презрением поглядывал на своих соседей -- жестоких, но
неразумных тварей. Я больше не убегал, сломя голову, от
одинокого бабуина. Наоборот, с этими зверюгами у меня была
настоящая война, будто основанная на кровной вражде. Я
относился к ним так, как к людям-врагам на Земле. Ведь они
поедали те самые орехи, которые я ел сам.
Очень скоро бабуины перестали преследовать меня, загоняя в
мое убежище. Настал день, когда я один на один встретился с
вожаком их стаи. Косматая тварь выскочила на меня из-за кустов,
сверкая полными ненависти глазами. Отступать было поздно, и,
увернувшись от нацеливавшихся разорвать мое горло рук, я вонзил
кинжал в самое сердце противника.
Но частенько в долину заглядывали и другие звери,
встречаться с которыми я не хотел бы ни при каких
обстоятельствах: гиены, саблезубые леопарды -- больше и
тяжелее, чем земные тигры, и к тому же более кровожадные;
огромные, похожие на лося звери с крокодильими челюстями;
гигантские вепри, покрытые толстым слоем свалявшейся щетины,
которую, казалось, было бы не пробить и самому острому мечу.
Встречались и другие чудовища, появлявшиеся только по ночам; их
мне рассмотреть подробно не удалось. В основном они двигались
почти бесшумно, лишь изредка издавая низкий вой или глухое
уханье. Неизвестное всегда пугает, поэтому ночные чудовища
казались мне более огромными и опасными, чем те, с которыми я
встречался при свете дня.
Я помню, как однажды проснулся в своем убежище на скале от
ощущения того, что ночь погрузилась в напряженную тишину. Луна
уже зашла, и долина лежала в полной темноте. Ни вопли бабуинов,
ни похоронный вой гиен не нарушали зловещее молчание. По долине
двигалось что-то. Я слышал лишь шелестение травы, отмечавшее
движение какого-то огромного тела, но в темноте перед моими
глазами прошла лишь неясная гигантская тень -- нечто,
неестественно большее в длину, чем в ширину. Это неизвестное
существо скрылось за скальной грядой, и через несколько минут
словно вздох облегчения пронесся над долиной. Ночь снова
наполнилась привычными звуками, и я уснул, неясно осознавая,
что лишь случай спас меня и многих обитателей долины от
неведомого и наверняка опасного чудовища.
Я уже рассказывал, что соперничал с бабуинами в поисках
съедобных орехов. Вскоре мне пришлось покинуть долину, чтобы
найти пропитание. Я забирался на вершины холмов и спускался по
их склонам, перелезал через скалы и пересекал ущелья. Об этих
неделях я расскажу очень коротко. Я голодал и объедался до
отвала, убегал от хищников и защищал свою жизнь в кровавых
схватках, -- в общем, я жил обычной, полной опасностей жизнью
странствующего дикаря.
Я был один, без себе подобных, без книг, одежды, без
всего, что составляет цивилизованную жизнь. С точки зрения так
называемого культурного человека, моя жизнь была жалким
прозябанием. Но я так не считаю. Я самореализовывался в этом
существовании, рос и совершенствовался. Я уверен, что истинная
сущность человеческой жизни -- это борьба против враждебных сил
природы, а все остальное -- лишь иллюзии, не имеющие реального
значения.
Мою жизнь наполняли события и приключения, заставляющие
работать с полной отдачей мозг и тело. Просыпаясь утром, я
знал, что увижу закат только благодаря собственной силе,
выносливости и храбрости. Я научился понимать каждый шорох,
каждую тень, каждый след. Со всех сторон мне грозила смерть --
в тысячах проявлений. Даже во сне я не мог ослабить
бдительность. Закрывая глаза на закате, я не был уверен, что
открою их живым и невредимым утром. Я все время был начеку. Эта
фраза значит куда больше, чем кажется на первый взгляд. Ведь
обычно внимание цивилизованного человека рассеяно. Его
отвлекают тысячи вещей. Он даже не понимает, как многим ему
пришлось пожертвовать, борясь за развитие своего интеллекта.
Я понял, что я тоже был сыном своего времени, и мне
пришлось заново переделывать себя, перестраивать сознание,
учиться концентрировать внимание. И вот теперь я наконец стал
по-настоящему живым: от ногтей до кончиков волос я был напряжен
и готов к действию. Каждый мускул, каждая вена, каждая клетка
-- все мое тело пело, вибрировало, пульсировало жизненной
силой. Почти все мое время и силы уходили на то, чтобы добыть
пропитание и спасти свою шкуру, поэтому мне было не до
комплексов и долгих размышлений на философские темы. А тем
особо сложно устроенным умникам, которые посчитают такое
понимание слишком упрощенным, я позволю напомнить, что легко
рассуждать о сложных материях, когда о твоем пропитании и
безопасности позаботились другое. Да, моя жизнь и раньше была
не слишком усложнена, а теперь она и вовсе упростилась. Я жил
лишь одним днем, не задумываясь о прошлом и будущем.
Всю мою жизнь мне приходилось обуздывать инстинкты,
усмирять бьющую через край энергию. Теперь же я был свободен,
свободен использовать все свои силы в не ограниченной никакими
правилами борьбе за существование, и я знал, что о такой
свободе другие не могут и мечтать.
В моих странствиях -- с тех пор, как я покинул долину, --
я прошел огромное расстояние. И за все это время я не встретил
никаких следов деятельности человека или человекоподобных
существ.
x x x
В один из дней, когда я, поднявшись на вершину очередного
холма, оглядывал окрестности, мой взгляд неожиданно наткнулся
на фигуру человека. Встреча была абсолютно неожиданной.
Впрочем, замеченному мной чернокожему созданию, похожему на уже
виденного мной обитателя Альмарика, было не до меня.
У подножия холма, на поляне, густо поросшей травой,
человек вступил в неравную схватку с саблезубым леопардом.
Исход боя был мне ясен с самого начала: ни один человек не
может противостоять гигантской кровожадной кошке.
И все же в воздухе мелькнул занесенный кинжал, описав дугу
между зверем и его добычей. Судя по крови, заливающей шкуру
леопарда, это был не первый удар стального клинка. Но было
ясно, что долго человек не выдержит, в любой момент схватка
могла окончиться его гибелью.
Еще не успев додумать до конца эту мысль, я уже несся вниз
по склону. Разумеется, я не был ничем обязан тому человеку, но
его отчаянная храбрость затронула какие-то чувствительные
струны в глубине моей огрубевшей души. Я не стал кричать, а
молча бросился на гигантскую кошку со спины. В тот момент,
когда человек выронил свой клинок и упал под натиском зверя, я
нанес леопарду сильнейший удар кинжалом между лопаток.
С диким ревом зверь отпустил жертву и покатился по траве,
царапая землю когтистыми лапами, заливая все вокруг кровью,
фонтаном бьющей из раны.
Зрелище было не для слабонервных; я с облегчением
вздохнул, когда леопард наконец вздрогнул в последний раз и
затих.
Я повернулся к лежащему человеку, не особо рассчитывая
найти его живым. Прежде, чем нанести леопарду удар, я увидел,
как огромные клыки зверя сомкнулись на горле упавшей жертвы.
Человек лежал в луже крови, вытекшей из чудовищной раны на
шее. Под содранной кожей виднелась пульсирующая, но не
поврежденная артерия. Когти леопарда не менее жестоко прошлись
по животу человека -- через рваные края раны виднелись
разодранные внутренности и надломленная кость. К моему
изумлению, человек был не только жив, но и оставался в
сознании. Но прямо на моих глазах жизнь покидала его, гася
огонь в глазах.
Я кое-как перевязал раны его разорванной на полосы одеждой
и вновь посмотрел бедняге в лицо. Несомненно, он умирал,
несмотря на невероятную живучесть и волю к жизни, которые, как
я уже имел удовольствие узнать, были свойственны людям его
расы. Да, этот человек был явно из того же народа, что и тот, с
которым я подрался в первый же день пребывания на Альмарике.
Стоило мне лишь на минуту отвлечься и предаться
воспоминаниям, как я чуть не поплатился за это жизнью: что-то
со свистом пронеслось мимо моего уха и вонзилось в склон холма
за моей спиной. Обернувшись, я увидел длинную стрелу, торчащую
из земли. В тот же миг до моих ушей донеслись громкие крики.
Оглядевшись, я увидел, что ко мне со всех ног несутся с
полдюжины волосатых людей, на ходу прилаживая стрелы к лукам.
Инстинктивно меняя направление, я зигзагами понесся прочь.
Свист стрел над головой изрядно помог мне набрать нужную
скорость. Добравшись до спасительной стены зарослей, я не
остановился, а полез вглубь, царапаясь о шипы и обдирая локти и
колени. Этот случай окончательно убедил меня в том, что люди на
Альмарике столь же враждебны и опасны, сколь и звери, и что мне
лучше всячески избегать втреч с ними.
Вдруг мой гнев и злость уступили место другому чувству --
глубокому изумлению. Вспоминая бежавших ко мне людей, я явно
слышал их крики на чистом английском. Кроме того, мой язык
понимал и говорил на нем мой первый противник. Тщетно я пытался
найти ответ на этот вопрос. За время пребывания на Альмарике я
сумел уяснить для себя, что все местные вещи и живые существа,
чем-то напоминающие земные, имеют куда больше различий, чем
общих черт с ними. Невозможным казалось предположить, что
эволюция на столь разных планетах привела к созданию абсолютно
одинакового языка. Но и не верить своим ушам я не мог.
Выругавшись, я решил не тратить время на бессмысленное
обдумывание проблемы, которую я пока что не мог решить.
Быть может, именно это происшествие, эта встреча пусть с
враждебными, но людьми, заставила меня изрядно погрустнеть. Мне
захотелось попасть в общество себе подобных, а не бродить в
одиночестве по холмам и долинам, населенным одними кровожадными
хищниками. Вскоре передо мной расстелилась до самого горизонта
бескрайняя равнина. И хотя я не надеялся встретить на ней
доброжелательных человекоподобных, я все же решил попытать
счастья и пойти вперед, не зная, какие новые опасности ждут
меня на открытой местности.
Прежде, чем покинуть холмы, я, повинуясь неясному
внутреннему требованию, сбрил острым, как бритва, кинжалом
изрядно выросшую бороду и подравнял гриву волос на голове. Не
знаю, зачем я это сделал; быть может, повинуясь инстинкту,
человек, отправляясь в новые места, старается привести себя в
порядок, чтобы "лучше выглядеть".
x x x
На следующее утро я ступил на бескрайнюю равнину,
простиравшуюся до горизонта на юг и восток. В первый же день я
прошел немалое расстояние без каких бы то ни было происшествий.
По пути я пересек несколько небольших рек, трава вокруг которых
поднималась выше моей головы. В этих густых зарослях я слышал
шаги и дыхание каких-то больших животных, которых я с
превеликой осторожностью старался обходить стороной.
Над речками сновали взад-вперед птицы всевозможных цветов
и размеров. Одни молча проносились над моей головой, другие
издавали пронзительные крики, вонзаясь в воду, чтобы схватить
какую-нибудь рыбешку.
Дальше на равнине я увидел стада животных, похожих на
некрупных оленей, а кроме того, мне на глаза попались
совершенно невероятные создания: что-то, напоминающее свинью с
необыкновенно толстым животом и длинными тонкими ногами,
передвигающееся неровными скачками, словно кенгуру. Это зрелище
меня от души позабавило, и я рассмеялся, заметив, что это
случилось впервые после моего появления на этой планете, если
не считать коротких удовлетворенных смешков над трупом
