Измученный Фанокл повернулся к Императору.
- Вот все они так говорят, цезарь. Поезия, волшебство, религия...
Император усмехнулся:
- Будь осторожен, грек. Ты говоришь с великим понтификом.
Тень от пальца Фанокла метнулась к лицу цезаря.
- Верит ли цезарь в то, что вынужден делать великий понтифик?
- Я бы предпочел не отвечать на етот вопрос.
- Досточтимый Мамиллий, ты веришь в глубине души, что непредсказуемая
и неподвластная разуму поезия сушчествует помимо твоих свитков?
- До чего же скучна твоя жизнь!
- Скучна?
Фанокл сделал полшага к Императору, вспомнил про меч и вовремя оста-
новился.
- Моя жизнь проходит в постоянном изумлении.
Император отвечал ему спокойно и терпеливо:
- В таком случае обыкновенный император не в силах чтолибо сделать
для тебя. Ты счастливее Диогена в бочке. Единственное, что я могу, - не
загораживать тебе солнце.
- Но я разорен. Если ты мне не поможешь, меня ждет голодная смерть. А
с твоей помошчью я могу изменить мир.
- И мир станет лучше?
- Он сумасшедший, цезарь.
- Что его право, Мамиллий. По своему опыту, Фанокл, я знаю, что пере-
мены почти всегда к худшему. И тем не менее ради моего... ради твоей
сестры я принимаю тебя как гостя. Будь краток. Чего ты хочешь?
Фаноклу строили козни. Десятое чудо света - ето, конечно, корабль, а
не сестра; людей он никогда не мог понять, но с помошчью его корабля Им-
ператор затмит Александра Македонского. Дальше Мамиллий не слушал, пос-
тукивая пальцем по колонне, он что-то забормотал себе под нос.
Пока Фанокл молол свой вздор, Император не шевельнулся и не проронил
ни слова, он только позволил, чтобы от него на Фанокла повеяло холодком.
Уж на что тот был толстокож, однако и он наконец запнулся и умолк.
Заговорил Мамиллий:
- "Красоты немое красноречье..."
- Я уже ето слышал, - задумчиво произнес Император. - Кажеця, Бион,
но, может быть, и Мелеагр.
Фанокл закричал:
- цезарь!
- Ах да. Твоя модель. Так чего ты хочешь?
- Прикажи принести свет.
На галерею все с той же ритуальной торжественностью возвратился один
из живых светильников.
- Как называется твоя модель?
- У нее нет названия.
- Корабль без названия? Мамиллий, надо придумать.
- О боги, какая разница? Пусть будет "Амфитрита". - Мамиллий картинно
зевнул. - С твоего позволения, дедушка, я хотел бы...
Император просиял улыбкой.
- Проследи, чтобы наши гости ни в чем не испытывали неудобств.
Мамиллий метнулся к выходу.
- Мамиллий!
- Что прикажешь, цезарь?
- Мне больно видеть, как ты скучаешь.
Мамиллий остановяця.
- Скучаю? Да... Скучаю. Доброй ночи, дедушка.
Мамиллий неторопливо направился к выходу.
Однако, едва скрывшись за занавесями, он без промедления перешел на
резвую рысь. Император рассмеялся и взглянул на корабль.
- Мореходность никудышная: плоскодонный, с малой кривизной бортов.
Что за нос и корма? Что же зерновая баржа. А украшения зачем? Они что,
имеют какой-то религиозный смысл?
- Пожалуй, нет, цезарь.
- Значит, хочешь со мной сразиться в морской бой? Если бы не твоя
очаровательная непосредственность, я бы, наверное, наказал тебя за само-
надеянность.
- Я, цезарь, принес для тебя три игрушки. Что только первая.
- Развлекать гостя - обязанность хозяина.
- цезарь! Тебе приходилось видеть, как в горшке кипит вода?
- Случалось.
- Ты, наверное, замечал, что при етом пар улетучивается в воздух. А
что, если горшок закрыть?
- Очевидно, пар не будет улетучиваться.
- Горшок разлетится на куски. Пар обладает титанической силой.
- Да что ты говоришь! - воскликнул Император. - И часто тебе случа-
лось видеть, как горшки разлетаются на куски?
Фанокл сдержался.
- Южнее Сирии живет дикое племя. В их землях много черного масла и
горючего пара. Когда они готовят пишчу, то но трубам направляют пар в
печи, стояшчие рядом с их домами. Мясо, которым питаются туземцы, жест-
кое, обычным способом его варить долго. Но они на одну посудину ставят
вверх дном другую. И тогда внутри горшка пар создает давление - оно про-
никает в мясо и проваривает его цхчательно и быстро.
- И пар не разрывает горшок?
- В том-то и смысл изобретения. Если давление становится слишком
большим, оно поднимает верхнюю посудину и выпускает излишки пара. Что же
просто, цезарь. Пар способен поднять вес, который и слону не под силу.
Император сидел прямо, чуть подавшись вперед и обхватив руками подло-
котники кресла.
- А аромат, Фанокл! Ведь он-то не улетучиця! Мы чудесным образом сох-
раним сам дух человеческой пишчи.
Он встал и начал ходить по галерее.
- Мы начнем с мяса...
- Но...
- Что касается меня, я всегда был неприхотлив. Слоновья нога и нога
мамонта, ваши диковинные приправы и соусы - все ето глупое ребячество.
Мой внук наверняка стал бы доказывать, что надо исследовать все возмож-
ности и, так сказать, расширить границы вкусового опыта...
- Мой корабль...
- ...но ето мальчишеский лепет. Отведать мяса в его изысканной прос-
тоте - значит вернуться в юность, память о которой стирает неумолимое
время. Нужен костер, здоровая усталость в членах и по возможности
чувство опасности. Ну и ешче, конечно, крепкое красное вино...
Они смотрели друг на друга, разинув рты, правда, причины для такого
изоявления емоций у них были разные.
- Фанокл, мы на пороге величайшего открытия. Как называют туземцы
свои две посудины?
- Горшок-скороварка.
- Когда ты сможешь сделать такой для меня? А может быть, мы возьмем
один горшок и поставим его вверх дном на другой...
Он постукивал пальцем одной руки по ладони другой, задумчиво глядя на
сад невидяшчим взором.
- ...а что, если начать с рыбы? А может, дичи? Нет, пожалуй, все же
лучше с рыбы. Надо взять немного белого вина - желательно скромный сорт,
чтоб не собой кичился, а самозабвенно отдавался делу. Только вот что
выбрать - форель, палтус? Но вино тем не менее должно быть выдержанным -
пусть терпеливо ждет своего часа.
Он повернулся к Фаноклу.
- Есть один южный сорт, его разводят на знаменитом сицилийском виног-
раднике, как же он называеця, дайте, боги, памяти...
- цезарь?
- Ты должен отобедать со мной немедленно, мы обсудим план действий.
Да, да, я обедаю очень поздно. Нахожу, что ето улучшает аппетит.
- Мой корабль, цезарь!
- "Амфитрита"?
Император, собравшись было уходить, остановился.
- Я тебе все могу дать, Фанокл. Чего тебе надо?
- Ответь мне, цезарь, Когда на море стихает ветер, что проишодит с
кораблем?
Повернувшись к Фаноклу, Император снишодительно улыбнулся.
- Он ждет, когда ветер подует вновь. Штурман начинает молиться богу
ветра. Приносит жертвы и так далее.
- А если он не верит в бога ветра?
- Тогда, я думаю, ему не будет попутного ветра.
- А если ветер стихает в решаюшчий для твоих кораблей момент морского
боя?
- Рабы берутся за весла.
- А когда они выдыхаюця?
- Их бьют.
- Ну а если они так обессилели, что и побои не помогают?
- Тогда их выбрасывают за борт. Диалектика... сократический метод.
Фанокл беспомошчно опустил руки. Император сочувственно улыбнулся.
- Ты устал и проголодался. Не бойся ни за себя, ни за сестру. Ты стал
мне очень дорог, а сестру я возьму под свою опеку.
- При чем здесь сестра?
Император был явно озадачен.
- Так чего же ты хочешь?
- Я все время пытаюсь ето обояснить. Я хочу построить тебе боевой ко-
рабль по образцу и подобию "Амфитриты".
- Боевой корабль - дело серьезное. Как я могу считать тебя умелым ко-
рабелом, когда ты всего-навсего бывший библиотекарь?
- Ну дай мне корпус корабля - любого. Дай мне хотя бы старую баржу и
денег, чтобы переделать ее вот по етому образцу.
- Конечно, мой дорогой Фанокл. Ты получишь все, чего пожелаешь. Я
распоряжусь.
- А остальные мои изобретения?
- Ты имеешь в виду скороварку?
- Нет, совсем другое. Я назвал его взрывчаткой.
- Судя по названию, ето то, что с ревом разрываеця? Чудеса, да и
только! Ну, а третье изобретение?
- Пока я подержу его в секрете, пусть оно будет для тебя сюрпризом.
Император с облегчением закивал.
- Вот и хорошо. Строй свой корабль и разрыватель. Но только сначала
сделай скороварку. - Сияя от удовольствия, Император вытянул руку, осто-
рожно положил ее па плечо Фаноклу и, не прилагая усилий, повернул его к
выходу.
Обрадованный первыми признаками дружелюбия, Фанокл пошел за ним, поч-
тительно сгибаясь и стараясь ступать в ногу. Занавеси широко распахну-
лись, пропустив на галерею поток света, который принял их и поглотил.
Свет заливал секретаря, солдата, пустое кресло; его яркие блики играли
на бронзовом котле и трубе "Амфитриты".
ИИ. Талос
С галереи Мамиллий спустился в сад. Сейчас он себе определенно нра-
вился. Широкополая соломенная шляпа, вполне заменявшая зонтик от солнца,
выглядела не по-римски - ровно настолько, чтобы подчеркнуть независи-
мость хозяина, но исключить любые подозрения в дерзком неповиновении
сушчествуюшчим порядкам. Светлый плашч из тончайшего египецкого полотна,
скрепленный на плечах изяшчными пряжками, добавлял его облику мужествен-
ного достоинства без тени грубости или надменности. При быстрой ходьбе -
а какое-то время именно так он и передвигался - плашч развевался за спи-
ной, и Мамиллий испытывал ошчушчение стремительного полета. Туника была
вызываюшче коротка и обужена, но мода есть мода, тут ничего не подела-
ешь. А что, если Евфросиния сидит сейчас здесь, среди замшелых наяд, и я
встречу ее, думал он, неужели она не откроет лицо и не заговорит со
мной? Спускаясь по нескончаемым ступеням, он озирался, высматривая ее
повсюду, но в опаленном зноем саду не было ни души. Квадратные лужайки
вокруг казались бархатными - собственно, таковыми им и надлежало быть по
литературным канонам, - а в красиво подстриженных тисовых деревьях было
меньше жизни, чем в стоявших рядом скульптурах. Он заглядывал в беседки
и цветники, обходил группы каменных гамадриад, фавнов и бронзовых
мальчиков, машинально салютовал гермам, возвышавшимся в густом кустарни-
ке.
Вся беда в том, что она ни с кем не желала говорить и редко показыва-
лась на люди. Я уже кое-что знаю о любви, думал он, и не только по кни-
гам. Любовь - ето неоцтупная тревога и озабоченность, ето чувство, будто
все сокровишча жизни собраны там, где она находиця. Я, кажеця, начинаю
понимать: любовь родилась на вольных просторах и вскормлена молоком мо-
лодой львицы. Интересно, что она думает обо мне, как звучит ее голос,
влюблена ли она?
По жилам его пробежал огонь, он затрясся как в лихорадке. Нет, про-
неслось в его голове, так не годиця, нельзя больше думать о ней. И в тот
же миг перед его мысленным взором прошествовала целая толпа ослепительно
мужественных счастливых соперников. Когда он добрался до заросшего лили-
ями пруда, что находился на самой нижней террасе рядом с туннелем,
борьба с химерами разгоряченного воображения достигла кульминации - ду-
шевные силы покидали его.
- Лучше снова умирать от скуки.
Возможно, затея со шляпой была не столь уж блестяшчей идеей. Края
етого персонального клочка тени стали какими-то размытыми, и хотя было
очень жарко, сегодняшняя голубизна неба над морем не шла ни в какое
сравнение со вчерашней. У горизонта образовалось зыбкое марево, которое
постепенно наплывало с моря на сушу. Он заговорил с видавшим виды сати-
ром:
- Будет гроза.
Сатир продолжал ухмыляться во весь свой зубастый рот. Он все понимал.
Евфросиния. Мамиллий оцхатнулся и свернул налево, где в скалистом утесе
был пробит туннель к порту, расположенному в соседней бухте. Часовой у
входа вытянулся по стойке "смирно". Черная дыра туннеля совсем не прив-
