периода в моей жизни. Я ничуть не боялся предстоящей встречи с
Гхором. Не то чтобы я был заранее уверен в победе -- просто мне
столько приходилось рисковать жизнью, что страх за собственную
шкуру почти выветрился из моей души. Прожить долгие месяцы
свободным, как дикая пантера, и вдруг оказаться запертым в
каменном мешке, лишенным свободы передвижения и свободы выбора.
Если бы это заключение продлилось еще чуть дольше, боюсь, я не
выдержал бы и попытался сбежать, либо обретя таким образом
свободу, либо погибнув при этой попытке. Но во вем этом была и
положительная сторона: раздражение и злость не давали мне
расслабиться, так что я всегда был в форме и готов к любым
переделкам.
Пожалуй, на Земле нет людей, настолько сильных и в любую
минуту готовых к бою, как обитатели Альмарика. Конечно, они
живут жизнью дикарей, полной опасностей, сражений с хищниками и
с другими племенами. Но все же это жизнь людей. Я же долгое
время жил как дикий зверь.
Коротая время в башне, я вспомнил об одном чемпионе Европы
по борьбе, который, в шутку повозившись со мной, назвал меня
самым сильным человеком в мире. Посмотрел бы он сейчас на меня,
пленника крепости Котх! Я уверен, что сейчас я без труда
переломил бы этого чемпиона о колено, порвал бы его могучие
мышцы, словно гнилые тряпки, и перебил кости, как трухлявые
доски. Что касается скорости, то вряд ли даже самый
тренированный земной бегун был бы в состоянии соперничать с
тигриной энергией, затаившейся в моих суставах и сухожилиях.
И несмотря на все это, я понимал, что мне придется
полностью выложиться, только лишь чтобы устоять против бешеного
натиска моего противника, действительно изрядно походившего на
пещерного медведя.
Тхаб-Быстроногий поведал мне о кое-каких победах Гхора.
Такого послужного списка я еще не встречал. Жизненный путь
этого великана был отмечен переломанными конечностями,
свернутыми шеями и сломанными позвоночниками его противников.
Никто еще не смог устоять против него в схватке без оружия;
правда, кое-кто утверждал, что Логар-Костолом был ему ровней.
Логар, как я узнал, был вождем Тхугров -- племени,
враждебного Котхам. Все племена на Альмарике враждовали друг с
другом, человечество оказалось расколотым на бесчисленное
количество обособленных групп, постоянно воевавших между собой.
Вождя Тхугров прозвали Костоломом за его недюжинную силу.
Отобранный мной кинжал был его любимым оружием, выкованным, по
словам Тхаба, неким сверхъестественным кузнецом. Тхаб называл
это существо "горкха", и я обнаружил, что они очень напоминают
гномов -- хозяев металлов из древних германских мифов моей
родной планеты.
От Тхаба я много узнал о его народе и обо всей планете, но
об этом я расскау позже. Итак, настал, наконец, тот день, когда
ко мне в башню пришел Кхосутх и, осмотрев ои раны, нашел их
вполне излеченными, а меня -- полностью готовым к поединку за
честь быть принятым в его племя.
x x x
В вечерних сумерках меня вывели на улицу Котха. Я с
интересом оглядывал окружающие меня могучие стены домов. В этом
городе все было выстроено на века, с большим запасом прочности
и мощности, но без единого намека на украшения. Наконец мои
конвоиры привели меня к некоторому подобию стадиона или театра
-- овальной площадке у внешней стены, вокруг которой
поднимались широкие ступени каменной лестницы, служившие
сиденьями для зрителей. Центральная площадка поросла невысокой
густой травой, наподобие футбольного поля. Нечто вроде сети
окружало арену, без сомнения, для того, чтобы уберечь головы
соперников от чересчур сильного прикладывания к каменным
трибунам. Вся площадка была хорошо освещена несколькими
факелами.
Зрители уже заняли свои места: мужчины у самой арены,
женщины и дети -- на верхних ступенях. Среди моря лиц я с
удовлетворением заметил знакомое лицо Альтхи, заинтересованно
смотревшей на меня своими черными глазами.
Тхаб провел меня на арену, а сам, вместе с
остальнымивоинами, остался за сеткой. Я живо вспомнил кулачные
бои, подпольно проводимые там, на Земле, в похожих условиях --
на голой земле, в неверном свете, без перчаток... Глянув в
черное, полное ярких звезд небо, чья красота никогда не
переставала поражать меня, я вдруг от души расхохотался. Нет,
подумать только! Я, Исау Каирн, должен сейчас потом и кровью
доказать свое право на существование в мире, о котором никто на
моей родной планете даже не подозревает.
С другой стороны арены к сетке подошла вторая группа
воинов. В центре шел Гхор-Медведь, живо подлезший под сетку и
огласивший стадион дикимвоплем, придя в ярость от того, что я
опередил его и появился на ринге первым.
Встав на возвышающийся над первым рядом помост, Кхосутх
взял в руку копье и, размахнувшись, метнул его в землю.
Проследив короткий полет глазами и увидев, как копье вонзилось
в траву, мы с Гхором кинулись друг на друга -- две горы мышц,
полные силы и желания победить.
На нас не было никакой одежды, кроме узкой набедренной
повязки. Правила поединка были просты: запрещалось наносить
удары как кулаком, так и раскрытой ладонью, локтями, коленями;
также запрещалось пинаться, кусаться и царапаться. Все
остальное было разрешено.
Когда мохнатая туша впервые навалилась на меня, я подумал,
что Гхор, пожалуй, был посильнее Логара. Лишенный своего
привычного оружия -- кулаков, -- я терял главное преимущество
перед противником.
Гхор был настоящей грудой железных мускулов; к тому же он
двигался с быстротой огромной кошки. Привычный к таким
поединкам, он владел множеством приемов, о которых я не знал. В
довершение ко всему, его голова так плотно сидела на плечах, на
короткой толстой шее, что было бесполезно пытаться свернуть ее.
Меня спасли только упорство и выносливость, полученные за
время жизнь в диких холмах. Кроме того, на моей стороне было
преимущество в скорости и ловкости.
О самом поединке можно сказать немногое. Казалось, что
время прекратило свое движение, остановилось, превратившись в
неподвижную, скрытую кровавой пеленой вечность. Стояла
абсолютная тишина, нарушаемая лишь нашим хриплым дыханием,
потрескиванием факелов да звуком скользящих по траве босых ног.
Наши силы были почти равны, что делало невозможной быструю
развязку. Дело было не в том, чтобы уложить соперника на
лопатки, как это принято в соревнованиях на Земле. Нет, здесь
состязание шло да тох пор, пока один или оба противника не
рухнут замертво на землю, прекратив сопротивление.
До сих пор меня бросает в дрожь, когда я вспоминаю о том,
каких усилий воли и боевого духа стоила эта схватка. В полночь
мы все еще стояли, уперевшись друг в друга плечами. Казалось,
что весь мир утонул в каком-то кровавом тумане. Все тело
превратилось в сплошной сгусток напряжения и боли. Некоторые
мышцы просто онемели, и я перстал чувствовать их. Кровь
сочилась у меня изо рта и из носа. Я наполовину ослеп от
напряжения. Ноги стали дрожать, дыхание сбилось. Утешало меня
лишь то, что Гхор был не в лучшем виде. Кровь также текла и из
его тра и носа, да к тому же еще и из обоих ушей. Его грудь
также ходила ходуном. Сплюнув кровавую слюну, он с рычанием,
больше похожим на хрип, еще раз попытался вывести меня из
равновесия и сбить с ног. Для этого он дернулся и стал еще
больше нагибаться вперед.
Собрав в кулак последние силы, я вложил их в одно
движение; перехватив выставленную вперед руку Гхора, я
развернулся, перекинул ее через плечо и резко потянул на
себя...
x x x
Нажим Гхора помог мне провести прием. Перелетев через
меня, он рухнул на траву, приземлившись на шею и одно плечо, и
затих. Мгновение я стоял в тишине, глада на лежащего
противника, а затем воздух наполнился криками Котхов,
признававших меня победителем. Но тут ноги мои подкосились, в
глазах стало совсем темно, и я, рухнув на лежащего соперника,
потерял сознание.
Уже потом мне сказали, что сначала все посчитали нас обоих
пкойниками. Много часов пробыли мы с Гхором без созания. Как
наши сердца не разорвались от такого напряжения -- осталось для
меня и для всех загадкой. Старики утверждали, что не помнили
такого долгого поединка на арене за всю свою жизнь.
Гхору пришлось худо, даже по здешним меркам. В последнем
падении он переломил себе плечо и раскроил череп, не говоря уже
о других, менее значительных травмах. Что касается меня, то в
моей грудной клетке оказались сломанными три ребра, а все
суставы и мышцы настолько перетрудились, что я несколько дней
не мог даже подниматься с постели. Котхи лечили нас, используя
все свои немалые познания в этом деле, но, пожалуй, в первую
очередь своим выздоровлением мы были обязаны нашей природной
живучести. Когда дитя природы оказывается ранено, оно либо
быстро погибает, либо так же быстро выздоравливает.
Я спросил Тхаба, не будет ли Гхор ненавидеть меня за
проигрыш. Вопрос поставил моего приятеля в тупик: до сих пор
Гхор никогда не проигрывал поединков.
Но вскоре я понял, что могу не беспокоиться на этот счет.
В один прекрасный день в мою комнату вошли шестеро воинов,
аккуратно внесших на руках носилки, на которых лежал Гхор,
перевязанный так плотно, что его едва можно было узнать. Но
голос Медведя перепутать было невозможно. Он заставил своих
приятелей принести себя ко мне в комнату, чтобы
поприветствовать меня. Он не держал на меня зла. В его большом,
простом, первобытном сердце нашлось место лишь для восхищения
человеком, сила которого превзошла его собственную. Как только
Гхора внесли, он тотчас же издал приветственный клич, от
которого задрожала крыша здания, и выразил надежду, что мы
вместе еще повоюем и зададим жару врагам нашего племени.
Его унесли, а он все продолжал восхищаться мною и строить
планы на будущее. Неожиданно для себя я почувствовал нежность и
симпатию к этому созданию природы, которое было куда ближе к
человеку, чем многие так называемые цивилизованный обитатели
Земли.
Итак, как только я смог стоять на ногах и самостоятельно
передвигаться, я предстал перед Кхосутхом-Головорезом,
начертавшим над моей головой острием меча древний символ
племени Котх. Затем вождь собственноручно вручил мне знак воина
-- широкий кожаный ремень с железной пряжкой, и передал оружие
-- мой кинжал и второй клинок -- длинный прямой меч с
серебряным эфесом. Затем передо мной прошли все воины, начиная
с вождя. Каждый клал мне руку на голову и называл свое имя. Я
должен был повторить его и назвать себя, произнеся свое новое
имя -- Железная Рука. Эта часть была самой утомительной --
как-никак, а воинов было что-то около четырехсот. Но это
входило в ритуал посвящения, и, пройдя его, я был таким же
полноправным Котхом, как если бы родился в этом городе.
Еще в башне, меряя шагами свою комнату, словно тигр в
клетке, я многое узнал из рассказов Тхаба о Котхах и о том, что
им самим было известно об их собственной планете.
Это племя и другие, ему подобные, были единственой
человекоподобной расой на Альмарике, хотя далеко на юге обитал
таинственный народ, который Котхи называли Ягами. Себя же они
именовали "Гура". Это слово они применяли к себе так же, как мы
на земле используем слово "человек". Множество племен Гура
населяло похожие на Котх города. В каждом из племен было
три-пять сотен воинов и соответствующее число женщин и детей.
