Она продолжала осматриваться. Чего-то не хватало... или кого-то!
- А где Агар? - вскричала она. - Где ваша маленькая цыганочка?
В беспокойстве она спрашивала себя, не захватили ли ее в качестве
заложницы жители города, чтобы обеспечить возвращение двух женщин.
- Агар умерла, - сказала Рут Саммерс.
- Они убили ее, - как эхо добавила Номи Шиперхолл.
Они сели на скамейку в тени хижины.
Драма разыгралась в самое тяжелое время зимы. Снег таял, и все дороги
превратились в месиво, через которое невозможно было пробраться ни быкам,
тянущим тяжелые повозки, ни лошадям. В эти месяцы люди подавлены пасмурной
погодой, а резкий ветер, завывая по ночам, вселяет в души страх.
Что заставило маленькую Агар выйти из их домика на лесной поляне, где
она была в безопасности, да еще несмотря на проливной дождь? Куда
направилась она в такую ужасную погоду? Над кем смеялась по дороге? Может
ей захотелось пройтись? Или она хотела увидеть прибытие корабля?
Одни говорили потом, что она украла... на рынке кусок сыра, другие
утверждали, что это было яйцо. Третьи утверждали, что она пыталась ввести
в искушение почтенного пастора, который ее бранил, хотя это мог оказаться
и матрос из Верджинии, который кидал ей семечки подсолнуха, словно
маленькой обезьянке.
Здесь не было единого мнения.
Раздались крики ярости, анафемы, оскорбительные прозвища и проклятия.
Толпа с поднятыми кулаками, вооруженная тяжелыми дубинами, ножками от
стульев, рукоятками хлыстов, всем, что попало под руку, сомкнулась вокруг
танцующей Агар, которая даже зимой, когда не было цветов, любила украшать
себя листьями плющи и тисса... Право, не было необходимости наносить
столько ударов!..
Ее приемные матери не знали, кто из жителей Салема принес на лужайку
с белыми камнями безжизненное тело...
- В последнее время она часто исчезала, - вспомнила Рут Саммерс,
покачивая головой. Я думаю, что она хотела найти того или ту, чьими
трудами меня посадили в тюрьму на несколько недель.
Она вздохнула:
- Жестокая и длиная зима! Брайан Ньюлин тоже умер.
- Брайан Ньюлин?
- Я вышла за него замуж в Салеме, после того, как обратилась в
конгрегационализм. Чтобы иметь право изгонять, а не быть изгнанной, как те
квакеры, среди которых я родилась.
- Отчего же он умер?
Молодая женщина ответила не сразу, и на ее слишком бледном лице
Анжелика снова различила знаки испытаний и бесконечных потерь.
- Он приносил мне книги, - сказала она наконец, - и это его погубило.
Я брала его пакеты из каменного круга: Бакстер, но также и Эразм, который
запрещен. Сатирические сонеты Харви. Все это я любила. Я, женщина, не
имела права читать. "Ты приносишь мне больше, чем кусок хлеба", - сказала
я ему однажды. "Я знаю", - ответил он, отводя взгляд. Они заметили, как мы
разговариваем. Вместо того, чтобы с отвращением меня оттолкнуть, мой
бывший супруг, которого я оскорбила, продолжал видеться со мной.
Пылая ненавистью к человеку, который отрекается от благочестия во имя
своей жены, и, самое главное - жены виновной, - они приговорили его к
повешению по причине потери разума. Они говорили, что я свела его с ума. И
возможно это было правдой. Хотя причина его перемены была не во мне: еще
до моего приезда он тайком читал стихотворения Гэбриеля Харви.
По дороге на казнь они задавали ему разнообразные вопросы, чтобы
убедиться в его сумасшествии, и действительно этот человек был возбужден и
произносил странные речи.
"Расчешите ваши бороды! - кричал он. - И все - во дворец!.. На мой
суд!.." А судьям он внушал: "Не ешьте ни лука, ни чеснока, чтобы дыхание
ваше было свежим! Бойтесь поэта, ибо взгляд поэта, горящий восторженным
исступлением, идет от земли к небу и с неба на землю!.."
"Я, - сказал ему Джон Кнокс Матер, когда они достигли эшафота, - я
выслушал ваши речи в суде и по дороге на казнь и, будучи доктором
теологии, искусства и наук, не смог ничего понять. Вы действительно -
сумасшедший".
Брайан остановился и посмотрел ему в глаза дерзко и пренебрежительно,
на что, я думала, он не способен: "Во Вселенной существуют такие вещи,
Горацио, которые и не снились вашей философии!.."
Люди спрашивали себя, почему он назвал Матера Горацио...
Еще он кричал: "Мир выбит из колеи!.. Будь проклят Ты, пусть я буду
должен возродить его!.." Только позднее они поняли, что он цитировал
Шекспира.
И Рут Саммерс рассмеялась, затем слезы заблестели между бледных
ресниц белокурой англичанки.
- Какая великая душа погибла, - пробормотала она.
Анжелике хотелось бы сказать ей, как и другой своей подруге:
"Останьтесь! Останьтесь! Не возвращайтесь в Салем, потому что они и вас
убьют".
Они ее опередили.
- Не проси нас ни о чем! Это наша судьба! Мы приехали не для того,
чтобы остаться. Мы приехали только, чтобы привезти тебе фасоль с нашего
поля, ту, что ты так любишь с рагу по воскресеньям, в кленовом сиропе. Мы
собрали кленовые листья весной в нашем лесу возле дома и приготовили его
по собственному рецепту, доведя до густоты меда. Тебе достанется два
горшка этого сиропа. Еще мы привезли тебе китайского чая лучшего сорта.
Этот напиток бодрит и приносит пользу здоровью. Мы дадим тебе лекарств
против лихорадки... Но хватит болтать попусту! Есть дела поважнее, а время
ограничено. Мы прибыли, чтобы перечитать тебе третье четверостишье Таро,
которое ты не захотела выслушать, боясь будущего.
- Как вы догадались, что я хотела бы его услышать сейчас?
- Мы видели тебя на реке, - сказала Номи.
12
- Ты стояла в одиночестве на носу корабля, - продолжала молодая
англичанка из Салема, словно описывала прекрасную картину. - Вы плыли вниз
по течению среди тумана. Тебя преследовали тени из твоей жизни. Они то
обгоняли и поджидали тебя, то настигали издалека. На этой реке тени из
твоей жизни любят собираться, словно поднимается занавес с началом нового
акта. И роли распределяются заново. Так тени, которые остались позади,
опережают тебя и появляются внезапно перед глазами. Те, кто оставались
долгое время в отдалении, приближаются и подают знак: "Мы здесь, ты о нас
забыла". Те, кого ты часто вызываешь, удалились. В этом незримом движении
тебя охватила тревога, и ты пожалела, что не захотела узнать о третьем
семистишье, в котором говорилось о прерванном путешествии, о переменах,
которые тебя напугают.
Испытывая предчувствие от знаков судьбы, ты жалела, что не можешь
вспомнить наставления, данные нами, ничего заранее не бояться, ибо мы
предсказали триумф, успех, удачу. Мы видели знак победы.
Итак, сожалея, что не захотела поднять паруса, ты думала о нас...
Анжелика вспомнила состояние души, когда она плыла вниз по течению
Сен-Лорана.
- Я вспомнила о Шарьо, он предсказывал мне путешествие, о возможности
которого я предпочла бы не знать. Но это было ребячеством с моей стороны.
И затем я вспомнила, что вы мне говорили об успехе.
- И не о случайной победе. О триумфе. За этим последует новая жизнь -
вот каков твой удел, к которому ты продвигаешься, и который приближается.
Также, угадав твое сожаление, мы взяли наши карты, заперли дом и
отправились в порт, где в назначенный час ждал нас человек из Лондона в
красном рединготе и его лейтенант в голубом камзоле. И вот мы здесь... Но
сначала перейдем в тень, где нет ветра и выпьем чаю, поскольку для него
пришло время.
На очаг, сложенный из трех камней, который находился в углу, Номи
поставила котелок, наполненный водой.
Меблировка была более чем скромной. Стол состоял из доски, положенной
на козлы.
Вязанки соломы, брошенные на утоптанный земляной пол и кормушка с
зерном, свидетельствовало о том, что это место служило, как кормушка или
хлев.
Молодые англичанки утверждали, что прекрасно провели ночь под охраной
моряков, которые бодрствовали у костра снаружи, и которым они время от
времени выносили чай.
Суровые англичане убеждались в очередной раз, что колонисты из Новой
Англии делали все не так, как другие, и что с их стороны они предпочли бы
джин или ром, добавленные в этот прекрасный чай. Британская метрополия еще
не знала вкуса чая, точнее не привыкла к нему, в то время как пуритане
Нового Света, диссиденты, баптисты, конгрегационалисты в своих скитаниях
по Нидерландам или через присоединение Нового Амстердама к Америке,
переняли у голландцев эту редкую и дорогую привычку, пришедшую из Китая.
Сначала его употребляли в лечебных целях, затем, как признак роскоши,
свойственный для высшего общества.
Это стало не модой, а больше того - ритуалом. В Массачусетсе во всех
домах влиятельных людей в определенный час пили китайский чай, и Анжелика
у госпожи Кранмер видела специально отведенную для этого комнату небольших
размеров, обычно выходящую в переднюю.
Она улыбнулась, увидев, как они достали из своих бедных узелков и
расставили на столе изящные фарфоровые чашечки из Китая, из которых по
утверждению знатоков только и надлежало пить этот напиток. Они благодарили
торговлю, почитали редкость листа и посуды, привезенных из таких далеких
краев усилиями моряков, они благославляли прочность кораблей, построенных
на стапелях Нового Света.
Рут сказала, что эти чашечки и чайник были подарены им госпожой
Кранмер в знак благодарности за уход и спасение ее отца, Сэмюэля Уэкстера.
Она пожаловалась, что не может приготовлять по причине отсутствия
составных частей чудодейственный лечебный напиток, который ее научили пить
для поддержания сил: очень крепкий настой чая, смешанный с яйцами и
молоком, сметаной, ванилью и хлебом, поджаренным на масле...
Затем гостью спросили о состоянии здоровья и новостях от
"младенчиков", близнецов и пропели колыбельную, которая их убаюкивала:
Верни назад, верни назад,
Верни назад мою шляпку.
Ветер дует над океаном,
Ветер дует над морем...
Кто-то их позвал и прервал песню.
Человек в голубом камзоле подавал им знаки, размахивая пистолетами.
- Кто-то идет! - крикнул он.
Женщина взбиралась по горной дороге, она бежала несмотря на крутизну
склона и тяжелую корзину, которую она держала на спине, и маленькие
корзиночки у нее в руках. Она была охвачена возбуждением. Пряди волос
выбились из-под чепчика и развевались по ветру.
- Это ваша подруга Абигаэль Берн.
Никогда еще Анжелика не видела Абигаэль Берн в таком небрежном виде.
Однако она хоть и с трудом, но узнала в этой растрепанной женщине,
навьюченной, как осел, спокойную Абигаэль, подругу со скал.
- А! Наконец-то я вас нашла! - вскричала она, завидев их. - И вы
здесь, Анжелика! Слава Богу! Мы спасены!
Она поставила на землю свою ношу и, запыхавшаяся и порозовевшая стала
пытаться убрать волосы под чепчик.
- Габриэль меня запер, чтобы помешать принять вас и оказать помощь
вашим подругам, прибывшим из Новой Англии. Приходилось ли вам когда-нибудь
слышать о подобном сумасшедствии, охватившем человека, который... никогда
ничего подобного я от него не ожидала! Он разве что не заткнул мне рот
кляпом!..
Она с трудом удерживала слезы.
- Во всяком случае он закрыл меня в пристройке и таким образом, что я
не могла ответить на ваши призывы, когда вы постучались в наш дом, -
добавила она, повернувшись к англичанкам, - я не могла подать сигнал ни
вам, ни кому-либо другому.
- Кто вас освободил?
- Лорье... Не правда ли, стыдно, что маленький мальчик стал
