подобрался. Все понимая, держался он отлично, но Мальгину не нужен был
переводчик с языка тоски и боли, он сам хорошо говорил на этом языке.
Накатила волна отвращения к себе и желания бежать куда глаза глядят,
чтобы не видеть вопроса в глазах Джумы и любопытства в глазах Карой;
она все понимала не хуже мужчин.
- Кажется, я понял, - пробормотал Мальгин, всплывая из колодца
самоанализа. - Никому из нас не суждено прожить даже секунду вечности,
и поэтому важно оставить след, по которому потомки будут судить о
нас... нет?
- Не потомки, - покачал головой Хан, принявший какое-то решение. -
Современники. Знаете что, ребята, мне надо идти, важная встреча, а я
пунктуален. Хотите, я на прощание вам кое-что сыграю? - Не дожидаясь
ответа, Джума вошел в дом, и переглянувшиеся Карой и Клим вынуждены
были последовать за ним.
В гостиной, обставленной в стиле "персидская сказка", к изумлению
Мальгина, стоял музыкальный синтезатор "Терпсихора", которым
пользовались все знаменитые вокально-инструментальные ансамбли и
достать который было практически невозможно, так он был популярен.
Странно, что такой стоит у Карой, подумал Мальгин, на нем могут
работать только виртуозы...
Джума сел за панель синтезатора, привычно натянул эмкан и нацепил
на запястья браслеты биосъемов. Замер на мгновение... и заиграл.
Мальгин ощупью нашел кресло, сел, вслушиваясь в каскады звуков
сначала с недоверием, потом завороженно, затаив дыхание. Перед ним
возникали видения бешеных горных рек, грохочущих водопадов, моря в
шторм, смерчей в океане и на суше; они сменялись бездонными каньонами,
мрачными пропастями, извергающими вулканические бомбы кратерами,
озерами плюющейся огнем лавы, цунами, снежными лавинами и селями,
придвинулось вплотную солнце с протуберанцами, показались взрывающиеся
звезды, галактики, квазары; запылала Вселенная!.. Но постепенно бурные
земные и космические катаклизмы стали стихать, пока не остались перед
глазами прозрачное окошко родника и тонкий ручеек, исчезающий в
траве... Мальгин очнулся, потрясенный до глубины души.
- Колдовство! - хрипло выговорил он, не в силах сказать больше ни
слова.
Хан, сгорбившись, посидел за синтезатором несколько мгновений,
сорвал эмкан, встал и, улыбнувшись своей обычной, всепонимающей, чуть
ироничной улыбкой, как ни в чем не бывало сказал:
- До связи, ценители.
Ушел, не взглянув на Карой. В комнате повисла неловкая пауза.
Мальгин подумал: похоже, первый раунд он выиграл без боя. И,
собравшись с силами, нарушил тишину первым:
- Я не знал, что он еще и музыкант экстра-класса...
- Не преувеличивайте, мастер, - тихо ответила задумчивая Карой. -
Такое играется редко, лишь когда что-нибудь сгорает: вера, надежда
или... - Она зябко передернула плечами. - Зачем ты пришел ко мне?
- Не знаю, - помедлив, признался Мальгин. - За тобой, наверное.
- Ты считаешь, что имеешь право?..
Клим поморщился.
- Извини, что перебиваю, но я ничего не считаю и выяснять
отношения не хочу. Мне нужно было увидеть тебя - я увидел, вот и
все... - Мальгин наткнулся на взгляд женщины и не договорил. -
Впрочем, - сказал через силу, - вру. Я, кажется, люблю тебя...
Глаза Карой вспыхнули, засияли, хотя в них остались плавать
хрупкие льдинки вопроса и сомнения.
- А как же Купава?
Мальгин, не ожидавший такого вопроса, замер, потом встал и пошел к
двери. Карой догнала его у выхода на веранду, обняла сзади, прижалась
к спине.
- Прости, мастер, я не хотела обидеть. Теперь ты понимаешь, как на
меня действуют подобные вопросы? Мы квиты... Но я... еще ничего не
решила... Ты же знаешь, с тобой немногим по дороге. Не обижайся,
ладно? Ты, наверно, думаешь, что я бесстыжая? Играю с обоими ради
удовольствия?
- Нет, - глухо сказал Мальгин. Он устал и хотел теперь только
одного - спать.
Карой прижалась к нему тесней, Клим не сразу расслышал ее голос,
она читала стихи:
Исполненный греха, без разума и воли,
Непрочен и тщеславен человек.
Куда ни погляди - одни утраты, боли
Ему терзают плоть и душу целый век.
Едва уйдут одни - на смену им иные,
Все в мире для него страдания сплошные:
Его друзья, враги, любимые, родные... [Анна Брэдстрит.]
Потом добавила тихо:
- Особенно друзья и любимые... Ты не пожалеешь о том, что сказал
мне сегодня?
Мальгин повернулся, и его ослепил влажно-фарфоровый блеск ее зубов
между полуоткрытыми, ждущими губами.
- Нет, - каменно сказал он, целуя Карой. На поцелуй она не
ответила...
Домой Мальгин добрался на "автопилоте", в полубреду-полусне. Сил
хватило только на то, чтобы снять кокос и доплестись до кровати.
Ему снился Джума Хан, читающий с надрывом стихи поэта
восемнадцатого века Василия Тредиаковского:
Люблю, драгая,
Тя, сам весь тая...
Потом Клим блуждал в каменных лабиринтах орилоунского метро, и
слышался ему дивной красоты голос, чем-то смутно знакомый,
заставляющий плакать злыми слезами бессилия и тоски...
Проснулся он рано утром от какой-то важной мысли. Полежал немного,
пытаясь разлепить веки, и вспомнил сон. Дурман тревоги накатил и
отозвался в теле спазмом желудка, заныли натертые от вчерашней скачки
боками и спиной лошади места; в последний раз он садился на коня почти
год назад, хорошо, что отец вовремя научил его не только сидеть в
седле, но и сносно ездить...
Мальгин окончательно проснулся, прошлепал босиком по ворсу пола в
гостиную и набрал код аппарата отца. Виом сработал на шестом сигнале.
- Извини, па, - пробормотал хирург. - Разбудил?
Отец запахнул на груди халат с изображением рязанского Кремля,
посмотрел на часы: пять утра.
- В самый аккурат. Что-нибудь стряслось?
- Ты не знаешь, где Купава?
Мальгин-старший пригладил седой вихор на затылке.
- Меня уже спрашивали об этом твои коллеги... как ты их,
безопасники, так ты их называешь.
- Ромашин? И что ты ответил?
- А я почем знаю? Она мне уже не невестка.
Клим помял лицо ладонями. Отец смотрел на него, хмурясь.
- Не хотел говорить, но коль уж ты сам позвонил... у меня,
по-моему, был Даниил.
- Да что ты говоришь?! Когда? Где он?
- Я не совсем уверен, что это был он... во всяком случае,
физиономия у него другая, но манера поведения... Он представился
безопасником из ромашинского отдела, а я потом вспомнил, что ты
говорил, будто Ромашин ушел... вот и заработало сомнение.
- Понятно. - Голос сел, и Мальгин откашлялся. - Ты ему ничего не
сказал?
- Что я мог ему сказать? Я не знаю, где твоя... его Купава.
Тебе-то она зачем понадобилась?
- Извини, па, я потом еще позвоню. - Клим протянул руку, собираясь
выключить виом. Отец сделал жест: подожди.
- Может быть, это? В прошлом году ты вместе с ней и Данькой
отдыхал где-то на Сахалине...
- На Симушире! - Сердце отозвалось падением и взлетом. Мальгин
вспомнил, что долину Шаншири на Симушире Купава называла "раем". Вот,
значит, куда рвался Гзаронваль!
- Спасибо, па! - Мальгин поднял руку в прощальном жесте, образовав
кольцо из пальцев, и побежал одеваться. Через несколько минут он уже
мчался в такси к метро над еще спящим городом, обгоняя редкие утренние
машины, не замечая, что за ним в отдалении следует белый куттер с
номером "сто".
Глава 8
До Симушира он добрался за полдень по местному времени, уговорив
пилота грузового галеона доставить его на остров от метро
Петропавловска-Камчатского. Чтобы поймать такси на Симушире, надо
обладать терпением и временем, а поскольку ни того, ни другого у
Мальгина в запасе не было, он просто-напросто увел со стоянки у
вокзала чей-то пинасс, на панели которого мигал красный транспарант
"занято".
Не обращая внимания на удивленный оклик пассажиров пинасса,
стоявших неподалеку, Клим закрыл дверцу и взлетел, отключая автопилот.
От одной мысли, что он сейчас увидит сытое, презрительно-равнодушное
лицо Гзаронваля с выражением превосходства в глазах, у Мальгина свело
скулы, однако он заставил себя думать только о Купаве и о том, что
будет, если Шаламов найдет ее первым.
Панорама Симушира легла под ним зелено-коричневым ковром,
замыкаясь бухтой Броутона с одной стороны и седой далью океана - с
другой. Озеро Шаншири располагалось в семи километрах от вокзала
орбитального лифта и станции местного воздушного транспорта, на
северной оконечности острова, заполняя боковой кратер древнего
вулкана. Его крутые берега заросли низкорослыми соснами-пиниями,
багульником, можжевельником и высокой, по пояс, травой; сверху в этой
зеленой кипени ничего заметить было нельзя, но Мальгин уверенно повел
пинасс к восточному краю озера и не ошибся: под шатром сосновых крон
на берегу заросшего ерика он увидел две (все-таки две!) палатки, одну
- оранжевую, просторную, с компьютерным и хозяйственным обеспечением
типа "Колыбель-комфорт", и вторую, серебристую, разворачивающуюся
автоматически за несколько секунд, - типа "Спартанец". Рядом стоял
синий шестиместный куттер. На скале, нависающей над обрывом озера,
покрытой мхом и прогреваемой солнцем, лежала с книгой на матрасе
Купава, рядом висела яркая детская колыбелька. Гзаронваля нигде видно
не было.
Мальгин посадил машину, некоторое время сидел, ни о чем не думая,
просто глядел на женщину, одетую в такое же парео, что и Карой два дня
назад, потом с усилием выбрался из кабины. Купава, отложив книгу,
молча смотрела, как он приближается.
- Привет. - Мальгин сел на замшелый валун, посмотрел на солнце,
расстегнул рубашку. - А где этот красавец... Марсель?
- Клим! - удивленно и обрадованно, словно только что узнала его,
нараспев сказала Купава. - Как ты нас нашел? Ты один?
- Один, - буркнул хирург. - Нашел по следу. Где Марсель?
- Занимается подводной охотой, он взял с собой лайтинг, лодку,
ружье, обещал вернуться к обеду.
- И кто же из вас был инициатором этой идиллии?
- Марсель. Он сказал, что ты... - Купава запнулась.
Мальгин остался спокойным, только внутри живота болезненно
напрягся какой-то мускул.
- Договаривай, не бойся, не укушу.
- Он сказал... мне надо держаться от тебя подальше, потому что...
его предупреждал Дан... Ты правду мне сказал?
- Когда и что именно?
- Ну... что ты не... бросил Дана специально...
Мальгин покачал головой: помнишь?..
Я лишнего и в мыслях не позволю,
когда живу от первого лица.
Но часто вырывается на волю
второе "я" в обличье подлеца [В. Высоцкий.].
- Не узнаю тебя. Ты же всегда имела вкус и обладала чувством меры,
по-моему, врожденным, и вдруг такой нонсенс. Неужели ты не видишь, что
Марсель... - Клим хотел сказать "подонок", но удержался, - лжет!
Неужели ты так слепа?
Купава нахмурилась.
- Я так и думала, что ты это скажешь. Марс правильно предупреждал.
Ты же его совершенно не знаешь.
- Да знаю! - махнул рукой Мальгин. - Это ты не знаешь и не хочешь
знать, отгородившись от мира стеной стереотипа. А он обыкновенный
шантажист, который давно метит занять мое... то есть место Дана, а не
видеть этого, благосклонно принимать его ухаживания - значит совсем...
- Я поняла. - Ее тон стал еще более холодным. - Если ты прилетел,
чтобы сказать мне гадость...
- Да! - твердо сказал Мальгин. - Именно поэтому я и прилетел.
Больше всего меня поражает мысль, что ты веришь ему и не веришь мне,
