже прошло, процессия должна
вотвот показаться! И вдруг чуть-чуть левее позади он увидел высокого
мужчину в мягкой шляпе, с короткой седеющей бородкой и высокую женщину в
маленькой круглой меховой шапочке под вуалью. Джолион и Ирэн, болтая,
улыбаясь, стояли, тесно прижавшись друг к другу, как он и Аннет! Они не
видели его; и украдкой, с каким-то очень странным чувством, Сомс наблю-
дал за ними. Они кажутся счастливыми! Зачем они пришли сюда, эти двое -
отвернувшиеся от всех законов, восставшие против идеалов викторианства?
Что нужно им в этой толпе? Каждый из них дважды изгнан приговором морали
- и вот они здесь, точно хвастаются своей любовью и беспутством. Он как
зачарованный следил за ними, признавая с завистью даже и теперь, когда
рука Аннет покоилась в его руке, что она, Ирэн... Нет! Он этого не приз-
нает, и он отвел глаза. Он не хочет видеть их, не хочет, чтобы прежняя
горечь, прежнее желание снова вспыхнули в нем! Но тут Аннет повернулась
к нему и сказала:
- Вот эти двое, Сомс, они знают вас, я уверена. Кто они такие?
Сомс покосился.
- Где? Кто?
- Да вот, видите; они как раз уходят. Они вас знают.
- Нет, - ответил Сомс, - вы ошибаетесь, дорогая.
- Очаровательное лицо! И какая походка! Elle est tres distinguee [35]
Тогда Сомс посмотрел им вслед. Вот так, этой спокойной походкой, она
вошла в его жизнь и ушла из нее - прямая, недоступная, далекая, всегда
уклонявшаяся от духовного общения с ним! Он резко отвернулся от этого
удаляющегося видения прошлого.
- Смотрите-ка лучше сюда, - сказал он, - идут!
Но, стоя рядом с ней, крепко прижимая к себе ее руку и как будто с
интересом следя за приближающейся процессией, он содрогался от чувства
невозвратимой утраты, от острого сожаления, что они не принадлежат ему
обе.
Медленно приближалась музыка и погребальное шествие, и наконец среди
всеобщей тишины длинная процессия влилась в ворота парка. Он услышал,
как Аннет прошептала: "Как печально и как прекрасно!" - почувствовал,
как она крепко сжала его руку, приподнимаясь на цыпочки, и волнение тол-
пы захватило его. Вот он, катафалк королевы, - медленно плывущий мимо
гроб Века! И, по мере того, как он медленно двигался, из сомкнутых рядов
толпы, следившей за ним, подымался глухой стон; никогда в жизни Сомс не
слышал такого звука, это было что-то такое бессознательное, первобытное,
глубокое, безудержное, что ни он, ни кто другой не отдавали себе отчета,
не исходит ли он от каждого из них. Непостижимый звук! Дань Века
собственной своей смертн!.. А-а-а!... А-а-а!.. Исчезает опора жизни! То,
что казалось вечным, уходит? Королева - упокой ее, господи!
Он плыл вместе с катафалком, этот неудержимый стон, как огонь плывет
по траве узенькой полоской. Не отставая, шаг за шагом он следовал за ним
по сомкнутым рядам толпы, из ряда в ряд. Это был человеческий и в то же
время нечеловеческий стон, исторгаемый животным подсознанием, сокровен-
нейшим прозрением того, что все умирает, все изменяется. Никто из нас,
никто из нас не вечен!
Когда он смолк, наступила тишина, не надолго, очень не надолго, пока
тут же не развязались языки, спеша обсудить интересное зрелище. Сомс
постоял еще немножко, чтобы доставить удовольствие Аннет, потом вывел ее
из парка и отправился с нею на Парк-Лейн завтракать к отцу...
Джемс провел утро, не отходя от окна своей спальни; Последнее пышное
зрелище, которое ему суждено увидеть... - последнее из всех! Итак, она
умерла! Конечно, она уже была старая женщина. Суизин и он присутствовали
при ее коронации: тоненькая, стройная девочка, моложе Имоджин! Она потом
очень располнела. Они с Джолионом видели, как ее венчали с этим немцем,
ее супругом; он оказался вполне порядочным, а потом умер, оставив ее с
сыном. И Джемс вспоминал, как, бывало, вечерами собирались братья и
друзья и как, сидя после обеда за бутылкой вина, они, покачивая голова-
ми, беседовали меж собой об этом юнце. И вот теперь он вступил на прес-
тол. Говорят, он остепенился - вот этого уж он не знает, не может ска-
зать! Наверно, будет сорить деньгами. Какая масса повсюду! Кажется, сов-
сем не так давно они с Суизином стояли в толпе перед Вестминстерским аб-
батством, когда ее короновали, а потом Суизин повез его к Креморну - ве-
селый был этот Суизин; кажется, будто это было почти так же недавно, как
юбилейный год, когда они с Роджером сняли сообща балкон на Пикадилли.
Джолион, Суизин, Роджер - все умерли, а ему в августе будет девяносто! И
вот теперь Сомс женился на этой француженке. Французы странный народ, но
он слышал, что француженки хорошие матери. Времена меняются! Говорят,
этот германский император приехал на похороны; а ведь его телеграмма
тогда старику Крюгеру была прямо-таки неприличного тона [36]. И он не
удивится, если когда-нибудь этот молодчик наделает хлопот. Все меняется!
Гм! И придется им самим заботиться о себе, когда он умрет: что с ним бу-
дет, он не знает! И вот сегодня Эмили пригласила Дарти к завтраку с Уи-
нифрид и Имоджин, чтобы принять всей семьей жену Сомса. Вечно она
что-нибудь придумает! А Ирэн, говорят, живет с этим Джолионом. Верно, он
теперь на ней женится.
"Брат Джолион, - подумал Джемс, - что бы он сказал на все это?" И
полная невозможность представить себе, что сказал бы его старший брат, к
мнению которого он всегда так прислушивался, так расстроила Джемса, что
он поднялся со своего кресла и медленно, с усилием начал ходить взад и
вперед по комнате.
"А какая была красотка! - думал он. - И я так к ней привязался. Может
быть. Сомс не подходил ей, не знаю, не могу сказать. У нас никогда не
было никаких неприятностей с нашими женами". Женщины изменились, все из-
менилось! И вот теперь королева умерла - что ты скажешь! Он заметил ка-
кое-то движение в толпе и остановился у окна, прижавшись к холодному
стеклу, так что кончик носа у него сразу побелел. Они уже выходят с ней
из-за угла Хайд-парка, сейчас они пройдут мимо! Почему Эмили не идет сю-
да наверх посмотреть, вместо того чтобы суетиться с этим завтраком? Ему
недоставало ее в эту минуту, недоставало! Сквозь голые сучья платанов
ему видно было, как двигалась процессия, как толпа обнажила головы, -
наверно, масса народу простудится! Голос позади него сказал:
- Оказывается, тебе здесь отлично все видно. Джемс!
- Наконец-то! - пробормотал Джемс. - Почему ты раньше не пришла? Ты
ведь могла все пропустить!
И он замолчал, глядя напряженно и пристально.
- Что это за шум? - вдруг спросил он.
- Никакого нет шума, - сказала Эмили, - ты что думаешь, ведь не может
быть никаких приветствий!
- Но я слышу.
- Глупости, Джемс!
Ни малейшего звука не доносилось сквозь двойные рамы. То, что Джемс
слышал, это был стон его собственного сердца, в то время как он взирал
на то, как уходит его Век.
- Пожалуйста, никогда не говори мне, где меня похоронят, - неожиданно
сказал он. - Я не хочу этого знать.
И он отошел от окна. Вот она и ушла, старая королева; у нее было мно-
го неприятностей - наверно, она рада, что избавилась от них!
Эмили взяла с туалета головные щетки.
- Тебе нужно причесаться, - сказала она, - пока они не пришли. Ты
должен сегодня быть как можно красивее, Джемс!
- Ах! - вздохнул Джемс. - Говорят, она хороша собой!
Встреча Джемса с его новой невесткой состоялась в столовой. Джемс си-
дел у камина, когда они вошли. Он оперся обеими руками на ручки кресла и
медленно поднялся ей навстречу. Слегка согнувшийся, безукоризненный в
своем сюртуке, тонкий, как линия у Евклида, он взял руку Аннет в свою
руку. Изрезанное морщинами лицо, с которого уже сошел румянец, склони-
лось над нею, и озабоченные глаза пытливо устремились на нее. Словно
блеском ее цветущей молодости вспыхнули и его глаза и щеки.
- Как поживаете? - сказал он. - Вы, наверно, ходили смотреть на коро-
леву? Хорошо ли вы перенесли переезд морем?
Так приветствовал он ту, от которой ждал внука.
Аннет, глядя на него, такого старого, худого, белого как лунь, безу-
коризненно одетого, пролепетала что-то пофранцузски, чего Джемс не по-
нял.
- Да, да, - сказал он. - Я думаю, вы проголодались.
Сомс, позвони, пожалуйста. Мы не будем дожидаться этого Дарти.
Но как раз в эту минуту они пожаловали. Дарти не пожелал изменять
своим привычкам ради того, чтобы посмотреть на "старушку". Заказав себе
с утра коктейль, он любовался этим зрелищем из окна курительной "Айсиум-
Клуба", так что Уинифрид с Имоджин пришлось зайти за ним в клуб из пар-
ка. Его карие глаза остановились на Аннет почти с изумленным восхищени-
ем. Вторую красавицу подцепил этот Сомс! И что только женщины находят в
нем! Конечно, она сыграет с ним такую же шутку, как та; но пока что ему
повезло? И Дарти подкрутил усы: за девять месяцев семейного благо-
денствия на Гринстрит он почти в полной мере обрел и свою былую полноту
и свою самоуверенность. Несмотря на ласковые хлопоты Эмили, спокойную
выдержку Уинифрид, дружелюбную приветливость Имоджин, самодовольную раз-
вязность Дарти и заботы Джемса о том, чтобы Аннет ела. Сомс чувствовал,
что этот завтрак не очень удачный дебют для его жены. Он скоро увез ее.
- Этот мсье Дарти, - сказала Аннет, когда они сели в кэб, - je
n'airne pas ce type la! [37]
- Упаси боже, нет! - сказал Сомс.
- У вас очень милая сестра, и дочка у нее очень хорошенькая. А ваш
отец очень старый. Мне кажется, вашей матери должно быть с ним много
хлопот, я бы не хотела быть на ее месте.
Сомс кивнул, одобряя проницательность и ясное, твердое суждение своей
молодой жены; но оно как-то немножко смущало его. Может быть, у него
мелькала мысль: "Когда мне будет восемьдесят, ей будет только пятьдесят
пять, и ей тоже будет со мной много хлопот".
- Мы теперь должны побывать еще в одном доме у моих родственников,
они вам покажутся чудаками, но с этим уж нужно примириться; а потом мы
пообедаем и поедем в театр.
Так он подготовлял ее к знакомству с обитателями дома Тимоти. Но у
Тимоти все было совсем по-другому. Они были так рады увидеть дорогого
Сомса после такого долгого перерыва; ах, вот она какая. Аннет!
- Вы такая красавица, моя милочка; пожалуй, даже чересчур молоды и
хороши для дорогого Сомса, не правда ли? Но он такой внимательный и за-
ботливый, такой хороший...
Тетя Джули чуть было не сказала "муж", но удержалась и приложилась
губами к щечкам Аннет, чуть пониже глаз, которые она потом расписывала
Фрэнси, когда та заехала к ней: синие, как васильки, такие красивые, мне
так и хотелось расцеловать их. Я должна сказать, что милый Сомс действи-
тельно знаток. В таком французском стиле, впрочем не совсем французском,
и такая же красавица - правда, не такая интересная, не такая обая-
тельная, как Ирэн. Потому что ведь, правда же, Ирэн была обаятельна -
эта ее молочная кожа, темные глаза и эти волосы couleur de... как это, я
всегда забываю?
- Feuille morte, - подсказала Фрэнси.
- Да, да, опавших листьев - как странно! Я помню, когда я была девуш-
кой, перед тем как мы приехали в Лондон, у нас был маленький щенок, гон-
чая, не для охоты, а просто мы с ним ходили гулять, у него было рыжева-
тое пятно на голове и белая грудь и замечательные темно-карие глаза, и
это была особа женского пола.
- Да, тетечка, - сказала Фрэнси, - но я не понимаю, при чем это тут.
