лежать, касаясь губами ледяной воды, наслаждаясь тишиной и
спокойствием. Это было ошибкой. Ешь быстро, пей быстро, спи
неглубоко и не засиживайся на одном месте -- вот первые правила
жизни в дикой природе, и короток век того, кто не следует им.
Теплые лучи солнца, бульканье воды, блаженное чувство
расслабленности и отдыха после долгого бега и драки -- все это
подействовало на меня, как наркотик, и погрузило в приятную
полудрему. Должно быть, какой-то первобытный инстинкт
предупредил меня об опасности, когда до моего слуха донесся
легкий шорох, явно не имеющий отношения к журчанию ручья и
шелесту травы. Прежде, чем мой разум определил его, как звук
крадущегося тяжелого тела, я уже перекатился на бок, вынимая из
ножен кинжал.
В тот же миг огромная тень, взметнувшись над травой,
оглашая все вокруг диким ревом, мягко приземлилась прямо на том
месте, где еще мгновений назад лежал я. К сожалению, я не успел
отскочить достаточно далеко, и одна из лап с выпущенными
когтями прошлась по моему бедру, здорово расцарапав его. Судя
по манере движения, напавший на меня хищник был чем-то вроде
огромной дикой кошки. В мгновение ока чудовищный хищник
сориентировался и набросился на меня. Я отшатнулся, увидев, как
метнулись к моему горлу оскаленные клыки, и вдруг почувствовал,
что лечу в воду. Одновременно раздался похожий на кошачий вой
хищника, оборвавшийся, когда зверь тоже влетел мордой в ледяную
воду, подняв фонтан брызг. На какое-то время я потерял
ориентировку и, вынырнув, увидел лишь большую тень, исчезнувшую
в кустах у подножия скал. Что это было -- я точно сказать не
мог, но больше всего этот зверь походил на леопарда, только
намного крупнее и тяжелее любого леопарда с Земли.
Внимательно оглядев берега, я не увидел других хищников и
вылез из озера, дрожа от холода. Мой кинжал так и остался в
ножнах. У меня не хватило времени выхватить его. Спасло меня
лишь то, что эта гигантская кошка, наподобие ее земных
сородичей, не питала любви к водным процедурам.
Я обнаружил большой порез на бедре и четыре, поменьше, на
плече -- там, где меня коснулись когтистые лапы. Большая рана
сильно кровоточила, и я опустил ногу в воду, вздрогнув, когда
ледяная влага коснулась рваного разреза. Лишь когда нога совсем
онемела от холода, кровь перестала идти.
Поразмыслив, я пришел к выводу, что попал в весьма
затруднительное положение. Меня мучил голод, вот-вот должно
было начать темнеть; где-то по соседству ошивается огромная
рассерженная кошка, да и неизвестно еще какие хищники. К тому
же я был ранен. Цивилизованный человек здорово изнежен. С той
раной, которую я получил, меня упрятали бы в больницу и
несколько недель не давали бы вставать с постели. Уж на что я
всегда с презрением относился к боли и травмам, но здорово
приуныл, осмотрев рану и поняв, что мне нечем перевязать и
смазать ее. Похоже, ситуация полностью выходила из-под моего
контроля.
x x x
Я направился к скальной гряде, рассчитывая найти там
что-то вроде пещеры, чтобы провести ночь, которая, судя по
всему, обещала быть не такой теплой и приятной, как день. Вдруг
за моей спиной послышался какой-то дьявольский лай.
Оглянувшись, я увидел приближающихся ко мне со стороны входа в
ущелье неизвестных животных, похожих на гиен. Пожалуй, их вой
был еще более жутким и отвратительным, чем у земных гиен. У
меня не было сомнений в цели их следования -- эти зверюги
охотились за мной.
Необходимость не признает самоограничений. Еще минуту
назад я медленно ковылял, постанывая от боли. И вот я уже
несусь во весь дух к скалам, словно не был измучен и изранен.
Каждый шаг отдавался дикой болью в бедре; рана снова раскрылась
и начала кровоточить, но, сжав зубы, я продолжал бежать.
Мои преследователи прибавили скорость, и я уже почти не
надеялся добраться раньше них до деревьев, росших у подножия
скал. Они почти наступали мне на пятки, когда я радостно
подтянулся и вскарабкался на нижний сук, выше человеческого
роста. К моему ужасу, гиены стали карабкаться по стволу дерева
вверх за мной. Бросив отчаянный взгляд вниз, я понял, что эти
твари здорово отличались от земных гиен, как и все на Альмарике
отличалось от самого похожего на Земле. У этих зверей были
когтистые, почти кошачьи лапы, да и само тело, достаточно
гибкое, позволяло им лазать по деревьям, почти как рыси.
Я уже приготовился принять последний бой, когда заметил
нависший над головой выступ скалы, в который упирались ветви
дерева. Обдирая колени и локти, я вскарабкался по каменной
стене и, перевалившись через грань обрыва, лег на скалу, глядя
на своих преследователей. Они повисли на верхних ветвях дерева
и выли, словно души непогребенных покойников. Видимо, их
способность к лазанию ограничивалась деревьями. После одной
попытки перепрыгнуть на скалу и взобраться по ней, в результате
чего одна из гиен рухнула вниз с душераздирающим воплем, они
прекратили преследование.
Но уходить эти твари тоже не стали. Стемнело, на небе
появились незнакомые мне звезды, вышла большая, золотистого
цвета луна, но мои преследователи все сидели на ветках и на
земле под деревом, отвратительно завывая на луну, видимо,
жалуясь на неудачную охоту.
Ночь была очень холодной -- на камнях даже появился иней.
Я просто окоченел. Единственный лоскут ткани, прикрывавший мое
тело, я использовал как жгут, чтобы остановить делавшееся уже
опасным кровотечение из рану на ноге.
Никогда еще я не чувствовал себя таким жалким. Ночь я
провел, стуча зубами от холода, лежа на голых камнях. В
нескольких шагах горели холодным огнем глаза гиен. Где-то вдали
слышалось рычание и вой других, невидимых в темноте чудовищ.
Визги, крики, стоны и лай разрезали ночную мглу. И я лежал,
голый, израненный, замерзший, голодный, дрожащий от страха за
свою жизнь, словно один из моих далеких предков в палеолите на
моей родной планете.
Теперь я понял, почему наши предки обожествляли солнце.
Когда наконец холодная луна уступила место теплому солнцу
Альмарика, я был готов запеть от радости. Гиены подо мной,
полаяв и повыв еще немного, отправились на поиски другой, более
легкой добычи. Мало-помалу тепло проникло в мои закоченевшие
конечности и расслабило мои одеревеневшие мышцы. Я встал,
потянулся и поприветствовал наступление нового дня, как это
делал, дожив до нового рассвета, мой пращур на заре истории на
нашей планете.
Выждав немного, я спустился вниз из своего убежища и
направился к ореховым кустам. Решив, что лучше умереть от
отравления, чем от голода, я расколол несколько орехов и съел
их содержимое. Пожалуй, никакое блюдо на Земле мне еще не
казалось таким вкусным. Никаких симптомов отравления не
последовало, к тому же орехи оказались очень питательными. Я
начал адаптироваться к окружающим условиям. По крайней мере,
источник пищи был найден. Первое препятствие было преодолено --
я осваивался с жизнью на Альмарике.
x x x
Описывать в деталях дальнейшие несколько месяцев не имеет
смысла. Я жил среди скал и холмов, испытывая столько страдании
и лишений, сколько люди на Земле уже не испытывали много тысяч
лет. Осмелюсь утверждать, что только человек невероятной силы и
упорства мог бы выжить там, где выжил я. Но я не просто выжил,
я приспособился и освоился в этом новом мире.
Поначалу я не отваживался покидать свою долину, где, по
крайней мере, у меня была вода и пища. Я построил себе что-то
вроде гнезда из веток на площадке на выступе скалы, где спал по
ночам. Хотя можно ли назвать сном это состояние? Не думаю. Я,
скорчившись, лежал, дрожа от холода, коротая время до рассвета.
А днем я при малейшей возможности погружался в неглубокий,
чуткий сон и был готов проснуться от малейшего непривычного
шороха. Остальное время я проводил, бродя по окрестным холмам и
собирая орехи. Нельзя сказать, что эти прогулки были безопасным
занятием. Не раз и не два приходилось мне спасаться бегством и
находить убежище на крутых скалах и вершинах деревьев. Холмы
населяло огромное количество разных зверей -- и в основном
кровожадных хищников.
Именно поэтому я держался своей долины, где я был в
сравнительной безопасности. В холмы же меня гнала та же сила,
которая двигала во все века человечеством -- от первых
неандертальцев до колонизаторов-европейцев, -- поиск пищи.
Орехи в моем ущелье были почти все съедены. Разумеется, не я
один был виновником этого, хотя жизнь на природе и пробудила во
мне зверский аппетит. Полакомиться орехами приходили в мою
долину огромные животные, напоминающий медведей, и другие --
похожие на покрытых густым мехом бабуинов. Все они с
удовольствием пожирали орехи, но, судя по вниманию,
проявляемому ими к моей персоне, не чурались они и мясной пищи.
Избежать встречи с медведями было сравнительно легко. Эти горы
мяса не очень быстро двигались, не умели лазать по скалам и
деревьям, да и зрение у них было неважным. А вот бабуинов я
ненавидел лютой ненавистью и смертельно боялся. Эти твари
преследовали меня до изнеможения; они отлично бегали и лазали,
да и скалы не были для них препятствием.
Как-то раз они загнали меня в мое убежище, и один из
бабуинов перепрыгнул с ветки на выступ скалы вслед за мной. Эта
тварь не учла, что человек, загнанный в угол, становится куда
опаснее, чем можно ждать от него в другой ситуации. Я
взбунтовался, не в силах больше быть только объектом охоты.
Инстинкт защиты жилища заставил меня развернуться и выхватить
кинжал, который я изо всех сил вонзил в грудь бабуину,
фактически пригвоздив его к скале, -- острие клинка почти на
дюйм вошло в рыхлый песчаник.
Этот случай доказал мне не только отличное качество стали
моего клинка, но и то, что мои собственные мышцы стали намного
сильнее. Я, привыкший быть среди самых сильных на Земле, здесь,
на диком Альмарике, оказался слабаком. Но у меня был разум и
способность учиться и тренировать свое тело. Постепенно я стал
заново обретать уверенность в себе.
Для того, чтобы выжить, я должен был окрепнуть и
закалиться. Так и произошло: моя кожа, выдубленная солнцем и
ветром, стала менее чувствительной к холоду, жаре и боли. Мышцы
стали больше и эластичнее. В общем, я стал настолько силен и
вынослив, насколько не становился уже многие поколения ни один
житель Земли.
Незадолго до моего поспешного перемещения на Альмарик один
из известных экспертов по физической культуре назвал меня
идеально подходящим для жизни в дикой природе. Так вот, этот
эксперт и понятия не имел о том, что говорил. Впрочем, и я
тоже. Сравнить меня сейчас с тем, кого обследовал тот ученый,
-- так я был просто изнеженным хлюпиком и размазней.
А теперь я больше не синел от холода по ночам; острые
камни не ранили мне подошвы при ходьбе и лазании. Я мог с
легкостью обезьяны карабкаться по отвесным скалам, мог часами
бежать без передышки, а на коротких дистанциях перегнать меня
могла бы, пожалуй, только скаковая лошадь. Раны, единственным
лечением для которых была ледяная вода, заживали сами собой.
Все это я рассказываю лишь для того, чтобы показать, какой
тип человека формируется в дикой природе. Если бы она не
выковала из меня существо из стали и дубленой кожи, я ни за что
не смог бы уцелеть в кровавой схватке, которая называется
жизнью на этой планете.
С ощущением собственной силы ко мне постепенно вернулась и
уверенность. Я крепко стоял на ногах и уже с некоторым
