мчался в пространстве, достигал мозга Мальгина и реализовывался фразой
тарабарского языка, полной непонятных чувств (кроме печали, ощущения
потери и горечи - что воспринималось сразу) и еще более непонятного
смысла.
Мальгин поднял руки ладонями к себе, привычно раскачал
температуру: голова - лед, ноги - огонь, - и ладони засветились в
темноте, словно были вылиты из раскаленного стекла.
- Вставай, орел, - пробормотал он сам себе.
В душе царила ночь, бескрайняя пустота, где далеко-далеко сияли
две звезды - Купава и Карой. Идти никуда не хотелось, мозг искал
возможность спрятаться от ужаса внутренней пустоты и хватался за любую
возможность отвлечься от привычного потока дум, зациклившихся на
ощущении безвыходности. Самыми приятными отныне становились минуты
после схваток с памятью "черного человека", когда мозг освобождался от
информационных "шлаков" и отходов физиологических реакций. В эти
минуты Мальгин, выражаясь высоким штилем, пил "божественный нектар
сумеречного сознания" и отдыхал.
Клим попытался еще раз определить координаты зовущего, углубился в
космос насколько мог далеко, но услышал только слабый отзвук чьей-то
мысли, явно нечеловеческой: словно где-то на краю Вселенной заплакал
ребенок...
И снизошла на него вселенская печаль, с горькой усмешкой подумал
хирург, расслабляясь. Потом встал и поплелся умываться.
Душ придал телу толику бодрости, сразу захотелось есть, словно
организм вспомнил об увеличении энергозатрат, необычных для
нормального человека, но обычных для интрасенса, живущего ускоренно и
раскованно. Проглотив завтрак, Мальгин полюбовался серебристым туманом
"магической сферы", лежащей на полке шкафа, за небьющимся стеклом,
однако трогать не стал, интуиция требовала осторожности. Исчезающий
"голыш" исправно продемонстрировал свои возможности, как только его
перевернули, что сопровождалось гулким ударом на пси-уровне, и
появился на прежнем месте через семь минут. Клим покачал головой,
подумал: я еще разберусь с вами, подарочки! - на что Харитон, редко
вмешивающийся во внутренние монологи и диалоги хозяина с самим собой,
хмуро проворчал:
- Не трогал бы ты их на самом деле, предупреждал же Лондон.
- Я и с ним еще разберусь, - неопределенно пообещал Мальгин. -
Говорил бы прямо, чем они опасны, а то напустил туману...
Некоторое время он колебался, не зная, куда податься: то ли к
Купаве домой, то ли в институт, и выбрал последнее. Решение созрело
давно, и следовало расставить точки над "i".
В его кабинете работал Заремба.
Увидев хозяина, он сделался пунцовым, сорвал с головы эмкан и
встал, впервые не найдя, что сказать. Так они смотрели друг на друга
долгие две секунды, потом Клим сделал жест: освободи место, мол, - и
молодой нейрохирург с готовностью отскочил от стола.
Мальгин обошел его, пробежал глазами плывущие по черной гладкой
поверхности стола строки, выслушал мысленный рапорт секретаря и сел.
Поднял глаза на Зарембу:
- Не выдержал?
- Извини, - буркнул Иван, пряча глаза, потом оживился. - Да и что
здесь такого? Ну, поработал с Гиппократом, побеспокоил эм-синхро из
твоего ящика...
- Не хитри, Иван, ты искал информацию обо мне, вернее, о "черных
кладах".
- Так ведь интересно же! А сам ты молчишь, ничего из тебя...
Клим исподлобья взглянул на Зарембу, и тот, сразу замолчав и
побледнев, попятился.
- Т-ты что, Клим?
- Ничего. - Мальгин заставил себя улыбнуться, отметив, как сразу с
облегчением, хотя несколько заискивающе, улыбнулся в ответ Заремба. -
Ты же знаешь, как я не люблю неоправданного любопытства. Этике тебя
учили?
- Больше не буду, клянусь! - Заремба прижал кулаки к груди. - А
правда, что у тебя... э-э... расщепление личности? Это Гиппократ
сообщил.
- Вздор! - рассердился Мальгин. - Гиппократ такого сообщить не
мог, если только не сошел с ума.
- Значит, сошел. - Заремба уже пришел в себя и разговаривал как
обычно. - Спроси у него сам, зачем мне возводить напраслину?
Хирург молча натянул эмкан, и Гиппократ сообщил ему все, о чем
только что говорил Заремба. Оглушенный, Мальгин посидел несколько
секунд, ничего не понимая, покрутил головой, с трудом заставил себя
общаться с инком спокойно:
- Кто ввел тебе эту информацию?
- Информация поступила по консорт-линии, адресат неизвестен.
Предположительно это служба безопасности.
- Безопасность не ведет себя так грубо.
- Больше у меня ничего нет.
- Когда поступил пакет?
- Вчера в семь вечера.
- Стобецкий знает?
- Естественно. Он интересовался, когда вы планируете выдать
информацию "черных кладов".
Мальгин не ответил, сбрасывая эмкан.
- Убедился? - кивнул Заремба на стол. - Когда собираешься
устраивать пресс-конференцию? Все обещаешь, обещаешь...
- Я еще не готов, не дави на психику, Иван.
- А почему ты такой хмурый? Давно не видел тебя веселым, ходишь
вечно озабоченный... и недобрый.
- Потому что я не обязан все время терпеть самого себя,- проворчал
Мальгин. Последние слова Зарембы задели его и заставили задуматься.
Недобрым Клим не помнил себя никогда, во всяком случае, никто до этого
не бросал ему подобных упреков, и если Иван заметил изменения в его
характере, значит, самоконтроля не хватало, да и контроля Харитона
тоже. Интересно, при наступлении "фазы черного" он полностью
отключается или ведет себя как обычно? Если не считать недоброго
взгляда?..
- Все, Иван, мне надо поработать. Кстати, если я тебя оставлю
замом, справишься?
Заремба недоверчиво посмотрел на хирурга.
- Справлюсь, конечно, - сказал он с великолепной самоуверенностью
как о чем-то само собой разумеющемся. - Не шутишь? В отпуск собрался
или еще куда?
- Еще куда. - Мальгин помахал рукой, и Заремба вышел, оглядываясь,
сбитый с толку.
Клим, подождав немного и набравшись духу, вызвал кабинет
Стобецкого. Некоторое время они смотрели друг на друга. Видимо,
Стобецкий только что разговаривал с кем-то, он был оживлен и весел, но
при виде хирурга оживление постепенно покинуло его, в лице проглянула
озабоченность.
- Готард, мне надо переменить работу.
Глаза директора расширились.
- Что произошло?
- Устал.
Выражение глаз Стобецкого изменилось: недоверие и озабоченность
боролись в них с изумлением и недоумением. Клим представил, что
творится сейчас в душе застигнутого врасплох директора, и ему самому
стало неуютно.
- Устал - это причина для женщины, но не для меня. К тому же ты
должен знать, что специалистов такого класса, как ты, можно отпустить
только с разрешения Совета.
- Я действительно устал... и больше всего от самого себя, а спасти
может только перемена обстановки, смена впечатлений и образа жизни.
Хотя бы на время, на полгода, скажем. Хочу наконец найти смысл
собственного бытия и вернуть то, что потерял. Связывайся с Советом,
придумывай любые причины, но завтра я не выйду.
Стобецкий покачал головой, не сводя пристального взгляда с
хирурга, хотел что-то спросить, но с видимым усилием передумал.
Помолчав, сказал:
- У тебя нет достойного заместителя.
- Заремба справится.
- Этот мальчишка? У него еще молоко на губах не обсохло. -
Стобецкий не выдержал взгляда Мальгина, отвел глаза. - Хирург он
хороший, но...
- Он хирург от Бога, Готард, и ты это знаешь. Иван справится, не
держи парня в запасе.
Разговор достиг точки неловкости, оба чувствовали это, разве что у
Стобецкого было что спросить у коллеги, а у Клима нет. И директор
все-таки не удержался:
- Это правда, что о тебе сообщил Гиппократ?
- О расщеплении "я"? Правда. Вот тебе и главная причина ухода, -
оживился Мальгин. - Мне самому нужен врач.
Взгляд Стобецкого стал подозрительным.
- А не ты ли сам ввел эту информацию, чтобы действовать наверняка?
Мальгин засмеялся.
- Я в такие игры не играю. Хотя мне тоже интересно, кто это сделал
и зачем. Прощай.
- Погоди, еще один вопрос. - Черты Стобецкого вдруг потеряли
директорскую твердость и властность. - Ты же понимаешь, что мне... нам
не безразлично, что с тобой происходит. И чем ты займешься.
- Боишься, что я превращусь в подобие Шаламова? - прищурился
Мальгин. - Этого не произойдет. Да, благодаря "черным кладам" я
обладаю кое-какими знаниями маатан, равно как и возможностями
интрасенса, но никогда не применю эти знания во вред людям. Как и
Майкл Лондон, между прочим.
- Но вами интересуется безопасность... - Готард прикусил язык.
- Это их обязанность, ничего удивительного. До связи, директор.
Мальгин выключил виом, оставив Стобецкого с его любопытством и
сомнениями. Директор имел право сомневаться, потому что некоторым
образом отвечал за хирурга, как за его здоровье, так и за последствия
его поступков, однако Мальгин ничем не мог ему помочь.
В последний раз совершив обход больных - их было семеро, молодые
парни и девушки, все, как один, с травмами черепа, - Клим с
удовлетворением отметил, что операции прошли успешно, люди будут жить,
не боясь последствий. Грусти в том, что он покидает институт надолго,
не было, в воздухе витало обещание удачи, каких-то открытий и
невероятных событий, и хандра отступила, словно судьба наконец
благосклонно улыбнулась ему.
Полюбовавшись на крошечное существо в руках отца, Мальгин пообещал
навестить его к вечеру, отметив ранее неизвестное выражение лица
Мальгина-старшего: доброта и удовлетворение светились в каждой его
черточке. Дочь Климу не улыбнулась, смотрела пристально и
настороженно, совершенно не по-детски, замерев, как только Клим
помахал ей рукой. От этого взгляда хирургу стало не по себе, но своих
чувств он не выдал, да и мысли его были заняты другим.
Пока он разыскивал по связи Ромашина, позвонил Железовский:
- Ты свободен?
- Как ветер. Вот только навещу Ку... одного человека и могу быть в
твоем распоряжении.
- К Купаве ты бы лучше не ходил, - прогудел склонный к прямоте
Аристарх, ощупав лицо хирурга проницательными глазами. - По многим
причинам.
Клим нахмурился, но математик не дал ему простора для обиды:
- Потом поговорим на эту тему, не по видео. Ну-ка, повернись в
профиль.
Мальгин повиновался, ничего не понимая. Железовский хмыкнул.
- Ты своих предков хорошо знаешь?
- Да не очень, всего до десятого колена. - Клим был сбит с толку и
не скрывал этого. - Славяне. А что?
- Это видно, что славяне, кто конкретно?
- По именам, что ли? Белорусы, русские, украинцы. Линия по отцу -
русские, по матери - украинцы, белорусы. Прапрадед Чурила жил под
Рославлем, другой прапрадед - из-под Гомеля...
- Вот оно в чем дело. А я голову ломаю, почему твои
экстрасенсорные гены проснулись так поздно - из-за последствий
проживания твоих предков в зоне экологического бедствия! О Чернобыле
чай слышал? Ну все, жду через час.
Виом погас.
Клим посидел перед "домовым" с ощущением легкого сотрясения мозга,
потом встряхнулся и с удовольствием повозился со снарядами в
спорткомнате, завершив тренировку боем с "динго". Душ, как всегда,
оказал свое благотворное воздействие, заставив тело дышать всей
поверхностью кожи. Клим оделся и мысленно помахал Железовскому рукой.
Свои решения он менял редко, а тем более не зная, что имел в виду
Железовский.
Купавы дома не оказалось. И, как заявил ее "домовой", она со
времени последнего посещения дома хирургом так и не появлялась.
- Где же она может быть? - спросил Мальгин, тихо свирепея.
