- После обеда.
Заремба поднял вверх кулак и удалился вприпрыжку, полный энергии и
жажды деятельности. Мальгин закрыл за ним дверь на замок, чтобы не
мешали случайные посетители, и принялся решать задачу - как
практически вывести свои "черные знания" из кладов подсознания в сферу
оперативной памяти.
Проработал спокойно всего час, а потом пошли звонки внутренних
перекрестных совещаний, встречи со Стобецким и заведующими другими
отделениями, переговоры с инками родственных институтов, осмотры
пациентов и другая рутинная динамика рабочего дня. Лишь к обеду
Мальгин вспомнил о своем желании узнать, не появились ли новые данные
о Шаламове.
Позвонив домой, хирург вывел консорт-линию "домового" на стол в
кабинете и снова набрал код "трека" отдела безопасности.
До этого момента он знал историю второго исчезновения бывшего
курьера-спасателя в общих чертах, теперь же ему сообщили и
подробности.
После схватки на Симушире, в результате которой Игнат Ромашин
выстрелом из "василиска" усыпил Шаламова-человека, в спасателе
проснулся "черный человек" и начал действовать в соответствии со
своими понятиями о добре и зле, о правилах поведения и средствах для
достижения цели.
Сначала он пси-выпадом уложил Мальгина и Джуму Хана, пытавшихся
наладить с ним контакт, затем всю команду Лондона (парни были опытные
и о стрельбе думали в последнюю очередь), сел в галеон безопасников и
взлетел.
Его пыталась остановить над островом обойма подстраховки, но дело
закончилось тараном и падением куттера с экипажем в море. Шаламов же
вынырнул у метро в Хатанге, где его не ждали, потом на базе УАСС
"Радимич" - инцидент у метро привел к "огневому контакту" и ранению
трех человек. Гибели людей, к счастью, удалось избежать. Шаламов
захватил вакуум-плотный - способный долгое время работать в
пространстве - неф и стартовал по грузовой линии метро на Тритон,
спутник Нептуна. Куда он направился дальше, определить не удалось,
Тритон еще не обслуживался бригадой наблюдения за пространством,
располагались на нем лишь редкие посты погранслужбы да пять поселков
исследователей.
Поиски нефа с Шаламовым на борту длились почти месяц, но ни к чему
не привели: спасатель исчез. Почему его потянуло на Тритон, выяснить
не удалось, хотя и существовала гипотеза, по которой на Тритоне
располагался еще один орилоун. Однако искать "метро по-орилоунски" на
поверхности спутника Нептуна было нецелесообразно, для этого пришлось
бы привлечь едва ли не весь космофлот Системы, и поиски прекратили.
Не появился Шаламов в поле зрения пограничников ни на Маате, ни на
Орилоухе, ни у Стража Горловины, канув в космос, как в омут.
- Так что, теперь его не ищут? - уточнил Мальгин.
- Практически нет, - ответил инк "трека". - Погранпосты у Маата и
Орилоуха предупреждены о его появлении, но тревог пока не было.
- А пост у Стража Горловины?
- Дела со Стражем обстоят сложнее. "Серая дыра" зарастает, по
выражению ученых, и вход в нее стал почти недоступен. Через несколько
дней из Горловины будут эвакуированы последние отряды исследователей,
оставаться там слишком рискованно.
Мальгин кивнул и выключил канал. Посидел с минуту, переваривая
услышанное. Подумал: здесь есть какая-то связь - между тем, что
Шаламов угнал на Тритон машину, и тем, что пыле-газовый фонтан бьет из
атмосферы Нептуна. Либо Дан знал об орилоуне на Тритоне, либо пошел
дальше - на Нептун, зная точные координаты орилоунского метро на
планете. Интересно, не это ли имел в виду Ромашин, предлагая мне
участие в поиске Дана?..
Обед Клим поглотил в одиночестве и размышлениях, а ровно в два
часа дня Заремба ввел в кабинет огромного детину в спортивном комби -
на голову выше Клима и в два раза шире. Мускулатуру гость имел
действительно впечатляющую, хотя ходил удивительно мягко и тихо. Он
вообще двигался очень экономно, а в кресле сидел почти не шевелясь.
Только поглядывал исподлобья: твердое, широкоскулое лицо, большие, но
тоже по-мужски красивые, твердые губы, серо-голубые глаза, тяжелый
подбородок. Про таких говорят - амбал, подумал Мальгин отрешенно.
Великолепная лепнина! Только мимики не хватает, уж больно суров.
Парня звали Аристархом Железовским, шел ему двадцать седьмой год.
У него было еще одно достоинство - голос. Когда он заговорил, Мальгин
даже вздрогнул: такого глубокого и тяжелого баса он в жизни своей еще
не слышал.
- Годится? - весело спросил Заремба, когда они познакомились.
- Посмотрим, - пробормотал несколько потрясенный Клим, оставаясь
тем не менее верным своим принципам: хотя его внутреннее "я" оценило
незнакомца с первого взгляда, выводы он привык делать на основании
большего объема впечатлений.
Железовский ни разу не пошевелился и не прервал его, пока хирург
вводил присутствующих в курс дела, и, лишь когда Клим закончил,
математик спросил:
- Что от меня потребуется конкретно?
Хорошо, что он не поинтересовался этикой эксперимента, вздохнул
про себя Мальгин с облегчением, разрешения-то у СЭКОНа я испрашивать
не собираюсь.
- Ваша задача, - произнес он вслух, - дать логико-смысловой
прогноз опыта и математическую модель. Сможете?
Железовский помолчал.
- Все зависит от объема информации.
- Тогда сегодня вечером приходите сюда, мы включимся в обратную
связь: Гиппократ - вы - я, получите все, чем обладает институт.
- В девять, - после паузы уточнил математик и встал. - Раньше не
смогу.
- Извините, э-э... - сказал Мальгин ему в спину с некоторым
сомнением. - Надеюсь, я не нарушил ваших планов. Может быть, вам стоит
подумать?..
- Мне интересно, - оглянулся человек-гора, и Мальгин увидел на его
губах улыбку, открытую, дружелюбную, чуть смущенную.
- Годится? - прошептал Заремба, когда математик вышел.
Мальгин молча хлопнул его по подставленной ладони.
Акулина Лондон заявилась в институт ровно в восемь, демонстрируя
неслыханную для девушек своего возраста пунктуальность. Одета она была
в чешуйчатый костюм - блузка и короткая юбка, - играющий зеленым
огнем, и в такие же туфли на высоком каблуке, удлинявшие и без того
длинные и стройные ноги. В ушах девушки сверкали алые капли сережек,
ожерелье из таких же капель струилось на груди, как цепь из тлеющих
углей.
"Вырядилась!" - с мимолетной неприязнью подумал Мальгин, тут же
меняя свое мнение при взгляде на лицо Акулины: контраст свежести,
красоты, молодости и печали буквально потрясал! И все же могла бы
надеть что-либо попроще... или я слишком придираюсь? На ее месте
Купава вряд ли оделась бы так... вызывающе.
- Идемте. - Мальгин встал из-за стола, стараясь незаметно
поправить рубашку на спине. - Отец лежит в клиническом отделении
этажом ниже.
- Вы не поздоровались, - укоризненно проговорила Акулина.
- Извините. - Клима бросило в жар, но он тут же парировал: -
Засмотрелся на ваши ноги.
Девушка озадаченно посмотрела на туфли, потом поняла, порозовев.
- Надо было, наверное, одеться иначе?
Мальгин молча открыл дверь, сердясь неизвестно на кого, первым
шагнул за порог и нос к носу столкнулся с незнакомым, дочерна
загорелым парнем.
- Добрый вечер, - пробормотал тот, отступая; одет он был в
спортивный костюм.
- Привет, - буркнул Клим, оглядываясь.
- Клайд? - удивилась Акулина, переходя на английский. - Что ты тут
делаешь?
- Гуляю, - огрызнулся парень, быстро приходя в себя. - Может быть,
мне нужна консультация. Может быть, я хочу сделать операцию на мозге,
чтобы стать таким же умным, как твой па.
Глаза у Акулины сузились, ничего хорошего не предвещая.
- Ты только затем и явился, чтобы сморозить глупость? Ты что -
следишь за мной?
- Ничуть не бывало, - запротестовал Клайд со смехом. - А насчет
глупости я уже говорил: хочу, чтобы...
- Клайд!
- Не придирайтесь к нему, - сказал Мальгин, оставаясь спокойным,
вполне понимая чувства молодого человека. - Чем сосуд наполнен, то из
него и льется. - Он обошел Клайда и направился к лифту, оглянулся. -
Идемте. Оба.
Сзади произошел короткий невнятный диалог, шум (парень пытался
обнять подругу), возглас Акулины: "Получил? И не смей больше хамить!"
Шепот Клайда: "И пошутить уже нельзя..."
В лифте парень тем не менее выглядел уверенно и ничуть не был
смущен. Мальгин поймал взгляд Акулины и понял, что она в гневе.
Держись, малыш, посочувствовал он Клайду, хоть ты и самоуверен
донельзя, но и она - не мягкая глина.
В бывшем боксе Стобецкого дежурил вездесущий Заремба. Удобно
устроившись в "беседке" управления, он работал в обратной связи с
Гиппократом - судя по высвету огней, на полусфере пси-вириала. Заметив
вошедших, воззрился на них в немом удивлении, затем оценил достоинства
Акулины и уже не сводил с нее глаз.
- Что за юница? - шепотом спросил он у подошедшего Мальгина.
- Дочь Лондона, - сухо ответил хирург, вытянул из полусферы
вириала дугу эмкана и оглянулся на топтавшуюся у порога пару. -
Проходите, садитесь.
"Беседка" растянула прозрачно-кисейные стены, из ее пола выросли
три "бутона" кресел и световая нить виома, развернувшаяся в объем
изображения с внутренностями реанимационной камеры: в зеленоватом
сумраке, опутанный шлангами, с десятками мигающих глазков по всему
телу, полулежал Майкл Лондон.
Акулина, прижав кулачки к груди, тихо вскрикнула:
- Папа!
- Изменений нет, - выслушал Клим пси-шепот Гиппократа. - Реакции
отсутствуют, процессы обмена идут, но вяло. Парасимпатика практически
на нуле. Последняя "фаза хозяина" была девять часов назад.
Мальгин снял эмкан, сказал тихо:
- Состояние прежнее, он жив... аппаратно. И все-таки надежда есть.
- Спасибо, - прошептала Акулина. - Я слышала, что у вас уже были
такие больные... Шаламов, да? А отец не станет таким же?
Клим повернул голову и посмотрел ей в глаза. Девушка прочитала
ответ.
- Я поняла... никаких гарантий... и все же мы надеемся... я и
мама... мы любим его! Вы спасете отца? Только не говорите "нет"!
Мальгин покачал головой, с трудом отводя взгляд. Этого ты могла бы
и не произносить, девочка, сказать "нет" проще всего, но и "да"
говорить без надежды на успех я не умею. С Шаламовым я тогда ошибся,
недооценил рост его второго "я", а с Лондоном такой ошибки не допущу.
- Я поняла, - повторила Акулина полушепотом; глаза ее были
глубоки, черны и полны влаги, но слезы она сдержала.
Ушла она вместе с притихшим другом через несколько минут,
посмотрев, как автоматика меняет на теле отца аппараты поддержки
жизни.
Заремба шумно вздохнул, просидев безмолвно - что само по себе уже
было чудом! - все это время.
- Ну и девица! Американка, а по выговору не скажешь. И на отца
она, по-моему, не похожа.
- У нее мать русская... Кстати, почему ты здесь? Разве у
Билла-старшего своих клиницистов не хватает?
- А мне интересно работать с Лондоном. Проблемщик я или кожура от
банана? - Заремба поднял бесхитростные глаза. - Да и Стобецкий не
возражает.
- Ну тогда сиди. - Мальгин встал и вышел, не оглядываясь.
На душе было пасмурно и неуютно, не покидало беспокойство за
Купаву, хотелось повидать дочь, поговорить с отцом, еще с кем-нибудь,
кто мог бы хоть как-то успокоить его, а откуда-то наплывали ощущения
смутной тревоги и - диссонансом - жажда чудес...
Глава 3
Джума Хан стоял на вершине колоссальной трехгранной пирамиды и
задумчиво смотрел "вниз", на одну из граней, края которой терялись в
